Я с совершенно безразличным видом запиваю хавчик. Пока ничто из услышанного меня не трогает и ничего не доказывает.
- Зря ты это Старый, - после недолгого молчания с сожалением тихо говорит Миша глядя перед собой, словно размышляет. - Зря не веришь. В прошлом мы, признаков куча, не сходя с этого места, я могу сотню назвать. Ты меня слушай, я все-таки институт окончил, а в истории шарил лучше всех на потоке. Ты пока тут сидел, я насмотрелся
Разволновавшись, Миша оторвал зубами слишком большой кусок хлеба и слегка поперхнулся. Прокашлявшись, слезливо продолжает:
- А как насчет пули? Она у тебя в бедре? Нет? У меня тоже ни единого синяка, хотя отлично помню, как грудак от удара об руль трещал. Так что в нашем мире мы, скорее всего, жмуры, а как, зачем и кем сюда заброшены, не имею ни малейшего понятия.
Вот заладил: прошлое, прошлое Ну нету в деревне столбов, нет электричества и газовых труб, нет тракторов и машин, есть землянки и люди бог весть во что одеты, так это полстраны в подобных условиях живет, тут как раз ничего противоестественного относительно нашего сермяжного бытия не вижу. А то, что ребятки эти с копьями чудные на всю голову я и без всякой мистики понял. По мне, так пусть хоть вверх ногами тут все ходят, староверы или еще кто, лишь бы меня не трогали. Шишку на башке я им так и быть прощу. Но не более того. Следующей стычки кто-то из нас не переживет
Хуже всего то, что Мишаню я, по всей видимости, потерял. Охмурили Мишаню как дитятю малого, он, поди, уже и хату им отписал. Толку от него теперь никакого. Однако по загадочному его виду я понимаю, что Рваный приготовил что-то, способное меня очень сильно удивить. Решаю немного подыграть.
- Ну, лады, допустим, - говорю. - Дальше - что?
- А дальше, Старый, самое интересное.
Рваный затоптал каблуком огарок предпоследней лучины, забрал из моих рук фляжку и уверенным глотком прикончил остатки содержимого.
- В общем, - отдышавшись, говорит неспешно, - дядька тот длиннобородый это местный авторитет, боярин Головач. Держит масть в округе, все его уважают и слушаются как отца родного. Бизнес мутит с купцами в паях, крышует ремесленников, с питейных заведений долю имеет. Богатенький, конечно, пара домов-теремов, бабы, цацки, лошади, меха, оружие дорогое, холопы, дружинка своя бойцов в тридцать. Жена, детей четверо: три парня, одна девка. Двое старших отцу во всем подмога и опора, младший совсем сопляк, дите от молодой жинки. Жил не тужил, пузо да бороду растил. И все бы хорошо, если б три месяца назад на возвращающиеся с большого торга купеческие корабли не напали разбойники. И чего ведь удумали! К ночи в самом узком месте перекинули через реку толстый канат, привязали концы к деревьям, погрузившись в лодки, спрятались в камышах. Купцы шли, не опасались, дом близко, каждый поворот реки опытные кормчие с закрытыми глазами одолеют. Те выждали, когда головной насад упрется носом в натянутый над водой канат и остановится. Вдарили веслами, подлетели к бортам и давай бить оглушенный резкой остановкой торговый люд и наемную охрану без разбору. В слепой резне и нападавших и защитников купеческого добра становилось с каждым мигов все меньше и меньше. Насад, шедший вторым, свернул к берегу, а третий в темноте на полном ходу протаранил корму остановленного канатом головного судна. Треск, толчок, канат лопается, первый насад дергается вперед, хлебает развороченной кормой речную воду. Все, кто оставался на судне в живых валятся с ног. Кто-то выпал за борт, кто-то побился о снасти. Протянув вперед несколько метров, поврежденная посудина стала оседать на корму и быстро тонуть. В несколько минут все было кончено.
Миша замолчал, явно выжидая реакцию на свою басню. Погасла последняя лучина, стало темно как в пещере. Ну и ну, Шахерезада ты мохнорылая, эк, блин завернул, точно радиопостановку послушал.
- Очень трогательно, - говорю. - Сам придумал или в книжке прочитал?
- Быль из жизни.
- Не больно на жизнь похоже.
- На нашу не больно, - охотно соглашается Миша. - А на их в самый раз.
- И что дальше?
- Дальше? Слушай дальше. Выжило купеческих людишек в той стычке немного. Они выудили из реки израненное тело хозяина и, бросив на поругание разбойников оставшийся на суднах товар, ушли лесами. С ними был Бур, ты видел его, старший сын боярина Головача. Он и поведал папаше, как проворонил семейный прибыток в виде большого сундука с серебром, что находился на переднем судне. Это была законная доля боярина за год удаленной торговли на самых важных рынках. Представляешь, как он взъелся? И тут появляемся мы
- А мы-то при каких делах? - задаю законный вопрос с изрядной долей удивления в голосе.
- А вот сейчас, - нагоняет тревоги Рваный, - всоси информацию как следует. В купеческом караване был еще и племянник Головача имечком Овдей. Он той ночью благополучно сгинул, не то утонул, не то зарубили в драке. Отгоревали, попели, все как положено. И тут мы с тобой полуголые хиляем по деревне. Стучимся в дом. Тетку помнишь? Это двоюродная сестра Головача. Она в обморок свалилась потому, что признала во мне своего пропавшего сына, а совершенно случайно проходивший с дружками мимо Бур угадал в тебе одного из лесных лиходеев, с которым лично бился на ножах на тонущем насаде.
- Ну и, - говорю, слегка потеряв нить рассказа.
- Господи! - шипит Рваный. - Андрей, врубись, наконец! Мы в прошлом, я в теле того самого Овдея, ты - в личине какого-то разбойника, усек?
- Плохо, - признаюсь я вконец сбитый с толку.
- Это еще не плохо, - говорит в темноте Миша. - Плохо то, что идет слух, будто серебро разбойники со дна речного удачно подняли и теперь, обрадованный нашему чудесному появлению Головач, требует от нас его возвращения. На все про все у нас с тобой неделя.
- Ничего больше не требует Головач? - интересуюсь вкрадчиво интеллигентно.
- Нет. Я им прогнал, типа не помню ничего, башкой ударился и ко дну пошел, а ты меня из воды вытащил, так как тоже не в себе и память потерял в следствии подобного удара.
Да уж, как в индийском кино. Злой раджа, сестры, племянники без памяти, сыновья, плохие разбойники...
Я начинаю потихоньку вникать в тему и прошу Рваного повторить вторую половину рассказа для пущего усвоения. Миша с готовностью исполняет мою просьбу, а я уясняю, что этот чертоган боярин серебришко свое благополучно упустив, ночей не спал, решал как ему богатство это возвернуть. Разбойнички, понятное дело, за здорово живешь отвоеванное в удачном набеге не отдадут, а своей армии, чтоб их заставить у Карабаса как назло не имеется. Нанять бы да денег жалко, слишком много воинов нужно и каждому заплати. В общем, дюже он кручинился по этому поводу. Но тут по счастливому стечению обстоятельств появляемся мы и тоже совершенно случайно его люди узнают во мне одного из разбойников виноватых в потере ценного имущества. Замочили бы сдуру да Рваный в роли внезапно ожившего любимого племянника не допустил смертоубийства, а возьми да и брякни, дескать, никак нельзя меня валить, ибо только я один могу сокровища вернуть, за что был ожидаемо обласкан хитроумным дядей, у которого мгновенно созрел дьявольский план. Согласно этой стратегической разработке, я должен вернуться в леса, отыскать разбойничью шайку, выведать где сокровища и вернуть их законному хозяину. Всего делов...
- Вот только не пойму, - говорю, - что у меня с мотивацией? Почему я должен уйти и вернуться с серебром, а не просто уйти и исчезнуть? Никак не въеду за какое место он меня прихватил? Я ведь один должен пойти? В крайнем случае с тобой. Что нам мешает просто свалить, вернуться домой, привезти сюда наших и устроить тут ночь длинных ножей? Почему этот бородатый упырь считает, что я ему чем-то обязан?
- Тут все просто, - говорит Миша, громко икнув. - Ты получишь десятину от суммы и возможность поступить к боярину на службу, начать жизнь заново, так сказать, тем более, что из старой жизни ты ни хрена не помнишь. Отличный шанс, скажу тебе.
Последние слова Миша заключил улыбкой, но глаза оставались серьезными.
- Понятно, - говорю, поднимаясь на ноги. - Пускай другого дурачка поищет. У него ж на роже написано - беспредельщик. Десятая часть... Ты сам веришь в эту ботву? Неужели считаешь, что, принеси я, чисто гипотетически, это серебро, он выдаст мне такую премию? Живому? Не, Мишань, честно, я думал ты - умный...