Для Велеса монитор, клавиатура и датчики были самыми ненавистными на земле вещами. Дополнительной причиной, по которой он стал сопровождать на острова ссыльных, была та, что под прозрачным куполом подобное не водилось. В число прочих ограничений для осужденных за убийство входил запрет на посещение виртуальных пространств (что объяснялось заботой о душах преступников: искренне раскаяться в содеянном можно лишь трудясь или рефлексируя, но никак не развлекаясь в нарисованных мирах).
Будь Велес покрепче здоровьем и пошире в плечах, он подался бы в путешественники, спелеологи, астронавты. Но слабая конституция и болезни, одолевавшие в детстве и юности, поставили крест на любых мечтах, окрашенных в романтические и мужественные тона. Не имея возможности пересекать океан в одиночку на резиновой лодке, пританцовывать над жерлом просыпающегося вулкана или обшаривать закоулки пещер в поисках доисторических чудовищ, Велес стал жить людьми. Новыми, как бесчисленные уголки земли и космоса, интересными, как они же, и опасными, хоть и не смертельно.
Конечно, ссылаемые на острова представляли собой своеобразный людской контингент. Своеобразный, но не однообразный, ни в коем случае! Разброс характеров, темпераментов и лиц в этой среде был похлеще, чем, скажем, на какой-нибудь богемной тусовке. Не говоря о том, что страсти кипели здесь не в пример искреннее и интенсивнее.
Злосчастное здоровье, точнее, его недостаток, напоминало о себе и в этих, относительно комфортных условиях. (Если, конечно, считать комфортом жизнь в палатках и временных обиталищах из бревен и земляных кирпичей.) Когда напоминания учащались, Велес не мог не думать о том, что в будущем, и уже недалеком, придется сменить образ жизни: обитать размеренно и спокойно, уходя каждое утро на службу и возвращаясь всегда в одну и ту же квартиру, к одной и той же жене. (А если жены не окажетсяк телевизору.) Мысли приводили к тоскливому содроганию, и он спешил перевести их быстренько на другое.
Непосредственный помощник и заместитель начальника, Матин, был персоной противоположного склада. Тридцати восьми лет от роду, с суховатой и скучной внешностью школьного учителя, он участвовал в экспедиции подобного рода впервые. По профессии он был врачом, но с гораздо большей охотой брался за дела, не связанные с людьми и их болезнями: шуршал бумагами, составлял всевозможные описи, отчеты, правила внутреннего распорядка. Его добросовестность и аккуратность не знали пределов, и Велес беззастенчиво эксплуатировал их, перекладывая на плечи помощника бумажную волокиту, которую, согласно служебным инструкциям, должен был выполнять сам.
На острове Матин явно томился, чувствовал себя не в своей тарелке. Свою изначальную работу исполнял без души, поскольку, как подозревал Велес, ощущал ее не столько врачебной, сколько ветеринарной. («Способные убить мыслящее существо, во всем подобное тебе, не люди» такова была одна из его максим, не раз озвученная.) Ворох бумаг, съедавший почти всё время, служил отдушиной.
Матин был достаточно умен и покладист. Он прилежно пытался сработаться с начальником, прилежно, но малоуспешно, так как не мог привыкнуть к алогичности и небрежной раскованности его поступков, решений, да и самого облика.
Участием в экспедиции Матин был обязан жене, точнее, ее потребности в риске и острых ощущениях. Лиаверис вполне искренне полагала, что на острове, населенном сотней убийц, на каждом шагу будет подстерегать опасность, и, экзальтированно встряхивая головой, клялась пройти через всё, поскольку человек в своей жизни должен испытать «максимум мыслимого и немыслимого». По специальности она была психологом, и Велесу следовало прислушиваться к ее выводам, кто из осужденных лидер, кто отвергаемый, кто «пассивная протоплазма» и в ком врожденная агрессивность превышает всякие нормы. И он добросовестно слушал, хотя кроме банальной, известной всему лагерю информации, не получал ничего.
Работой своей, в отличие от мужа, Лиаверис была увлечена безоглядно. Она иссушала усталых, вкалывающих весь день физически островитян бесконечными тестами, кокетничала со всеми мужчинами моложе шестидесяти пяти и следила за собой по нескольку часов ежедневно, меняя наряды и экспериментируя с макияжем.
Чем занималась Арша, никто толком не мог понять. В штате экспедиции она числилась как ботаник и климатолог, но ее можно было увидеть и разбивающей садик, по-особому компактный и плодоносный, и азартно месящей грязь для земляных кирпичей, и обстоятельно консультирующей группу мужчин, задумавших поставить ветряной движок на самой высокой и продуваемой точке острова. Список ее познаний и навыков был нескончаем.
Арша была интересной женщиной: не уставшей, несмотря на сорок с чем-то лет, ироничной, обладавшей способностью пьянеть ни с того ни с сегоот одной сигареты, от чая, от разговора, становясь при этом безудержно-взбалмошной и неожиданной. К своей внешности относилась наплевательски, равно как к «тряпкам» и «этикету», но это отчего-то вызывало симпатию. Правда, не у всех. Острый и неуемный язык, зачастую балансирующий на грани безобидного юмора и ядовитой насмешки, действовал двояким образом: одних притягивал, других отторгал, пугая и раздражая.
Как и супруги, на остров она приехала в первый раз, до этого, впрочем, изрядно поколесив по свету. Мужа не имела. Был сын-подросток, разговоров о котором она избегала.
Пятый и последний член экспедиции, Будр, самый старший по возрасту, исполнял обязанности завхоза. Он отличался густой бородой песочного цвета и нелюдимостью. Но угрюмым не был, напротив, рядом с ним отчего-то дышалось свободнее, говорилось раскованнее, пелосьмелодичнее и чище. Казалось, он распространял вокруг себя непонятное, теплое и искристо-зеленое поле.
Работу свою Будр выполнял походя, почти не тратя на нее времени и сил (благо добровольных помощников хватало), а большую часть дня бродил в лесу или уплывал на лодке к какой-нибудь одинокой скале. Дожив до преклонных лет, он не завел ни жены, ни детей, ни постоянного дома.
Маленькая группа жила и трудилась без особых проблем и конфликтов. Велес практически не пользовался своей властью, никому не надоедал, ни на кого не давил, предоставляя каждому проводить время по собственному усмотрению. Несмотря на столь анархичный стиль руководства, работа продвигалась легко и споро.
Было построено несколько временных хижин, в которых ссыльные жили по два-три человека, и заложены фундаменты постоянных коттеджей из сосновых бревен, обкатанных морем валунов и земляных кирпичей. Был разбит огород и садик (в котором, по утверждению Арши, работать придется в три раза меньше, чем в обычном, урожаи же будут во столько же раз обильней). Несколько новеньких лодок покачивались в волнах прибоя. Шесть пар овец, привезенных с собой, успели размножиться и образовать небольшое стадо, сразу придавшее каменистым холмам идилличность и сельскую теплоту.
Львиная доля того, что входило в функции организаторов, была выполнена. Через несколько дней всем пятерым предстояло погрузиться в вертолет и отправиться домой, на большую землю.
Перед отлетом начальник группы должен был выбрать из сотни лагерников одного, чтобы наделить «оберегом» и «био-бластером». То было единственным подобием социальной власти, которой удостаивались ссыльные. Врач производил небольшую операцию, после которой новоявленный правитель острова обретал пожизненную безнаказанность и неуязвимость.
Окончания работы организаторов островитяне ждали с нарастающим волнением и тоской. Все знали, что, как только отшумят лопасти вертолета и опустится прозрачный купол, лагерь перестанет быть прежним лагерем, а во что он превратится, зависит от того, кому достанется власть. Чем ближе был последний день, тем острее и жарче крутился в головах людей этот кровный вопрос.
Велес покуда хранил молчание. Он пресекал разговоры на жгучую тему или отшучивался. Никого из этой публики, говоря откровенно, не хотелось бы ему выделять особо. Но оставить остров без власти еще хуже. Надо постараться и спросить свое сердце, и раскинуть мозгами, и выбрать. Поставить над горсткой изгоев одного, по возможности разумного и не злого. Надо постараться, чтобы будущая их жизнь хоть отдаленно напоминала людскую. Это в какой-то степени в его власти, слава богу.