Я слегка оробел. Посмотрел на шофёра, но он, не обращая на меня внимания, рылся у себя в карманах. Пробормотав: «Спасибо», я вышел из машины и поднялся на крыльцо.
За дверью оказался небольшой тамбур, а за нимкомнатушка без окон. Под потолком на проводе горела голая электрическая лампочка, за столом сидел загорелый молодой парень в тёмно-синей спортивной куртке. У него было лицо честного футбольного тренера.
Добрый вечер, сказал я, подошёл и сел на стул.
Добрый вечер. Парень улыбнулся, протянул мне через стол руку и назвался:
Дроздов.
Очень приятно, сказал я и вспотел от смущения.
Фамилия, имя?
Андрей Гольцов.
Поздновато явились. Гольцов. Ну, да ладно. В каком классе учитесь?.. Так, в восьмом. А два года сидели в котором? В шестом? Говорите яснее. В шестом.
Он сделал пометку на лежащем перед ним листе бумаги. Я готов был поклясться, что увидел на этом листе свою фамилию, напечатанную на машинке.
По какой причине сидели?
Я замялся. Сказать «неспособный к учению»сам себе навредишь. «Учителя заедались»неправда. «Не хотел учиться»хуже того. Я подумал и ляпнул:
Болел.
Дроздов прищурился, посмотрел на меня с усмешкой:
Вот как? Чем?
Разговор принимал неприятный оборот. В голове у меня замельтешило:
«Энцефалитом? Эхинококком?»
Гипертонией.
Лицо у Дроздова стало совсем хитренькое: знаем мы эту гипертонию.
Ничего, сказал он, вылечим. Посидел, помолчал. Как вы полагаете, Гольцов, вы обыкновенный человек?
Такого вопроса я, естественно, не ожидал.
Нормальный, ответил я и пожал плечами.
Нет, я не о том. Я имею в виду: вы как все или нет?
Я покачал головой:
Нет.
Дроздов удовлетворённо откинулся к спинке стула.
А почему нет?
Вот пристал, подумал я. А я-то боялся, что по алгебре будут спрашивать.
Мне кажется, я способный, промямлил я и покраснел.
К чему? вежливо поинтересовался Дроздов.
Ну учиться способный.
Этого маловато, огорчился Дроздов.
Я тоже расстроился. В самом деле, к чему я способный? Да ни к чему. Баклуши бить.
У каждого человека должны быть особые, присущие только ему способности, участливо глядя на меня, сказал Дроздов. Постарайтесь припомнить.
Я молчал.
Вы очень уверенно сказали, что вы не такой, как все. Это впечатляет. Но на чём вы основываетесь?
В длину неплохо прыгаю, брякнул я совершенно невпопад.
Спорт нас не волнует, нахмурившись, сказал Дроздов. Слабосильных
подтягиваем. У нас там спортивный комплекс по последнему слову техники. Для того мы и приглашаем в нашу школу, чтобы отставание по отдельным пунктам не мешало развиваться главному. Вопрос: что в вас главное?
Я совсем упал духом: не видать мне этой школы, как своих ушей.
Ну неужели ничего главного? настаивал Дроздов. Не верю. По ночам хорошо спите?
Когда как.
А если не спите, что вам спать не даёт?
Маму жалко, с запинкой сказал я.
Тут Дроздов не стал вдаваться в подробности.
Понятно, проговорил он. Ну, а что бы вы для неё сделали, если бы могли?
Чтобы она смеялась, радовалась, не плакала.
Я смутно начал понимать, чего он от меня добивается. Но выразить это словами не взялся бы даже для спасения жизни.
А как это сделать? не унимался Дроздов.
Надо больше с ней разговаривать, доказывать, что всё хорошо
Словами доказывать?..
Нет, не словами.
А как?
Я молчал.
Ну, добро, Дроздов заметно повеселел. И что же, получается?
Не очень.
А хотелось бы?
Да.
Больше всего на свете?
Я не ответил. Не люблю говорить такие слова. Но подумал: да, больше всего на свете.
Ну что ж, сказал Дроздов, мы на верном пути, Андрей. Просто вы подавлены своими неуспехами и плохо прислушиваетесь к себе. Вы, несомненно, одарённый человек
Меня бросило в жар.
но природы своей одарённости сами не сознаёте. Мы вам в этом поможем.
Пишите заявление. Да не волнуйтесь, вы приняты.
Должно быть, на моём лице было что-то вроде недоверия, потому что Дроздов засмеялся.
Между прочим, я директор школы, и моё словоэто уже решение. Вот образец: «Прошу зачислить меня в состав учащихся Чулпанской спецшколы для одарённых переростков». Дата, подпись.
А где этоЧулпан? спросил я, взявшись за ручку и начиная уже приходить в себя.
В Западной Сибири. Ещё вопросы есть?
Я осмелел:
Есть. Почему вы так назвали«школа одарённых переростков»?
Дроздов оживился:
А что? Задевает, беспокоит?
Да неприятно, признался я.
А правде в глаза смотреть всегда неприятно. Ведь вы же переросток?
Несомненно. В ваши годы надо учиться в десятом классе, на худой конец в девятом. Уж раз вы нам позвонили, вы понимаете это и не считаете тяжким оскорблением. Не так ли?
Я должен был признать, что это так.
Вот то-то и оно. Вы удивитесь, узнав, как мало у нас учеников. Никто не хочет признавать себя переростком. Сидит за партой этакий дылда и не страдает от этого, скорее склонён всех остальных считать недоростками.
Столько в нём чванства, наглости, самоуверенности да просто хамства.
Значит, не умен. Нам такие не нужны, и не идут к нам такие. Понятно?
3
Я влетел в комнату совершенно полоумный от радости. Перепрыгнув через стул, кувыркнулся. Плюхнулся на пол.
Приняли, мама! Приняли! завопил я что было мочи.
Тихо ты, сумасшедший! замахала на меня руками мама. Соседей перепугаешь.
Мама, меня приняли в спецшколу! повторил я шёпотом. Приняли безо всякого.
Мама села на стул, сложила руки на коленях.
Ну что ж, сыночек, это хорошо, сказала она и заморгала глазами. Я всегда знала, что ты у меня умница.
Только уговор: не плакать сегодня, сказал я строго, всё ещё сидя на полу. Завтра будешь плакать немножко. Завтра я улетаю.
Мама растерялась:
Улетаешь? Значит, так далеко?
В Западной Сибири, мама! Город Чулпан. Живописные места, отличная рыбалка.
Грибы, ягоды, лодочные походы по озёрам!
Ни о чём об этом у нас с Дроздовым не было разговора. Я выдумывал на ходу.
Вещи собирать надо, сказала мама и всё-таки не выдержала, заплакала. Одна я останусь
Никаких вещей, мама! Всё там будет. Униформа, спецодежда, всё бесплатное. Меня предупредили, чтобы не было большого багажа. Только самое любимое. Вотвельветовые брюки надену, куртку парусиновую возьму, блесны для спиннинга. Пару книг, зубную щётку, мыло, полотенце. Кеды. И всё!
А тёплое? ужаснулась мама. Ведь Сибирь же! А зимнее?
Ну мама, ну как ты не понимаешь? Самолётом лечу, потом вертолётом
Это была правда. Только самое необходимое. Там же целый научный городок, своё телевидение, своя станция «Орбита».
Сыночек, миленький, не пущу! в голос заплакала мама.
Я вскочил, обнял её за плечи, начал утешать:
Ну, ну, мама Ну, ну Всё хорошо Всё очень хорошо. Нам с тобой повезло. Мне сказали, что я у тебя очень одарённый. Мне совершенно необходимо учиться в этой школе. Я буду писать тебе письма раз в неделю
нет, два раза в неделю, а хочешькаждый день. Хочешь, каждый день?
Сфотографируйся там в спецодежде, сквозь слёзы сказала мама. Я отцу покажу
Всю ночь мы не спали: укладывали вещи в чемодан, вынимали, спорили. Мама всё хотела уложить свои серые валенки, я отбивался как мог, но наконец сдалсячтобы её успокоить.
Под утро, часов около пяти, мы присели «на дорожку».
Это ж надо, сказала мама совершенно спокойно (навязав мне валенки, она очень повеселела). Ещё вчера мы ничего с тобой такого и не думали А если бы ты не прочитал это объявление?
Я не мог его не прочитать, сказал я уверенно.
Мы поднялись.
Билет! вскрикнула мама. Билет не забыл?
Новенький красивый авиационный билет лежал у Меня в кармане.
Даже проезд оплатили, тихо сказала мама. Добрые люди. А школьные бумаги я тебе вышлю, ты не бойся.
Я и не боялся. Глаза б мои их не видели, этих школьных бумаг!
4
Первый раз в жизни я летел на самолёте. То ли из-за бессонной ночи, то ли просто от волнения, но у меня всё плыло перед глазами, мерцало и зыбилось.
Как в стереокино, когда вертишься на стуле и не можешь найти свою точку.