Нервы Зохара были напряжены до крайности, чего Диего никогда раньше не замечал за своим обычно беззаботным другом.
Что нам делать, ну что нам делать? Говорю тебе, она скоро умрет. У нее не хватит сил, чтобы забросить это зелье. У нее уже руки плохо действуют
Успокойся, да успокойся же!
Диего подхлестнул свою сообразительность и был вознагражден появлением последней отчаянной надежды. Он содрогнулся при мысли о том, что собирался предложить, ему было почти нехорошо от стыда, но в споре двух противоположных полюсов понятия о долге решающую роль сыграло жалобное выражение лица Зохара.
Идем со мной. Нанесем светский визит моему отцу. Не спрашивай зачем, просто иди со мной.
Далеко от жилища Гэддиса Петчена Зохар и Диего вошли в ближайшую станцию Метро (входы на станции чернели через каждые пять Кварталов), на платформу в сторону Центрадлинную, вымощенную кафелем эмблему пыльной скуки. Сначала Зохар и Диего стояли молча в ожидании одного из часто проходивших экспрессов, затем Зохар заговорил:
Помнишь, как я пытался выяснить длину города?
Да, помню.
Я пришел сюда в три часа ночи с банкой краски и кистью. Тайком от машиниста я пометил последний вагон своим именем, буквами в фут высотой. А потом устроился на скамейке и принялся ждать. Раз за разом прибывали новые цепочки вагонов. Я проверял, есть ли на последнем вагоне моя надпись. Я питался шоколадом и содовой из торговых автоматов. Через несколько дней ты принес мне сандвичи. Я дремал в промежутках между поездами, но всякий раз просыпался, когда они подъезжали. Я уверен, что не пропустил ни одного экспресса. Ты помнишь, как долго я продержался?
Две недели.
Правильно. И я так и не увидел свою пометку.
Рабочий смыл твою надпись. Или вагон вывели из эксплуатации. Или в каком-нибудь депо его перевели на противоположную линию, так что надпись оказалась с другой стороны.
Зохар утомленно улыбнулся.
Двенадцать лет назад ты уже предлагал мне эти объяснения, и тогда я их не принял. Нет, эти вагоны все еще ехали через наш неизмеримый Город через целых две недели. В этом я убежден. И тогда я по-настоящему испугался. Огромность нашего существования ошеломила меня. С тех пор я уже не был прежним. Я умел хорошо держаться, но в то время что-то вторглось в меня.
В этот момент подъехал экспресс, Диего и Зохар вошли в вагон, сделавшись частичками разнородной смеси таких же, как они, пассажироврабочих, бизнесменов, домохозяек, детей. Все они были похожи на вишни в пироге.
Зохар заговорил снова:
Знаешь, бывает, я просыпаюсь с чувством, что мое имя все еще движется по этим рельсам, и я не увижу его до самой смерти.
Дерево перед домом, в котором прошло детство Диего, пышно зеленело, но на нем не было ни намека на весеннее цветение. Диего, воздерживавшийся от визитов к отцу уже целый месяц, испытывал и вину, и облегчение. Он не застал цветы, если таковые были.
Остановившись возле двери Петчена, Диего сказал:
Постарайся занять старика разговором, пока я буду доставать то, что нам нужно. Мы сможем уйти достаточно скоро.
Зохар как будто утратил самообладание в преддверии встречи с Петченом-старшим.
Я так ясно вижу твоего отца в расцвете сил. Он такой стройный, энергичный. Да, злоязычный. Но он представлял резкий контраст с моим отцомрыхлым, пропитанным алкоголем. Он действительно настолько сдал сейчас?
Когда я видел его в последний раз, он выглядел несколько лучше. Возможно, болезнь вступила в стадию ремиссии.
Разумеется, в глубине души Диего в это не верил. Он знал, что намек на силу, проявившуюся в его отце, не более чем плато на пути вниз, в долину смерти. Но он готов был продать Зохару это заблуждение; продает же он другие свои фантазии.
Дверь заскрипела, открывая мрачный интерьер.
Кто там? твердым голосом выкрикнул Гэддис Петчен. Если это вы, миссис Лоблолли, я выпил до хрена куриного бульона!
Папа, это я. С другом.
Гэддис Петчен сделал усилие, чтобы слегка приподняться с привычного кресла, расположенного у окна, служившего приглашением для смерти, и оглянулся.
А, так это твой скандально знаменитый приятель Куш? Что угодно готов поставить! Зохар, где ты торчал? Был с женщинами разного рода, надо полагать.
Зохар наткнулся на стул с железной спинкой, подтащил его поближе к Гэддису и грохнулся на сиденье.
О, мистер Петчен, все мы не те, чем были раньше. Сегодня я связан только с одной женщиной. Замечательная девочка, но она гм несколько нарушает мою безмятежную жизнь.
Зохар, расскажи-ка мне о ней все.
Диего испытал удивление (с примесью досады) так легко началась беседа Зохара с Гэддисом, столь приветливый и непринужденный тон избрал его отец. Но Диего хватило мужества воздержаться от упреков, тем более, если учесть, что он намеревался сделать.
Рядом со стопкой непрочитанных журналов, которую Диего пополнял в течение последних месяцев, громоздилось столь же внушительное собрание: с десяток коробочек из искусственной кожи с запасами неиспользованных болеутоляющих средств. Доктор Тизел оказался щедр на лекарства; а может быть, Гэддис намеренно создавал склад орудий самоубийства.
Диего взял две коробочки, проверил содержимое и опустил их во вместительные карманы брюк.
Вернувшись к Зохару, он включился в разговор. Ему нравилась необычная веселость отца, а ещето, что Зохар, очевидно, отвлекся от собственных бед. Диего прошел в кухню, отыскал бутылку вина, которое можно было назвать приятным, не кривя душой, и вынес в комнату стаканы.
Полчаса спустя Диего заметил, что им пора уходить. Зохар пришел в себя, к нему вернулось чувство долга, и он присоединился к другу.
На будущее, Куш: не будь таким непоседой!
Не буду, сэр. А вы сейчас берегите себя.
Не бойся, Куш. Борьба еще не кончена, я продержусь долго.
Уже на улице Диего показал Зохару похищенное.
Нет слов, Ди! Для моей Милагры это спасение почти на две недели. Эта штука намного чище, чем то, что было у нее до сих пор, и я послежу за тем, чтобы она принимала разумные дозы. Друг мой, да ты в самом деле спасаешь жизнь!
Повинуясь импульсу, Зохар порывисто обнял Диего, потом отстранил его на расстояние вытянутой руки, посмотрел восхищеннои снова заключил в объятия.
Пристыженный Диего только и мог сказать:
Похоже, я неотразим и для тебя, и для Милагры.
Давай услышим это от нее самой. За мной!
Они миновали в Метро пятнадцать Кварталов центральной части города и почти достигли невидимой, но реальной границы между Гритсэвиджем и его соседом со стороны Центра, Перголой. Вновь поднявшись на свежий воздух Бродвея, пройдя мимо парикмахерской, цветочного магазина и табачной лавки, на Поперечной улице, возле таблички «Гритсэвидж-835», свернули к Треку.
Каждое здание в Линейном городе выходило фасадом на Бродвей, они тянулись по всей его длине по окраинам Трекса и Ривера. Вторых линий домов на Поперечных улицах не было, не было и пешеходных аллей или проходов, разделявших соседние здания, были только узкие вентиляционные шахты. Но на каждой из Поперечных улиц, определявших Кварталы, внешние стены угловых домов, естественно, были видны. Эти стены, оклеенные афишами и рекламными листками, служили основным коммуникационным форумом Города. Каждая Поперечная улица казалась потоком слов и картинок, палимпсестомманящих образов и призывов.
В Гритсэвидж-835 соединенные дома имеют среднюю высоту, в основном четыре этажа. Стены первых этажей и частично вторых изобиловали старыми избирательными листовками, рекламами патентованных лекарств, театральных представлений, мебели, журнальными и книжными объявлениями. Хотя заходящее Дневное Солнце и не заглядывало сюда в ту минуту, клонящееся к закату Сезонное Солнце находилось прямо над головой Диего и Зохара и дарило каждому из них единственную, отдельную теньв отличие от двойной тени, которая сопровождала их в другое время дня.
На этой Поперечной улице, как и на многих в Трексайде, копошились с полдюжины мусорщиков. Они толкали перед собой тележки с большими колесами, наполненные отбросами и отходами жизнедеятельности Города. Мусорщики носили длинные фартуки из серовато-коричневой материи и высокие, до колена, резиновые боты. (При виде их обуви Диего вспомнил Волузию в униформе.) В их тележках можно было увидеть все мыслимые разновидности отходов, от кухонных объедков до разбитых лампочек, скомканных газет, мертвых голубей, осколков посуды и крыс с переломанными хребтами. Все уборщики, как один, тянулись в сторону Трекса.