Дом был деревенский: скатная крыша, крыльцо с резными перильцами, занавески на окнах. И все бы ничего, но к дому прилагался весьма внушительный огород. Всячески ухоженный, с геометрически-ровно разлинованными грядками.
Вот хорошо! Вот славно! запричитала на крыльце баба Зина. Какой помощник ко мне приехал! Вот славно!
Славного не оказалось ничего. Потому что после чая с блинами Никиту повели в огород. Он пытался увидеть разницу между грядками с репой и редисом («Отменный редис! Мы уже едим!»), отличить зелень огурцов от зелени кабачков, постичь необходимость прямо сейчас начать окучивать картошку. Но прежде чем все это сделать, надо было срочно бежать с ведрами на колонку и натаскать в бочку воды. До вечера она погреется, можно будет поливать.
Зачем? окончательно запутался в сложных отношениях бабы Зины с ее посадками Никита.
Чтобы росло быстрее!
Никита покосился на пасмурное небо. Быстрее, значит
Ты смотри! басил дядя Толя. Не хочешьне носи. Это так, для разминки! Ты, главное, тут отдыхай побольше! Воздухом! Он шумно вдохнул. Воздухом дыши! Он тут живительный. С народом общайся. У нас отличные ребята! Пара дней на акклиматизациюи забудешь, что жил еще где-то, а не здесь.
За калиткой послышался характерный всплеск и шуршаниетак велосипед проезжает по неглубокой луже. Обернулся.
На велосипеде ехал высокий крепкий парень, темная челка падает на глаза. Смотрит перед собой. Делает вид, что едет здесь просто так.
Никита усмехнулся. Вот и местные подтянулись.
Порадоваться этому событию он не успел, потому что дядей Толей ему было выдано ведро.
Вон туда! Видишь колонку? с улыбкой показывала баба Зина. По тропке, через канавку досочка. Выжимаешь рычагвода льется.
Льется, значит Он был совсем не против поносить воду. Почему бы не размяться после долгого сидения. Заодно и местность можно осмотреть. Под благовидным предлогом.
Никита подхватил сразу два ведрачто он, с двумя ведрами не справится? Видел он, как бабка лихо их несла. Но дядя Толя мягко забрал одно ведро, мягко похлопал по плечу: «Старик, ты начни» Никита недовольно сопел всю дорогу до колонкине верят в него. А потом забыл про обиды, потому что нести полное ведро оказалось не так просто. Вроде десять литров, они же десять килограммов, не так много.
Но вода оказалась тяжелой. От ходьбы она важно колыхалась в алюминиевых стенках, мягко обнимала края, все время норовя выплеснуться. Идти приходилось чуть отклонившись. А тут еще «досочка» через канавку, тропинка, будь она неладна, такая кривая, что одно неверное движениеи нога съезжает в мокрую траву.
Когда Никита пришел второй раз, около колонки на корточках сидела девчонка. Показалось, что он ее уже видел. Ну да, это же она, оседлав велосипед, одну за другой жрала конфеты. Это она с мелкой подружкой издевалась над скрипучими качелями. Теперь заявилась сюда. Ведро девчонки под носиком колонки было уже полным, но хозяйка его не убирала, а смотрела, как падают последние капли. Они сотрясали ровную поверхность, рождая круговые волны. Девчонка была сосредоточенна.
Она не могла не видеть и не слышать, что подошел Никита, но упорно смотрела в свое ведро. Вода больше не капала, но мелкая продолжала смотреть. Никита качнул ведром, предупреждающе скрипнув. Что делать с такой малолеткой, он не знал. Была бы кошка
Но вот наконец девчонка тяжело вздохнула, поднялась, подхватила ведро и как-то подозрительно легко понесла его прочь.
Приехал, буркнула она.
Что? удивился Никита. Впрочем, после истории с собаками и Лениным он решил больше ни на что не обращать внимания. Сумасшедшеетак сумасшедшее, что с них взять?
На третий его приход около колонки нарисовались две девчонки постарше. Высокие, с распущенными волосами. Эти волосы им очень мешали пить воду из ладоней. Одна, наклоняясь, давила на рычаг, волосы сползали, она заправляла пряди за уши, другая подставляла под струю воды руки, но растрепавшаяся прическа заставляла ее выливать набранное, чтобы закинуть непокорные локоны за плечи. Напор был сильный. Вода в ладонях расплескивалась. Девчонка морщилась. Волосы были в водяных брызгах. Никита ждал. Скрипнул дужкой.
Понятно было, что пришли они специально. Посмотреть. Это же деревня. Но вредные девчонки не торопились. Пили, трясли волосами. Та, что держала рычаг, глупо хихикала.
Никита глянул по сторонам. Колонка тут наверняка не одна. Есть еще за площадью. Но идти туда Весь поселок насмотрится.
Надо отсидеться дома. Часа через три аборигенам надоест караулить его здесь и он спокойно наберет воды.
Никита снова качнул ведром, вздохнул, собираясь идти обратно. И увидел через дорогу неожиданный знакбелый треугольник с черным силуэтом паровоза. В красной рамке.
Тут есть железная дорога? От удивления он не сразу заметил, что спросил вслух.
Была станция, выпрямилась та, что пила, прядь прилипла к мокрой щеке. Но она давно закрыта. Станцию растащили. Она утерла губы, размазав помаду. У нее было бледное лицо и такие же бледные глаза. Она там, по Березовой аллее идти надо.
Название аллеи Никиту удивило отдельно, потому что никаких берез он здесь не видел. Елки и кусты. Еще сосна была. Но это на въезде в поселок.
Пока он смотрел в указанном направлении, девчонки ушли. Никита поставил ведро на камень под носиком.
Сумасшедшие
На пятом ведре он устал. Вот если бы эти десять килограммов в охапке носить, было бы легче а с дурацким ведром тяжелее. Еще эти невинные развлечения местных: проходы по дорожке туда-сюда. Словно им срочно надо из одного конца улицы в другой.
Ладно, отдохни, смилостивилась баба Зина, выглядывая из парника с чем-то сильно разросшимся. Что может расти в парнике? Арбузы? Походи по поселку, с ребятами познакомься. Они у комбината околачиваются.
Никита сдержался, чтобы не сказать, что он с ними уже познакомился и больше всего ему понравился Ленин.
За калиткой снова проехал на велосипеде давешний черноволосый парень. Это понятно. Улица в поселке одна. Ездить можно только здесь.
Ни с кем знакомиться Никита не собирался. Заряда в телефоне хватит до вечера, за Интернет он заплатил вперед. Сейчас заберется куда-нибудь, усядется поудобней и «отдохнет». Хорошо бы это место оказалось позаброшенней. Что там говорили про комбинат?
Улица являла все ту же хмарность.
Не сказать, чтобы поселок любил движуху. Улицы не были запружены людьми. Проехал в обратную сторону уже знакомый «Лендровер». Почта была закрыта. На площади перед магазином никого. Дед все так и сидел на крыльце барака. Около входа в магазин нарисовалась ободранная кошка. Мысль о том, чтобы зайти внутрь ознакомиться с ассортиментом, у Никиты пропаларано еще до такой степени погружаться в суровую действительность. Кошка проводила его равнодушным взглядом.
Никита пошел дальше, миновал колонку, почувствовал тяжесть в плечах. С водойэто он попал. А еще ведь огород надо вскапывать, рыхлить, пропалывать. Откуда у него эти знания?
За соседней колонкой чадили останки дома. Вдоль дороги росли кусты, как будто еще мокрые после дождя, и вполне логично было ожидать за ними чего-то мирного, но там валялись головешки. Дом сгорел полностью, стен не осталось, торчали обгоревшие бревна. И печки. Двухэтажные. Печка с плитой на первом этаже, дальше труба, печка с плитой второго этажа. Четыре таких столбика. Восемь квартир. Сильно. На втором этаже на плите печки все еще стояла кастрюля. Даже крышкой, кажется, прикрыта. Отсюда не очень видно. Кастрюля Никиту поразила.
Это Аэйтами сжег, произнесли рядом с Никитой.
Никита всмотрелся в кастрюлю. Если здесь кто и знал правду, то это кастрюля, единственный оставшийся свидетель.
Аэйтами. А перед этим всё дождило.
Опять девчонка. Мелкая. Сегодня они все были для Никиты на одно лицо. Видел, не виделнепонятно. В сапогах по голое колено. Это самое колено девчонка сосредоточенно чесала. До красноты уже отработала место, но не останавливалась, жмурилась от наслаждения.
Что? осторожно переспросил Никита.
Тут главноене нарываться. Могут быть буйные. За что-то ведь такую кличку поселку дали.
Аэйтами Девчонка еще и жвачкой чавкала. Гореть не должно, потому что дождь. А тут Васька жил. Он теперь у тетки.