- Да разве ж так бывает?усомнилась пани Малгожата, - чтобы родители дитя да на путь истинный не наставили? Пропадают люди в Пуще, всяко бывает. Но ежели бы вспомнил кто, что дивчину пропавшую ядзвин из хоровода уводил, разве спустили бы окаянному?
- А никто ж не знает, что то - ядзвин.Не сдавалась нянька.на видхлопец молодой, может, даже шляхтыч-какой, из проезжих. Говорит по-нашему, одет в нарядную свитку Девка[1] молодая, небось, и не думает, что нечистому в руки отдается.
- Что, и совсем-совсем никак не отличишь их?Мирославе стало прямо интересно. Неужели загадочные соседиядзвинымогут вот так просто ходить посреди пущан, и никто не догадается? Она видела ядзвинов, когда отец прошлой зимой брал их на ярмарку в грод. Выглядели они, действительно, как обычные люди. Но и одежда и говорвсе выдавало в них чужаков.
- Если не захочет поганин, не отличишь.Утвердительно кивнула нянька.А только есть один способ, если приглядеться. Ядзвин, он всегда на одну ногу чуть прихрамывает. И купаться со всеми никогда не полезет, чтобы сапог не снимать. Потому что в сапогах у него только одна нога!
- Так они что же, калеки все?Переспросила, не поняв, невестка Зося.Одноногими рождаются?
- Это плата их богам поганским за защиту.Подтвердила нянька знающе.Рождается хлопчик ядзвинский, как все дети, с двумя ножками. А как вместо храма отнесут его родители на ночь на их капище, так наутро у него уже только одна нога. А вместо другоекопыто!
- Ох!Молодые панны не сдержались, а пани Малгожата нахмурилась.
- Хватит тебе, нянюшка, детей пугать. Не ровен час, молоко у Зоси со страху перегорит. Да и то, приданое надо с легким сердцем готовить. Давайте лучше сказку послушаем, про птиц волшебных.
Мирославе не хотелось детской сказки. Судя по виду, Марыля тоже охотнее послушала бы страшную сказку про ядзвинов. Но с матерью спорить не приходилось, так что оставалось только вздохнуть и молча прокладывать очередной стежок.
Поздно вечером, когда девушки остались в своей светелке одни, Мирослава снова долго не могла уснуть. Нянькины слова никак не шли из головы. И верилось, и не верилось, что такое бывает в жизни. С одной стороны, поганеразве можно ожидать от ни чего-нибудь хорошего? С другойда разве отец допустил бы такое непотребство на границах своих земель?! И другие шляхнычи, разве стали торговать бы с ядзвинами, покупать у них товар и продавать свое? Не верится.
- Мироська! Мироська! Спишь?Громкий шепот сестры разогнал раздумья.
- Нет, так только, задумалась.
- О ядзвинах? Тоже думаешь, правду ли нянька рассказала? Про девиц, копыта и все такое.
- Не знаю. Марысю, ну ты сама посуди, мы же на самой границе сидим, а девки со двора не пропадают.
- У нас не пропадают, а где-топропадают, - резонно заметила Марыся.Мне больше вот что интересно, они их в жертву приносят до того как, или после?
- После чего?переспросила Мирослава, не поняв.
- Ну вот, опять!Возмутилась сестра.Правду мать говорит, скоро шестнадцать, а ты - дите дитем. После того, как попользуют, само собой.
- Так а зачем им тогда девицу сманивать, если их богам все равно?Мирося на миг задумалась, но тут же фыркнула.Спи, Марыська! Вот в ком отец не ошибся, так это в тебе. Замуж тебе пора, а то все мысли вокруг непотребства какого-нибудь крутятся.
- А тебе самой разве не интересно?
- Да ну, я если еще о таком думать буду, вообще не усну. Хватит мне нянькиных сказок, свои придумывать не хочу.
Завернувшись на зло сестре поплотнее в одеяло, Мирося сделала вид что спит. Марылька, поворочавшись немного, уснула. Слышно было, как она по-детски сопит носом. А к Мирославе сон не шел. Каждый раз, когда глаза сами начинали закрываться, перед глазами стояла картина летних хороводов. Казалось, закрой глаза, и чужие руки потянутся к тебе, чтобы вырвать из круга подружек, умчать незнамо куда
Перед самым рассветом Мирося наконец-то не выдержала и встала с постели. В щелочку между ставнями пробивался свет. Значит, рассвет уже скоро. Не удержавшись, Мирося выглянула через щелочку во двор и увидела братьев, собирающих удочки.
- Гжесю! Гже-есю!Мирослава высунула голову из окна и помахала брату.Подождите, я сейчас спущусь.
И, не давая брату времени возразить, скрылась в окне. Она уже не слышала, как Лукашикмладший братнедовольно проворчал.
- Ну во-от, жди теперь ее. Весь клев упустим. И вообще, Гжесю, зачем мы ее с собой тащим? Уже и не порыбачить спокойно, без баб.
- Э-эх, ты!Старший брат со смехом взъерошил подростку непокорный чуб.Подожди, поотдает отец замуж наших паненок, сам еще заскучаешь.
- Я? За Мироськой? Ни в жизнь!
- Ну, ладно, ты не заскучаешь, оназаскучает. Родит и будет, как моя Зоська, ко двору привязана до тех пор, пока дите молоко сосет. Пусть потешится, пока еще можно.
На этом разговор прервался под недовольное сопение Лушкаша и радостный смех Мироси, сбегающей с крыльца. Гжегож тоже улыбнулся, глядя, как сестричка пытается одновременно застегнуть на груди телогрейку и расчесать пальцами белокурые косы. Смешная она, их Мироська. И совсем еще девчонка. Может, и прав отец, выбирая такой взрослого и сильного мужа. Но тяжко придется девочке в новой семье.
А, может, наоборот, только их Мирослава в своей привычке ставить окружающий мир с ног на голову и сможет прижиться в новой семье. Марыльканастоящая паннаначала бы реветь, услышь она только имя жениха. И к венцу шла бы с красным носом и опухшая от слез. А этойвсе нипочем. Вчера плакала, что отец замуж отдавать собрался, а сегодня уже хохочет, тайком сбегая на раннюю рыбалку.
- Пошли уже, чудо.Ласково подогнал Гжегош Мирославу.Я твою любимую удочку взял, с хорошим уловом вернемся.
- Опять ухи наварим!Обрадовалась Мирослава, которая очень любила наваристую пряную уху.
- Отец велел коптить побольше, - возразил старший брат.Но, если клев и правда хороший будет, тогда и уху.
- Опять рыба.Лукаш поморщился.Третьего ж дня рыбу ели.
- Можешь не есть, - Грегож пожал плечами.Мяса так и так не получишь, пятница сегодня. Хочешь, попрошу мать оставить тебе котелок пустой юшки? Скажу, во славу Творца похлебать хочешь.
- Дурак, да? - Обиделся Лукаш. И тут же получил хлесткого подзатыльника.
- Та не заговаривайся, малой, когда со старшим братом говоришь!
В лесу некоторое время шли молча. Пуща не любит слишком шумных, особенно по весне. Поэтому по узкой тропке шли, думая каждый о своем. Думы Гдегоша явно были о чем-то невеселом, потому что он время от времени хмурился и качал головой. Лукаш все еще дулся, обиженно поглядывая то на брата, то на сестру. А Мирослава просто слушала лес.
Она любила Пущу. Любила иногда сбежать от шумного хозяйства, чтобы посидеть тихонько на холме над одним из озер. Конечно, она знала, что одной в пуще небезопасно, но все равно не могла устоять перед искушением.
Тем более, зверье Миросю обычно не трогало. И даже большой секач, напугавший ее однажды чуть ли не до мокрого подола, только постоял немного на тропинке, внимательно оглядывая ее своими маленькими глазками, и спокойно пошел куда-то по своим кабаньим делам. А однажды ей даже удалось увидеть настоящего зубра. Огромный зверюга вышел из Пущи на водопой.
Дело было ближе к зиме, поэтому огромного зверя удалось хорошо разглядеть в подлеске. Он некоторое время постоял на берегу лесного озера, принюхиваясь и шумно выпуская воздух из широких ноздрей. Потом степенно напился так же степенно удалился обратно в Пущу.
- Ух ты!Восхитился Гжесь, когда Мирося рассказала дома о неожиданной встрече. (Так-то она предпочитала рассказывать поменьше, чтобы не запретили выбираться со двора. Но зубрэтот же зубр!) - Тата, устроим охоту?
- Нет, не надо.Пан Яшуш, который как раз удобно устроился у очага, попивая теплое питье, покачал головой.Осень сытная выдалась, не надо.
И все поняли, что отец хотел сказать. Дело даже не в том, что зубры были воистину княжеской добычей, настолько же почетной, настолько и опасной. Одной такой туши вполне могло хватить, чтобы спасти зимой от голода целую вёску. И хороши бы, на всякий случай, знать, где можно его найти. А пока