Верно, стара я для дальнего пути, а посему вот что мыслю, выдернула Ветрия из мыслей Зариславу. Поезжай-ка ты, дочка, вместо меня.
Травница так и остолбенела, рот раскрыв, язык задеревенел, что даже слово вымолвить не смогла.
Как? Нет, не могу, залепетала она, слова волхвы небылицей казались.
Не шутит ли матушка? Но нет, смотрит твёрдо, испытывая молчанием.
Можешь, твёрдо заключила матушка. Ты быстрее меня справишься и исцелишь княжича, в твоих золотых руках трава луговая живёт долго.
Зарислава смотрела на матушку и осмысливала сказанное. Никогда она не покидала места здешние дальше озера.
Ветрия, видя на лице девицы растерянность, попросила:
Поезжай, пожалей меня, старую.
Внутри так и забурлили разные чувства: страшно сделалось, и вместе с тем не могла отказать волхве. С ней та была всегда добра и сердечна. Зарислава, выдержав долгий взгляд матушки, ответила поникшим голосом:
Хорошо. Только, ради тебя.
Ветрия ласково погладила её по волосам, улыбнулась.
Вот и славно. Завтра в ночь соберёшь травы. Видно Боги жалеют дурёху, раз послали её в самый срок сбора. А там, в княжестве, ты ни во что нос не суй. Пусть Радмила за всё чает, а ты только травы готовь.
Хорошо, Зарислава поёрзала на лавке, самое время сказать важное.
Просьба у меня есть к тебе, осторожно начала травница, робко посмотрев на волхву.
Та глядела снисходительно, уже знала, о чём собирается просить её.
Как вернусь, проведёшь обряд для меня, чтобы жрицей мне стать скорее?
Тебе бы терпению научиться, детка моя, выдохнула устало Ветрия, верно сил спорить у неё не осталось. Она поглядела долгим взглядом на Зариславу, которая смиренно молчала. Наконец, поставила опустевшую плошку и ответила:
Хорошо. Воля твоя. Если не передумаешь к тому времени принять новую жизнь отшельническую, проведу. Горюшко моё, чадушко. Ладно, пойду, упрежу княжну, чтобы возвращалась обратно восвояси и тебя ожидала в княжестве своём. Нечего ей тут людей пугать, Ветрия поднялась и направилась к двери.
Зарислава, сопроводив её задумчивом взглядом, ответила самой себе:
Чем быстрее пройду обряд, тем лучше. Тогда уже и терзаниям не будет места.
Глава 2. Выбор
На лес опускался туман вместе с дымом от костров, что жгут нынче ялыньские, мягко окутывал стволы деревьев, плотным покрывалом стелился по густой траве. Сквозь плотный занавес виднелась оранжевая полоска закатного солнца. В кронах тренькала птица, и её щебет разносился по всей округе, отдавался эхом. Запах древесной смолы вместе с дымом обволакивал и прояснял мысли.
Зариславе не хотелось нарушать единение с живой силой, но нужно поспешить, впервые за долгое время. Склонившись, положила на краду жертвенный кулич. Всполохи огня мягко окутали подношение. Воздев руки к деревянному изваянию Богини Славуньи, Зарислава проговорила с придыханием:
Благослови, Матушка Слава, на ночь грядущую. Даждь мне силы и волю, помоги собрать травы целебные на дело правое. Во славу и на жизнь рода русов.
Зарислава прислушалась. Внутри невольно разлилось предвкушение чего-то волнующего, предвещая скорые перемены. Оно и понятно, сегодня покинет деревню. Она отступила к воротам, покинула небольшое капище, расположенное прямо на задворках избы волхвы, там, где начинался лес.
Ещё вчера у избы томились от жары княжеские кмети. Вчера и покинула княжна Радмила Ялынь, оставив двоих воинов, что нынче ночевали у старосты Прозора. Этой ночью Зарислава покинет деревню, отправится с ними в путь до Доловского княжества. Никогда она не бывала в твердынях, да так далеко. Пришлые сказывали, что тын крепости может доходить в высоту молодой осины, терема и дворы обширные, и легко в них заблудиться даже белым днём, коли не знаешь дроги. Волнение охватывало Зариславу всё больше.
Оказавшись внутри избы, она обвела взглядом тонущую в желтоватом свете крупной лучины горницу. У входа печка невысокая, белёная мелом. Полати меж брусьями и глиняной стенкой очага завешены шкурами. Лавки вдоль стен, стол. Веретено волхвы в углу под полкой-божницей с малыми чурами. Зимними вечерами и сама Зарислава любила садиться за него да нить свивать. Сундук рядом, свежие травы, связанные пучками, висели на стене. Ветрии Болиславовны не оказалось в избе. Знать отправилась в деревню гадать.
Жили они с волхвой-матушкой скромно. Ветрия принимала за богатство только веданье, а всё остальное само богиней Славуньей давалось: и еда, и кров, и тепло. Волхва говорила, что самое главное для неёземля-матушка: дыхание деревьев, трав и цветов.
Вспомнив, что скоро погаснет окоём, Зарислава заспешила. Выбрав из связки на поясе яблоневый гребень с редкими зубцами, она быстро сняла его с кожаного ремешка и принялась расчёсывать волосы, которые при свете светоча стали как мёд, тёмно-золотистые. Зарислава редко заплетала их в косы, волосы её длинные, всегда просты, до бёдер спадали. Многих женихов она зачаровала ими.
Бывает, иной раз пытаются сговориться с матушкой из соседних деревень, чтобы отдала девку под венец. Всем же хочется иметь в жёны не просто девицу пригожую, верную да хозяйственную, но и травницу-умелицу, коя может с духами наравне беседы вести. От того и задаток предлагали немалый за невесту. Всех гнала волхва от своего порога. А вскоре надоедало свататься оным, отступали, других, более покладистых душек находили.
Правда, один всё ещё бился за сердце Зариславы, упрямый Дивий, сын пахаря, что так и бередил душу девице.
Зарислава вобрала в себя воздух, пропитанный запахом Дивиятерпким, отдающим дубовой корой. Уже столько времени прошло, как покинул он избу, а аромат его по сей миг стоит.
«Безумец, умудрился в избу зайти», хмыкнула Зарислава, но, случайно дёрнув волосы, скривилась.
Волхва метлой его спровадила восвояси. Так и ушёл обруганный и побитый. А Ветрия растревожилась да знай только ругать Зариславу, что приходится ей отваживать жениха. Дивий приглянулся матушке, этого она не скрывала и уж как ни уговаривала девицу подумать да приглядеться к жениху, а всё об стенку горох.
«Всё уже решено», отвечала Зарислава.
Была бы у неё иная жизнь, пошла бы, не раздумывая, за Дивия.
«Вот же горе-судьба, Боги подослали молодца» вновь посетовала девица.
Из-за него до сих пор жили сомнения в душе. Хоть и выбор свой сделала, да как виделась с Дивием, так сама не своя становилась, а сердце тяжелело, как та самая гривна, что переливалась серебром на груди княжны Радмилы.
«Сегодня же порву с ним, пусть не ждёт и не надеется на любовь ответную. Тогда отправлюсь к Радмиле с чистым сердцем, с лёгкой душой».
Вернув гребень на ремешок, Зарислава подошла к сундуку, откинула крышку и вытянула купальскую сорочку зелено-серого цвета, похожую на высушенную солнцем крапиву. Скинула платье из рогожи, надела мягкую рубаху. Подпоясываться в эту ночь не следовало, осталась так же босой, чтобы впитывать в себя целебную силу трав. Зарислава только туесок приготовила для трав и нож с острым лезвием. Нож, а то и булат нынче каждый держал при себе. Пусть места и спокойныестепняки не добирались, но всё одно боязно бродить в одиночку. А вот стебли резать лезвием нельзя, иначе травы силу свою потеряют. Рвать Зарислава будет только руками.
Собравшись, травница подошла к низкой полке, где стояли чуры, осенила себя перуницей, прикоснувшись вместе соединёнными указательным и средним пальцами ко лбу, плечам и груди, зашептала тихонько:
Благослови, Славунья, на деяния справные во славу рода земного и небесного, во благо всего сущего, пусть твоя длань ныне укрывает меня. Прародительница народа нашего, уповаю на помощь твою и защиту от злых чар и духов. Пусть глаза мои видят путь верный, сердце слышит голос Прави, что ведёт к чистым истокам твоим. Помоги сделать выборЗарислава запнулась, сознавая, что молит не о том, о чём нужно, однако Дивий волновал её, из головы не уходил. Продолжила: Желаю всей душой обряд справить и от сердца благодарствую за дар, что вложила ты в душу мою Это дороже мне всего на свете. И теперь испытываешь меня, укрепляешь дух мой и волюЗарислава перевела дыхание, замолкла, к себе прислушиваясь. И тут же понялавот он, ответ, в последних словах её кроется. Снова продолжила говорить: Коли княжича я поставлю на ноги, смерть смогу запутать и прогнать, значит быть мне жрицей, а коли не смогу пойду за Дивия.