Один раз, после того как он несколько недель ни разу не обнял меня, и даже почти не говорил со мной, я, промучившись без сна возле него большую часть ночи, поднялась и ушла в пристройку, что пустовала после отъезда наших друзей и даже успела за это время пропахнуть одиночеством, хотя я стирала здесь пыль, убиралась, мыла полы и проветривала каждую неделю. Я легла на заправленную непонятно для кого кровать, и, не удержавшись, заплакала.
Надо сказать, совпало это или послужило причиной, но накануне к нам приплывал Орсег. Как и было уговорено, он бывал у нас, как и у всех прочих предвечных по три раза в году, как и Вералга и Басыр, и мои птички облетали всех, так все мы продолжали держать связь, и, хотя сам Арий это придумал когда-то, теперь тяготился этими посещениями. Но терпел из года в год.
Орсег сообщил, что очередная дочь Мировасора и Арит вышла замуж за одного из вождей краснокожего племени, которому сам Мировасор стал Богом, а Агори строил новый город изумительной красоты. И что Эрик с Басыр собираются женить очередного сына, странно, что у них не родилось ни одной дочери и вообще, детей за столько лет было на удивление мало. И у Вералги с Виколом скоро родится ребёнок, но в их Британии снова разразилась какая-то местная война и они, опасаясь за себя и будущего ребёнка, намерены переехать.
И куда? спросил Арик.
Да по соседству, через пролив на северный тоже полуостров, там людей намного меньше, но и зимы суровее, сказал Орсег, с аппетитом уплетая мясо горного козлёнка, что я запекла в глине с травами и специями специально по случаю его появления.
Родину свою ищут, усмехнулся Арий.
Может и так, но не верится мне, что ни он, ни она не помнят, откуда они родом, сказал Орсег.
А если младенцами их увезли оттуда? сказала я.
Орсег с солнечными зайчиками в зелёных глазах повернулся ко мне, улыбаясь белоснежными на смуглом лице зубами.
Ну если только а я как-то не подумал о том. Могли и, правда, увезти, пока они не научились ещё и названий запоминатьсказал он.
А потом добавил, уже снова поворачиваясь к столу и больше обращаясь к Огню:
А вы, я смотрю, какую-то штуку опять мудрёную придумали. Неугомонные изыскатели.
Это Огнь, с гордостью сказала я.
Ещё не собранный, не готовый, был разложен по всем двору тот самый двигатель.
Что ж это будет? спросил Орсег.
Не решил пока. Ничего ещё не получилось, уклоняясь, ответил Огнь.
Ты бы, Аяя, лучше бы пару-тройку десятков ребятишек ему родила, а то что-то мрачен не в меру наш учёный муж, засмеялся Орсег.
И родила бы, да Бог не даёт осердились Боги на меня за то, что часто нахалку Богиней кликали, вот и наказали, сказала я, чувствуя, как краснею, и как близко слёзы при этом.
Я встала из-за стола, пряча лицо. А Орсег с улыбкой в голосе сказал мягко:
Ну ничего, значит не срок, всему своё время. Шибко не грустите по энтому поводу. Детиэто счастье, конечно, но не для нас, не для предвечных
Последние слова он произнёс с лёгкой грустинкой.
И вот сейчас, уже ночью, без сна и без покоя, я вспоминала даже не Орсега и не этот разговор, а то, что он говорил легко, не так, как всё время ныне разговаривал Огнь, принуждённо и, не глядя, холодными и отрывистыми фразами. Притом, что Орсег и не думал сей день оказывать мне какое-то особенное внимание, просто был таким, какими бывают обычно люди в гостях, а мне его глаза, речи, лицо, даже голос показались благостной песней. Будто я давно не слышала человеческой речи, словно я в плену, словно я провинилась, словно меня наказывают каждый день, а я всё не пойму, не осознаю своей вины.
Вот я и ушла в пристройку, поплакать, повздыхать, и, быть может, наконец, заснуть. Я и отплакалась, утихли и вздохи, я начала проваливаться в сон, как в тёмное и вязкое болото. И вдруг болото моё всколыхнулось, будто в него упало громадное дерево или камень, всколыхнув, словно взрывом выкинув меня назад. Я, вздрогнув, вскочила, то есть села в постели.
Перед кроватью стоял Огнь, лохматый, голый по пояс, с лампой в руке.
Ты ты здесь? Почему ты здесь?! Как ты
Огнь
Как ты посмела уйти?! Уйти и ты здесь ты без меня! как ты
Он отбросил лампу и рванул меня за ноги к себе, отшвырнул одеяло, злыми нетерпеливыми руками сдирая рубашку с меня.
Перестань, Огнь!.. Огнь!.. Что с тобой! Не надо! Я не хочузакричала я ему в лицо, не решаясь ударить его и не дать сделать то, что он намерился.
И потому я только заплакала оттого, что произошло затем, не испытывая никакой радости от нашей близости, а только обиду и одиночество. Он же, напротив, кончил с наслаждением, или с отвращением, я уже не знаю, как оценить его вскрик, стон и рёв. Закончив, он сел возле меня и сказал:
Не смей никогда уходить от меня вот так, пока сплю, как воровка.
Огньпоговорила я, пытаясь справиться со слезами, что душили меня. За что ты теперь ты за что так ненавидишь меня?
Что?! он развернулся. Я? Я тебя ненавижу?! Да я я люблю тебя так, что немеет мой ум и останавливается сердце, когда я смотрю на тебя, когда думаю о тебе! А ты Ты это ты остыла, охладела ко мне. Совсем. Что, всё из-за него? Из-за Орсега? Что он так хорош, оказался, да? Столько лет прошло, а ты всё Зачем вернулась тогда, коли так сладко тебе с ним было? Осталась бы
Да ты что?!.. ты что говоришь-то, Арик?! ужаснулась я, не веря ушам.
Что я говорю?! Что я говорю?! Как ты смотрела на него сей день. И всякий раз эдак смотришь! Он прямо мёдом лился, и ты вьюнком вокруг него, так и вилась, так и изгибалась
Я вилась?.. Да ты что?! Да ты Дурак ты Орсег придумал такое придумал и ты что все эти годы из-за того, что было тогда? Что тогда но ничего же не было, Ар! Он даже руки моей не тронул, не то, что Он говорил, что так и будет
Я заплакала. Арий встал, поддёргивая штаны, одеваясь. Лампа на полу разлилась маслом и подожгла пол, он спокойно затоптал пламя.
Нечего плакать, идём в дом, сухо сказал он. Здесь воняет мышами, и Бог знает чем
Никуда я не пойду с тобой! А мыши мои друзья
Щас же! рявкнул он.
Иди сам, куда хочешь! Устроил казнь на сотни лет! Придумал и
Тогда он просто подошёл и, не обращая внимания на отмахивания и брыкание, взял меня с постели и, перекинув через плечо, понёс вон. Зайдя в горницу в доме, бросил на постель и сказал:
Не смей никогда впредь ложиться отдельно от меня! Никогда! Я всю землю переверну, даже ад, но найду тебя! И никакой Орсег тебя от меня не спасёт.
Зачем?! закричала я со слезами. Ты давно не любишь меня! не веришь, считаешь дрянью, лгуньей, зачем держишь при себе, зачем
Никогда не говори, что я не люблю тебя! порычал он. Эта любовьмоя кровь, вся моя плоть, вся душа! Ничего иного во мне вообще нет!
Тогда почему ты такой теперь?
Что?! Не нравлюсь? Орсег лучше?!
Дурак!
Ах, дурак?!
И он рванул меня к себе, переворачивая на живот, чтобы снова взять как суку, так, чтобы я стёрла лицо, колени и локти о жесткую льняную простыню, а потом, перед концом, дернуть за плечи, поднимая, прижать мою спину к своему животу, и тиская груди, и продолжая толкать всё глубже и сильнее, порычать, поворачивая моё лицо к себе и целуя-кусая губы:
Такой дурак не по нраву тебе?!.. Не по нраву теперь?.. Другой лучше?.. Кто лучше? Кто из них?.. ЯяЯя-а
Как ни удивительно, как ни ужасно, совершенно неправильно и даже дико, но меня вместе с ним накрыла громадная волна экстаза, ослепляя, оглушая, почти лишая чувств
И именно в эти мгновения я поняла, что что-то сломалось или в Арике или во мне, или в нашей любви, или в мире, но продолжать так нельзя, мы катимся в бездну
Глава 3. Разверзлась бездна
Я застал Арика в таком положении, в каком не видел никогда прежде. И я застал его одного. Собственно этим и объяснялось его странное состояние. Я ехал сюда к нему несколько дней, вначале в повозке, потом верхом на ишаке через перевалы, через которые когда-то перешли орды, ведомые Мировасором, а мы перелетали вначале с Ариком, а после с Аяей на самолёте. И вот мне открылся уже хорошо знакомый вид, красивой чашей раскинутой долины с круглым озером, наклонной площадкой, на котором стоял дом и пристройка, что некогда мы строили здесь сообща. Не так давно это было, а кажется, вечность