Один из Одиннадцатион назвал себя Девятымспросил о газолине и о том, где его можно найти.
Он не бывает таким в естественном состоянии, уведомил я его.
Каким он бывать в естественном состоянии? раздался лишенный каких-либо эмоций вопрос.
Трудно сказать.
Ты возвращаться в Кенд-Амрид и показывать. У нас есть много жидкостей, которые мы хранить из старых находок.
Он несомненно подразумевал, что они отыскали и другие вещи, оставленные шивами, и сохранили их.
Теперь уже меня разобрало любопытство, и я не желал упускать шанс посмотреть эти, упомянутые Девятым, «жидкости». Я согласился вернуться.
Оставив на корабле Хул Хаджи, я возвратился со всеми Одиннадцатью в их лаборатории, расположенные как раз позади Центрального места. При дневном свете следы чумы виднелись повсюду. По улицам скрипели телеги, нагруженные трупами. Я ожидал увидеть признаки горя на лицах оставшихся в живых, но такого почти не было. Тирания Одиннадцати не позволяла таких неэффективных эмоций как горе или радость. Я понял, что признаки эмоций рассматривались как указания на то, что человек «безумен», либо что чума заразила еще одну жертву.
От подобных мыслей я содрогнулся больше, нежели от всего, увиденного и услышанного раньше.
Одиннадцать показали мне все химикалии, открытые ими в развалинах шивских городов, но я сказал им, что ни один не имел ничего общего с бензином, хотя и солгал.
Они попросили меня оставить им немного газолина, и я согласился.
Однако, я собирался сделать так, что он не сработает, когда они испробуют его.
Я отказался возвращаться обратно на их страшных носилках, поэтому мы вернулись так же, как пришли.
Хотя Одиннадцать и не подали виду, это казалось им неприятным, и потом я понял, почему. В конце улицы, по которой мы шли, из дома вышел человек и направился, спотыкаясь, к нам.
На губах у него пузырилась кровавая пена, а от шеи до носа расползалась по лицу зеленоватая клякса. Одна рука казалась парализованной и бесполезной, другая болталась так, словно он пытался сохранить равновесие. Он увидел нас, и из его рта вырвался неразборчивый крик. Глаза его были лихорадочно-яркими и блестели ненавистью.
Приблизившись к Одиннадцати, он закричал:
Что вы наделали! Что вы наделали!
Одиннадцать все, как один, повернулись, оставив меня одного лицом к лицу с пораженным чумой несчастным.
Но он проигнорировал меня и кинулся за ними.
Что вы наделали! снова пронзительно крикнул он.
Слова ничего не значат. Нельзя отвечать, сказал Девятый.
Вы виноваты! Вы выпустили чуму! Вы навязали нам это нечестивое правительство! Почему столь немногие понимают это?
Неэффективный, раздался холодный мертвый голос Шестого.
Затем из тех же дверей выбежала девушка. Она была хорошенькая, лет восемнадцати, и одета в нормальную марсианскую одеждукоротенькую тогу.
Ее каштановые волосы растрепались, а по лицу струились слезы.
Отец! закричала она, бросаясь к несчастному.
Уйди, Ала Мара! крикнул он. Уйди, мне предстоит умереть. Дай мне воспользоваться оставшейся во мне малостью жизни, чтобы выступить против этих тиранов. Дай мне попробовать заставить их почувствовать что-то человеческоедаже если это будет всего лишь ненависть!
Нет, отец! девушка потянула было его за руку.
Я заговорил с ней:
Я сочувствую вам обоим, сказал я. Но подождите еще немного.
Может быть, я сумею вам помочь.
Один из Одиннадцатипо-моему, он называл себя Третьимповернулся.
В руке у него было оружие шивов. Даже не моргнув глазом, он нажал на курок. Оружие это действует только на коротком расстоянииа тут стреляли почти в упор. Человек со стоном упал.
Девушка издала громкий вскрик и принялась молотить Третьего по груди кулачками.
Вы убили его. Вы могли, по крайней мере, оставить ему ту малость жизни, что у него осталось! с ненавистью рыдала она.
Неэффективный, произнес Третий. Ты тоже неэффективный, и он начал поднимать пистолет.
Я не смог это вытерпеть.
С безмолвным криком я прыгнул на него, вышиб из руки пистолет и обхватил девушку за талию.
Я ничего не сказал.
Он ничего не сказал.
Мы просто стояли молча, рассматривая друг друга, когда повернулись десять других членов Совета.
Я выхватил свободной рукой меч.
Мертвый человексамый неэффективный из всех возможных, высказался я. И я могу сделать такими нескольких из вас, если вы сделаете хоть один шаг.
Девушка теперь плакала от реакции на случившееся, и я от всего сердца жалел ее теперь даже больше, чем раньше.
Не беспокойся, Ала Мара, сказал я, вспомнив имя, названное ее покойным отцом. Они не причинят тебе вреда.
Один из Одиннадцати, находившийся дальше всех от меня, поднес к губам свисток, игнорируя мою угрозу. Его звук пронзил воздух, и я понял, что свисток предназначен для вызова стражи.
Закинув девушку на плечо, я кинулся по улице. Я знал, что воротаза следующим поворотом, и что если я смогу достаточно быстро создать дистанцию между собой и Одиннадцатью, то их стража не причинит мне вреда.
Задыхаясь, я свернул за угол и бросился к раскрытым воротам.
Когда я пробежал через ворота, ко мне бросились стражники, и я молился, чтобы мне удалось добраться до поджидавшего корабля прежде, чем все будет потеряно.
Хул Хаджи, должно быть, увидел, что меня преследуют стражники, потому что он вдруг появился у входа в гондолу воздушного корабля. Я швырнул ему девушку и повернулся как раз, чтобы отбить удары мечей первых двух человек.
С оружием они обращались неумело, и сперва я защищался легко. Но вскоре в бой вступили и другие, и мне пришлось бы туго, не окажись со мной рядом массивная фигура Хул Хаджи.
Вместе мы удерживали их, пока несколько не оказались на земле убитыми или ранеными.
Поднимайся на борт корабля, бросил мне вполголоса Хул Хаджи. Я тотчас же присоединюсь к тебе.
Все еще сражаясь, я сумел забраться в гондолу.
Хул Хаджи сделал один последний выпад, убивший стражника, и в возникшем в эту секунду затишье, прыгнул в гондолу.
Я стоял наготове у двери и тут же захлопнул ее. Предоставив Хул Хаджи запирать ее, я проскочил мимо все еще испуганной девушки и уселся за пульт управления кораблем.
Прошло всего несколько мгновений, и моторы мощно взревели, оживая. Я освободил якорные канаты, и вскоре мы поднимались в воздух.
Что теперь? спросил Хул Хаджи, мельком взглянув на девушку и усевшись в специально изготовленное для него кресло.
У меня есть сильное искушение сейчас же вернуться в Варналь, сказал я. Но вероятно, будет лучше всего сразу же отправиться к подземельям якша и посмотреть, не сможем ли мы найти машину для исцеления чумы. Еще лучше было бы, если бы нам удалось вступить в контакт с шивами.
Шивы редко вступают в контакты с нами, напомнил мне Хул Хаджи.
Но если бы они узнали!
Наверное, они знают.
Ладно, сказал я. Мы летим к подземельям якша. Наверное, там мы найдем средство вступить в контакт с шивами.
А что насчет девушки? спросил Хул Хаджи.
Ничего не остается, кроме как взять ее с собой, решил я. В конце концов, помогая ей в первый раз, я возложил на себя ответственность за ее дальнейшую судьбу.
И на меня, друг мой, улыбнулся Хул Хаджи, пожав мне плечи своей рукой.
Позади нас Ала Мара слабо проговорила:
Спасибо вам, незнакомцы. Если я буду вам чем-то мешать, высадите меня, где хотите. Вы сделали достаточно.
Чепуха! ответил я, устанавливая курс на север к подземельям якша.
Мне хочется в конце этого приключения вернуть тебя обратно в Кенд-Амрид.
Кроме того, у нас есть основания надеяться, что мы получим средства для уничтожения всех царящих там бед.
Наверное, тронутая этим, и явно вспомнив смерть отца, девушка снова принялась рыдать. Я обнаружил, что мне трудно не обращать внимания на ее эмоции, и прошло долгое время прежде, чем я смог подумать о способе, которым я рассчитывал найти машину, способную исцелить чуму, исходя из предположения, что она существовала в подземельях якша.
Пройдет еще несколько дней прежде, чем мы доберемся до своей цели. За это время я должен научить себя действовать и мыслить хладнокровно.
Я, конечно, не знал тогда, что ждало меня впереди. Если бы знал, то скорее всего, вернулся бы в Варналь.