- Проходи, не робей, угощаться станем. - Сам прошел и меня под локоть к столу подводит: - Садись, отведай, - протянул он мне деревянную ложку, и зачерпнул своей из котелка, первый. - Щи. Из капусты заячьей.
Я присела рядом с ним и тоже зачерпнув, отведала - кисленько. Вкусно! Работать лучше ложкой стала. Дед улыбается, щурится, ну и мне светлее на душе сделалось. Наелись похлебки, квасу напились.
- Не страшно тебе девонька по лесу одной бродить? - спрашивает он, вытирая ладонью бороду.
- Иной раз среди людей страшней дедушка. А вам одному здесь не жутко?
- Так не один я, - только было подумала, что, родня у него какая имеется, дети, внуки, как он продолжил: - Птицы и звери окружают, деревья, травы, да и люд разный бродит. Много его стало, люду то. Лес он кормилец, все сюда идут.
- Ваша правда.
Мы еще немного побеседовали, о грибах, о ягодах, да стала я домой собираться, пока засветло.
- Стало быть дорогу тебе показать? - встал он с лавки, хлопнув себя по коленям.
- Хорошо бы. Самой не выбраться.
Вышли мы из избы, он у двери встал, на клюку оперся.
- Вон до той берёзы беги, - показал он мне рукой направление, - а от нее уже прямо, не сворачивай.
- Спасибо, побегу я. Свидимся.
-А то как же, непременно, - ответил он и опять глаз прищурил.
Отошла я немного, спохватившись, обернулась и крикнула:
- А звать то вас как, дедушка?
- Дедом и зови! - крикнул он в ответ, а деревья опять зашатались, колышутся тихим шепотом, словно сказать, что хотят.
Поравнялась я с березой, пошла прямо, как он велел, вскоре и места знакомые показались, тут и до крутого лога недалече, а там уж и дома почти.
Глава четвертая
На следующий день, каким делом бы я не занималась, из головы не шел старик этот. Странный он все же. Вроде старец, а крепкий на вид. Борода, волос - седые, а глаз молодой. У стариков то они блеклые, потухшие, а у этого огнем горят, светятся.
Через день не удержалась я, спросила у матери. -Бог с тобой, дочка, нет в той стороне никакой заимки, - ответила она, удивляясь, -да и не было никогда.
Тут мне вовсе любопытно сделалось, сомневаться стала, как бы мне этот чудной дед не привиделся. Снова в лес собраласьиду. Гостинцев разных несу, отблагодарить за добро. Репы сладкой набрала, вяленок морковных, да тыковку для каши прихватила. Накануне дождь хороший прошел, идти сыро, холодно. Лог уж прошла, дальше иду, березу нашлаполяну и избушку не могу. Ходила-ходила кругом, измерзла всянет. Уж уверила себя, что все это, и дед, и изба, мне от страха блазнились, разум замутился, вдруг слышу: - Не меня ли, ищешь, девица?
Обернулась на голос,дед стоит и клюка в руке. -Тебя дед, тебя.
- Спросить, чего хочешь, - прищурился он, - али так пришла? - Навестить, о здоровье справиться. Угощенья вот несу, - подняла я руку с котомкой, вверх.
Он засмеялся, тихо, беззвучно, колыша плечами, а по лесу опять ветерок пошел. - Ну идем, Александра, гостей будешь, - повернулся и пошел, я за ним припустила. - Дед, так не сказывала же я, тебе имени своего, - догнавши говорю,как знаешь? - Много чего я знаю, много чем ведаю, - похвалился он.Ну-ка, подними вон под ногами то хворостины. Печку подкинем, не то зябко будет тебе.
Я послушно подняла хворост, стараясь не отставать, шел он бодро, большим махом переставляя палку. Дошли до избушки, а я диву даюсь. Избенка та же, ручей рядом журчит, но дорогой то шли другой! Не той что я давеча ходила. Вошли в избу, взял он у меня ветки, печь принялся налаживать. Я гостинцы на стол сложила, стою, за ним наблюдаю.
- Садись, Александра, в ногах правды нет, - опять хитро смотрит. - Так вы говорите? - Кто это мы, дед?села я на лавку, да тоже не отстаю от него. - Люди то, - закрывает он печь и на меня смотрит. - А ты что ж, не человек?улыбаюсь я.
Он подошел, сел с другого конца лавки, руки на клюку сверху сложил и тихо так отвечает:
- С тобой человек, а с кем и не человек. - Интересный вы разговор ведете, дедушка. Если не человек, то кто же?
Глаза он прикрыл, вроде как задремал, вопрос мой прослушав. Я уж было хотела снова спросить, но тут он, словно очнувшись, заговорил, не открывая глаз: - За лесом следить я приставлен. Много имен у меня: пугливые Голком зовут, для старателей я Полоз Великий, мешающий им самородки добыть. Кто и Лесунькой зовет, Лесным то бишь, а иные и вовсе силой нечистой кличут. - Вот брешешь, дед, ну удумал, - смеюсь я, храбрясь, а сама затрусила. - Вот ты хорохоришься, а сама боишься, - повернулся он ко мне и открыл глаза.Я ведь много повидал и людей вижу, сразу определю, кто есть, кто.
Я молчала. Поверить не в силах и спорить то страшно, а вдруг! Люди разное сказывали, может и есть какая сила неведомая. - Загляни вон в кадку, - попросил он.
Оробела я признаться ему, что заглядывала уже в нее, подошла, открыла вновь, и уставиласьзолото, самородки, все на месте. - Закрой кадку, - попросил он. Я опустила крышку, стою, а он снова: - Открывай сызнова.
Снова открыла, а там угольки лежат. Глазами моргаю, головой трясу, словно наваждение скинуть хочу, а только уголь, так и лежит. - Вот на такие штуки я мастер, - щурится он, да посмеивается надо мной.Вот люд то говорит, «нечистая водит», то я и вожу. - А зачем водишь, дед?интересно мне стало, хоть и пугливо. - Так за дело вожу, иной раз, конечно, и от скуки быват, но чаще за дело, - помахал он в воздухе сухим пальцем. - То от птицы раненой отвести надо, то от зверя.
Который и сам заплутает, да на меня грешит, а то и просто люд не годный. - Это какой не годный?осмелела я. - Ты вот садись ближе, не бойся, не трону, - подозвал он меня, придвинул из-под стола табурет, поставив рядом с собой.Сама и посмотришь.
Подошла я, села на табурет этот, напротив деда, а он взял мои ладони в свои и глаза закрыть велел. Надавил мне в середину ладошек, большими пальцами - у меня по телу тепло волной разливается, от пяток до самой макушки. До макушки добралось, туманом потянуло, тут я словно взлетелапарю, над лесом возвышаюсь, туман рассеялся, и вижу я все хорошо, ясно. Избушка, полянка, ручей, вокруг лес стеной. Из леса мужик идет, крестьянской породы, обличия.
Дошел до избы, покрутился вокруг, увидел топор, в деревянную болванку воткнутый, что у избы лежит. Оглянулся, подхватил его и пошел лесом. Обошел большим кругом избу, по лесу, и снова в том же месте к ней выходит. Видно дивится мужик, стоит репу чешет. В лес пошел, уже в другую сторону, снова кругом обошел и опять у избенки стоит. Шапку снял, пот со лба обтирает, сам листом трясется.
Опять в лес шмыгнул, идет-идет. Снова к избе вышел, а у двери уже дед стоит.
Мужик ему кричит: «Дед, выбраться никак не могу, кругом водит, подскажи дорогу!» Дед ему и отвечает: «Ты топор то брось, не твой ведь он». Бросил мужик топор, перекрестился и в лес опять бежать. Там уж и ясно стало мне, что на нужную тропу он выбрался.
Тут картинка рассеялась, снова туманом голову заволокло, и тепло побежало, от макушки к пяткам теперь.
- Открывай глаза, Александра, - слышу голос деда и сразу открываю их.Поняла, что аль нет? - Отчего же не понять, поняла. - То-то же. Ты девка добрая, без корысти. Гостинцев вон нанесла, а сами зачастую
впроголодь живете. - Нынче год урожайный, хорошо пройдет, перезимуем.
- Перезимуете, перезимуете, - тихо повторил он и глаза прикрыл, словно в сон погрузился.
Я подумала, что бежать уж надо, да и деду отдых нужен, заболтала его совсем. Только хотела тихонько подняться, как дед сказал:
- Ты побеги, девонька, побеги. Провожу тебя давай, куда идти покажу.
Вышли мы из избы, дед встал у двери, на клюку привычно оперся.
- До свидания, дед, пошла я.
- Листвянку ту видишь? - ткнул он клюкой в сторону леса. - Эвон охрой покрылась вся.
- Вижу, до нее, а там прямо? - догадалась я.
- Верно. Смышленая, - улыбнулся дед, а я побежала, но вскоре голос его догнал: - На судьбу злодейку не ропщи, не простая она у тебя, но ты справишься, выстоишь.
Я помахала ему рукой, да подумала: «У кого же она простая, всем тяжело, даже помещикам». Вон хоть купца Кораблёва возьми, денег полно, а покоя не приносят, лада в семье нету.
Перед самой свадьбой Степан мне обмолвился, что прийти я на завод к нему завтра должна.
- Зачем же это? - спросила я.
- Обычай такой. Молодую обязан привести, показать. Все так делают, давно это заведено, разве не знаешь? - удивился он. - Не то обед твой принимать не станут, от злобы, да потешаться еще начнут. Принесешь обед мне, а тебе в ответ: «Кто такая? Не знаем мол, не ведаем», и не примут. Сейчас то мамка носит, а потом уж тебе придется.