По ком звонил колокол - Кутковская Анна

Анна КутковскаяПо ком звонил колокол

Тишину утра разорвал колокольный звон. Этот один долгий, громкий и протяжный удар разбудил, казалось, все живое вокруг. Бродячие коты навострили уши, птицы замолчали, даже мухии те, казалось, перестали жужжать. А звук все катился и катилсянад озером, над домами, полями и дальше, дальше, дальше Это было начало.

Интерлюдия I

Царю небесный!

Спаси меня от куртки тесной,

Как от огня.

От маршировки меня избавь,

В парадировки меня не ставь.

Пускай в манеже Алёхин глас

Как можно реже тревожит нас.

Еще моленье прошу принять

в то воскресенье дай разрешенье

Мне опоздать.

Я, царь всевышний, хорош уж тем,

Что просьбой лишней не надоем.

Ресторан «Ковчег» славился не только своей изумительной авторской кухней, но и удивительно высокими ценами, а также публикой, которая регулярно появлялась в нем, отмечая в нем свои юбилеи, дни рождения и еще бог знает какие даты.

Получить работу в этом ресторане желали многие, но не многие там задерживались. Местные царьки и божки вели себя настолько мерзко, что порой дух захватывало. Например, одному из них ничего не стоило как-то вызвать к себе в зал шеф-повара и прилюдно отхлестать его по лицу стейком, который был, по его мнению, недостаточно прожарен, а после этого отказаться платить за обед. Самому шеф-повару и управляющему оставалось лишь униженно кланяться.

Вот и сейчас некий упитанный краснощекий господин щелкнул пальцами, подзывая к себе официанта.

 Чего изволите?  голос официанта был настолько елейный, что на нем можно было поскользнуться.

 Кофе как обычно и сигару.

 Но у нас не курят.

 Ты не слышал, что я сказал, холоп? Ты кто вообще такой, чтобы мне указывать?

Официант потупилсяон уже успел пожалеть о словах, которые случайно сорвались с его языка.

 Отвечай, когда тебя спрашивают!  начинал закипать господин.

 Кофе как обычно и сигару,  не поднимая глаз, ответил паренек и стремглав кинулся в сторону кухни.

 То-то же,  самодовольно крякнул толстый господин и достал из кармана телефон.

 Алло, Светик, ты где?

В трубке что-то недовольно пищало.

 Я понял, разберемся. Слушай, не жди меня, я уже пообедал. Да, икорка была что надо. Как и всегда. Ну все, пока.

Мужчина вернул телефон на место и принялся барабанить пальцами по столу:

 И где черти носят этого уродца!

Чтобы хоть как-то скоротать время, он начал разглядывать посетителей ресторана. За столиками вокруг него сидели такие же толстые мужчины, а кое-гдене уступающие им в полноте женщины. Все они с аппетитом закусывали, жевали и прихлебывали. На столах стояла черная зерновая икра, режепаюсная, еще режекрасная. На таких едоков толстый господин смотрел с презрением, а в душе жалел. Челюсти ходили ходуном, зубы кусали, рвали и перемалывали, губы, щеки и подбородки лоснились от жира. Казалось, всю эту симфонию обжорства невозможно ни заглушить, ни прервать.

Толстый господин снова посмотрел в сторону кухни, потом на часы. В уме он уже прокручивал свой монолог с официантом и предвкушал, как жестоко и изощренно он унизит его перед всем залом. Но чаяниям его исполниться не пришлось, потому что толстый господин лопнул. Да-да, просто взял и лопнул с тихим влажным чмоканиемкак лопались за двадцать минут до этого на его зубах черные икринки. Примеру толстого господина последовали и все остальные едоки. Меньше, чем через минуту, в зале не осталось ни одной живой душиза исключением оторопевших официантов. Только белели дорогие скатерти, испачканные остатками пищи и людей.

Интерлюдия II

Помилуй, Господи, того, кто не пропел тебе хвалу

Помилуй, Господи, того, кто выпил чай и съел халву

Помилуй, Господи, того, кто изменил своей жене

Помилуй, Господи, того, кто пишет слово на стене

Помилуй, Господи, того, кто дремлет на своем посту

Помилуй, Господи, того, кто расплескал здесь кислоту

Помилуй, Господи, того, кто дал моей траве огня

Помилуй, Господи, меня, помилуй, Господи, меня.

 Маша, началось!  только и смог выдохнуть Степан Лаврентьевич.

Маша, жена его, прошедшая с ним огонь, воду, медные трубы, распад СССР и раздел бизнеса между братками, а теперь помогающая ему вести этот самый бизнес, выдавила из себя:

 Не может быть.

 Еще как может,  с этими словами Степан Лаврентьевич стал переключать каналы в поисках очередного новостного выпуска. Через три щелчка он нашел то, что искалкорреспондент вел прямой репортаж от ресторана «Ковчег». Сквозь огромные панорамные окна хорошо просматривался большой зал, в котором четвертью часа ранее произошла очень странная катастрофа. Глаза корреспондента возбужденно блестели, микрофон дрожал в руке. Видно было, что говорит он взахлеб, почти тараторит. Ни Степану Лаврентьевичу, ни жене его не нужно было прибавлять звук на телевизореони и так все поняли.

 Что же делать, Маша?  жалобно простонал мужчина. Галстук его сбился на бок, волосы растрепались, а подмышками расплывались пятна пота, пачкая дорогую рубашку.  Что же делать-то, а?

 Для начала возьми себя в руки. Мы все успеем.

 Да как же мне успокоиться, Маш. Ведь столько денег

 Не нуди,  оборвала его жена.  Деньги Деньги Помнишь ту девчонку, которая от рака умирала. Мать ее еще просила помочь?

 Помню,  в голосе Степана Лаврентьевича послышалась надежда.  Сейчас позвоню.

Он схватил телефон, долго искал в нем какой-то номер, потом нажал кнопку вызова.

 Алло, здравствуйте. Это фонд помощи Наде Лебедевой? То есть как это? Когда? Спасибо,  Степан Лаврентьевич положил телефон на стол.  Говорят, умерла, еще полгода назад.

 Не вовремя девка-то померла!  цыкнула Маша зубами и смачно выругалась.  Ладно

 Маш, а может, ну их? Просто сожжем или раздадим?

 Степа, прекрати нести херню! Ну какое «раздадим»! Ты же сам знаешь, что это так не работает.

 Знаю,  вздохнул мужчина.  Я просто в панике. Вдруг не успеем?

 Так А помнишь детский дом, через который мы партию мета отмывали?

 Да, припоминаю.

 Вот и переведи им все. Можешь анонимноэто даже лучше. «Ибо гордость предшествует гибели, надменность духападению», Притчи 16, стих 18,  процитировала по памяти женщина.

 Умничка моя!  воскликнул Степан Лаврентьевич.  Чтобы я без тебя делал!

 Да где-нибудь с простреленной башкой давным-давно валялся,  усмехнулась она.

 А яхта, Маша?  радость снова сменилась озабоченностью.  Может, тоже подарить кому-нибудь?

 Степа, ну кому ты ее подаришь, учитывая, что она в Индии на побережье стоит.

 Можно позвонить управляющему, пусть продаст ее хоть за копейки, а деньги раздаст оборванцам. Пусть хоть на части разберет, лишь бы избавиться от нее!  плаксивым голосом закончил Степан Лаврентьевич.

 Ладно, звони управляющему,  махнула рукой жена.  И секретаршу свою вызовипусть дарственные оформит на всю недвижимость нашу.

 Алечка, зайдите!  крикнул мужчина по громкой связи.

Через пару секунд в дверях показался внушительный Алечкин бюст, а послеи она сама. Степан Лаврентьевич вкратце объяснил ей, что нужно делать, и уже через пару минут в кабинете воцарилась тишина, прерываемая лишь клацаньем длинных наманикюренных ногтей секретарши по клавиатуре.

 Готово,  лениво протянула Алечка через пятнадцать минут.

 Спасибо, деточка,  Степан Лаврентьевич похлопал ее по щеке, а потом обратился к жене,  Ну, Маш, вроде все?

 Все, да не все. Преподобному еще своему позвони, чтоб грехи отпустил.

 Да, давай скорее!  засуетился мужчина.

Жена протянула ему телефон, из которого уже слышались гудки.

 Отец Николай слушает,  глубокий сочный бас выводил слова неспешно, степенно окая.

 Отец Николай, это Степан Лаврентьевич.

 Здравствуй, здравствуй, сын мой. Слушаю тебя.

 Отец Николай, я хотел.

Но отцу Николаю не суждено было узнать, чего хотел его собеседник, потому что тот лопнул. Да-да, просто взял и лопнулс громким сухим треском, с каким обычно пересчитывают деньги в счетной машинке. Маша, не успев произнести «Отче наш», исчезла не менее эффектно.