Не плачь, говорю ласково, сестрица, как-нибудь все уладится, буду я вас навещать, будете вы ко мне приезжать.
Поцеловались мы, повернула я кольцо изумрудом наверхда и очутилась у терема золотого в царстве подземном.
Гляжу вокруга погоды-то гневаются, небо тучами черными покрылось, ветер северный по земле бежит, ржут лошадки жалобно, псы воют тоскливо. Отворилась дверь, вышла на крыльцо Авдотья Семеновнапохудевшая, побледневшая.
Ить вернулась никак? говорит радостно. Что забыла-то тут, девка глупая?
Долг забыла отдать, отвечаю, принимайте обратно на хозяйство, Авдотья-матушка. А не слышно ли чего о дружине нашей?
Авдотья глаза щепотью вытерла, за щеки схватилась.
Да уж три луны, считай, прошло, как уехали. И ни слуха о них, ни весточки. Только зореньки встают кровавые, да идут холода с северов лютые.
Это что же, удивилась я, три месяца меня не было?
Ровно три, кивнула повариха, и три денечка сверху. Давно уж вернуться должны были с победою. А раз нет ихзнать, беда случилась!
Я застыла, горло сжала ладонью.
А как найти это царство Хель? спрашиваю.
Что его искать, детонька, грустно ответила повариха, вот откуда тучи снежные идут, там и Хель лежит ледяной, мраком укрытый.
Я мешки с дарами на землю побросала, постучала сапожками о землю, порылась в мешке, взяла тулупчик меховой да шапку с рукавицами.
Я пойду, говорю, царя нашего выручать.
Да куда ж ты пойдешь, деточка? ахнула Авдотья. Потеряешься, а не потеряешьсязамерзнешь, а не замерзнешьтак съедят тебя.
Ну и пусть, отвечаю упрямо. А только пока своими глазами его могилу не увижу, не успокоюсь.
Покачала головой повариха, дала с собой в дорогу яблок румяных и пирожков горячих, сала соленого да хлеба сушеного. Прыгнула я на коня верхом и поскакала навстречу тучам черным.
Долго я ехала, дни как камушки из-под копыт пролетали. Днем коня вскачь пускала, ночью под брюхом его ночевала, чтобы теплее было. Чем дальше, тем холоднееуже и снег землю укрыл, поля с пшеницей заморозил, яблоки на яблонях почерневшие висят.
Много дней прошлои доехала я до ворот ледяных меж двух гор высоких. Спешилась, гляжуа у ворот тех вся дружина Кащеева в лед вмороженная вместе с жеребцами стоит. Начала я метаться, Полоза искатьнет царя среди ледяных статуй, нет и его могилы.
Я коня отпустила, ночи дождалась, пошла к воротам тем огромным. Нашла трещинку во льду, внутрь проскользнула и обомлела. Горит во тьме прямо у ворот костер огромный, а у костра спинами ко мне сидят три великана ростом выше деревьев, похлебку варят и хвалятся.
Завтра, говорит один, будет наш повелитель Кащея пытать, голову ему отсекать. А потом пойдем мы войною на царство Медное.
А почему, ревет другой, до сих пор его не убили, зачем хранили?
Знает он, отвечает третий, слово заветное, заклинание могущественное, произнесешьи будут служить тебе духи земные и небесные, и не будет никого в трех мирах сильнее. Повелитель его голодом и холодом пытал, плетью полосовал, железом каленым жег, а не сказал Кащей ничего. Вот господин терпение и потерял, казнить будет врагам в назидание да чтоб слово заветное никому другому не досталось.
Я послушала, слезы сдерживая. Главноежив, а дальше справимся! Мышкой вдоль ворот к горе проскользнула, в темноту, и побежала вперед, сквозь пургу, к огромному дворцу, вдалеке виднеющемуся. Свет шел от того дворца белый, будто кто зачаровал его.
Долго я бежала. Ветром меня секло, градом било, замерзла я, усталано успела к утру.
Посреди ледяной пустыни возвышался дворец повелителя страны Хель, как глыба слюдяная, прозрачная, ни окон, ни дверей в немодни ворота в стене. Ворота те великаны охраняют, от них через ров мост перекинут, а во рву вокруг дворца река ледяная течет.
Спустилась я к реке, пробралась под мост, и пошла тихонько на ту сторону, стараясь снегом не хрустеть. Побрела вокруг дворцавдруг есть где щелочка? Увидела решетку морозную, протиснулась сквозь нее и попала в трубу водную, помоями замерзшими облепленную. Вышла я по ней на кухню тихую, прокралась во дворкрай неба уже занимается, а во дворе ледяного дворца палач топор точит, колоду мочит.
Снова мышкой тихой прошуршала вдоль стеночкиво все двери заглядываюспят за дверями великаны страшные, от храпа стены сотрясаются.
Нашла я темницу темнуюу входа людоед сидит, дремлет. На цыпочках внутрь прокралась, иду мимо темниц, вглядываюсь. Вижустоит у стены за решеткой Кащей Чудинович, голову опустив, весь изрезанный-иссеченный, живого места на нем нет.
Кащеюшка, позвала я шепотом, за решетку схватившись. Не откликнулся он, словно мертвый на кандалах висит.
Всхлипнула я тут и заплакала горько. Плачу, к решетке прижавшись, зову егои дрогнули под руками моими прутья, посыпались. Слезы мои горячие решетку растопили.
Я шагнула внутрь, прижалась к Полозуледяной он, вот-вот душа из тела упорхнет. Только жилка на шее едва заметно бьется. Подергала кандалыиз мерзлого они железа, слезами не растопишь.
Кащеюшка, зову и плачу, проснись, помоги! Как мне спасти тебя, как выручить? Слышу я уже шаги палача твоего. Проснись, друг мой милый, не дай нам пропасть! Проснись же!
Дрогнули веки. Открыл Кащей глаза потухшие, больные, посмотрел на меня и губами разбитыми шепчет:
Откуда, белочка? То ли сон мне снится чудесный, то ли морок напоследок повелитель холода навел.
Да я это, змей ты неверующий, всхлипываю, лицо его дыханием согреваю. Шире глаза он распахнул, застонал от бессилия.
Ты зачем пришла, глупая? сипит. И меня не спасешь, и себя погубишь. Беги! Меня-то хитростью поймали, приковали, а ты еще спастись можешь!
А я тулупчик снимаю, кофту пуховую стягиваю, на него надеваю, подол сарафана рву, ноги ему обматываю. Приложила к груди ухосердце бьется медленно, того и гляди, остановится. Подняла я с пола камень тяжелый, к кандалам примерилась.
Потерпи, прошу, немножко, Кащей Чудинович, сейчас сломаю я кандалы и тебя вытащу.
А он усмехнулся, глаза закатил и повис на цепях бездыханным. Я его схватила, к себе прижала, рыдаюслезами заливаюсь!
Не оставь меня, друг мой возлюбленный, кем хочешь тебе буду, хоть служанкою, хоть чернавкою, хоть девкой постельною, только не умирай!
Потянулась к нему и поцеловала в губы сухие, холодные, обняла крепконе отпущу!
Вот уже и в коридоре шаги великаньи раздались. А губы царские под моими потеплели, улыбнулисьи открыл Кащей глазаживые, янтарем горят.
Ох ты белка, говорит, беспокойная, помереть спокойно и то не даешь. Придется тебя отсюда спасать, беда моя.
Аленой меня зовут, отвечаю сердито.
А он руками тряхнули полетели на пол кандалы, ладонями двинули на глазах раны его страшные закрылись. Прислушалсясовсем близко шаги людоедовы.
Посиди тут, Аленушка, просит ласково, хоть какой-то десяток минут. Негоже тебе видеть то, что я делать сейчас буду.
Посижу, говорю послушно, ты только возвращайся.
Усмехнулся он весело, схватил меня, поцеловал крепко и ушел из темницы. Только я и успела увидеть, как в руке его меч кривой, огнем полыхающий, появился.
И услышала я грохот в коридорено не выглянула, страшно мне. Еще шумнее сталозаходил дворец ходуном. А я гляжупо полу коридора кровь синяя потоком бежит. Убил Кащей палача.
Раздался со двора звук сталкивающейся сталия к окошку приникла и увидела, как Кащей, став роста великого, с огромным великаном сражается. Силен король Хель, да Полоз сильнеемечом машет, ветром вьется, от ударов уклоняется, а то и змеем гигантским обращается, начинает людоеда душить. Только бросились на него со всех сторон великаны, и я от страха от окна отпрянула, кулак закусиластрашно смотреть, как его там убивают.
Но затрещал дворец, плеснуло в окно темницы огнеми заревели людоеды, прося пощады. А я сижу, мужчину с боя ждуобещала ведь.
Уж все трещинами пошло, начал дворец таять, водой меня заливать ледяной, а я сижу упрямо и жду его.
И тут дворец рассыпаться началя глаза-то от страха прикрыла, но с места не двинуласьи подхватили меня руки крепкие, вихрем наружу вынесли. Очутились мы у ворот ледяных меж двух горперед нами дружина замороженная, а за спинами нашими ледяное царство грохочет и тает, огнем полыхает, тучи черные над нами рассеиваются.