Ростова Ирина - Кот, зверь и конец света стр 3.

 Нормальком,  хихикнула девушка, обгрызая бутерброд с забавной прожорливостью.

 Ты на это учишься?

 В смысле? А, неее, что ты. Я буду агрономом.

 Интересная профессия,  вежливо отозвался парень, радуясь, что все так тихо, спокойно и нормально, и ничего не предвещает ничего необычного, особеннокрасных плащей и странных людей.

 Там видно будет,  пожала плечами его собеседница.  Пока не понятненько. А ты программируешь?

 Ну, что-то вроде того,  покривил душой Илья. Программирование, по крайней мере, в программу обучения входило, хоть и не в том объеме, как он надеялся, но явно в большем объеме, чем того хотел бы его отец.  Как твои эти? Глаша? Паша?

 Маша и Саша!  возмутилась Ната, пытаясь ударить Илью остатками бургера. Тот, смеясь, уклонился.  Все у них хорошо. Сашка на филфаке, как и хотела. А Машка что-то там считает.

 Хорошее делочто-то там считать!

 А то, особенно, если деньги. Но онане деньги,  сообщила девушка, оживленно питаясь, позволяя Илье ностальгично вспоминать тот вопиющий случай, когда ему удалось уговорить примерную троицу сбежать с уроков. Он сделал это на спорно, честно сказать, чтобы выиграть, пришлось применять подкуп, и за этот спор он расплатился походом на аниме-фест, причем с выступлением: неугомонные девицы закосплеили мультяшную рок-группу, и Илье пришлось выступить в роли фронтмена. Впрочем, вспоминал он это с удовольствием.  А что, вы с сестрой еще катаетесь?

 Катаемся, куда деваться,  сморщил нос Илья и внезапно предложил.  Хочешь, приходи. В воскресенье заезд, площадка на Хорошевке Нижние мневники, в смысле.

 Да?  оживилась Ната, едва не подпрыгивая на месте.  Класс! Я постараюсь. Если ничего не случиться.

И, да, мальчики-девочки в красных плащах не мерещились аж до следующего утра.

***

В начале было слово, и слово было Мяу, а уже потом появилось все остальное. Например, я появился, прямо вот тут, рядом с очередным выводком гадких иномировых созданий.

Заряд острых игл прошел мимо, и я, выгибаясь в полете, ловко приземлился на все четыре лапы. В достаточной мере грациозно, если бы было кому оценить со стороны, но не в этом дело.

 Уходи, добром прошу,  вежливо предложил я своему расплывчатому противнику, но гнусная мефоза только колыхнулась печально и снова ринулась в атаку. Я встретил ее достойно, останавливая хлесткие удары псевдоперьев точными блоками. Хвала Хвостам за мою пухнастую шерсть! Ни один из ядовитых шипов не смог миновать пуховый заслон и достичь кожи, тогда как мои изрядные когти, старательно оберегаемые от стрижки, поработали на славу. Полуэфемерное тело мефозы покрылось рваными трещинами, которые так и норовили разойтись еще дальше при каждом ее сумбурном движении.

 Уходи,  повторил я, замирая в героической позе с вытянутым восклицательным знаком хвостом. Я, несомненно, был хорош, но красота в одиночку могла бы и проиграть. Зачастую для уверенной победы к ней необходимы острые когти, чтобы доказать низшим видам свои эволюционные преимущества.

Вот и мефоза, уже колыхаясь от каждого дуновения, потеряв плотность и всякую схожесть с обитателями мира-с-тенями, опасалась приближаться ко мне, но и исчезать не торопилась.

 Тебя, разве, не ждут дома маленькие мефозята?

Нет, видимо не ждали, потому что настырное создание продолжало кружить и виться вокруг, никогда в зоне моей досягаемости, но и не позволяя мне расслабиться. В конечном итоге я, сделав вид, что отвлекся на тень птички, дождался отчаянного рывка противника и встретил ее с достойным радушием, мощным ударом лапы переломив уже тающе-хрупкое тело. Мефоза пару раз дернулась и рассыпалась кристалликами, похожими то ли на соль, то ли на силикагель в лотке. Да, я знаю, что такое силикагель. Я, в конце-концов, практически кот-академик. Только толку от меня решительно больше, чем от обычных академиков.

Я поскреб лапами останки запредельной твари, проверяя, не пытается ли восстановиться, и сел, начав задумчиво причесываться. Мефоз становилось все больше: обычно такой признак не сулит ничего хорошего, потому что эти паскудники никогда не приходят сами по себе. Их появление чаще всего сопровождает другие, куда более тревожные события, в сути которых мне еще только предстояло разобраться. Пока что я знал только то, что мефозы множаться в преддверии конца света, и я, в общем-то, совсем не собирался быть ни просто свидетелем, ни потерпевшим в такой катавасии. Возможно, удасться что-то выяснить?..

 Другого места не нашел, чтобы жопеньку чесать?  поинтересовался насмешливый голос и я, грациозно вывернувшись, саркастично посмотрел на свою коллегуне сказать, что подругуДвекошки.

 А ты, вероятно, не нашла другого занятия, кроме как заслонять мне вид?  спросил я, потому что Двекошки была, собственно, большой, как две кошки, даже две такие вот знатные огромные котищи, как я.

Любого нормального кота зовут, конечно же, Кот, а кошкуКошка. Ни один хвостатый в здравом уме не обознается, не примет одного сородича за другого, поэтому и имена нам не так уж и нужны. Мы, впрочем, любим рассказывать о своих особенностях и подвигах, поэтому каждый котэто Кот, который сделал одно или другое, или славен чем-то там Прекрасным и особенным. Вот и Двекошки потому так и именуется, что она невероятно, баснословно огромна. Как будто это Кошка, которая съела Кошку.

 Я, между прочим, подошла сзади,  недовольно ответила она.

 И заслоняешь вид на меня СЗАДИ,  подтвердил я, поворачиваясь к ней, не опуская задней ноги.  О чем пришла?

 Которая по счету была мефоза за день?  тут же переходя на деловой тон, спросила она.

 Третья. С половиною,  посчитал я.  Одну я добил за Вафлей. Ей нужен напарники быстрее, потому что она слишком часто мечтает.

 Вызываешься?

 Упаси Хвост!  фыркнул я.  Я сам по себе, и у меня подранков не бывает, поэтому отстань. С чего ты вообще считаешь мефоз?

 Их становится все больше. Трис половиноюу тебя, однас половинуюу Клеточки. У Плюшкитри, и три у Булки. Это если говорить только о тех, кого я спрашивала сегодня. А так тенденция неумолима: что-то грядет, и из летописей я понимаю, что речь идет о Всего Конце.

Я-таки опустил ногу и воззрился на Двекошки с глубочайшим вниманием, поскольку ее речь трогала самые сокровенные части моих душ. Может, это и было приключение, для которого я был рожден?

 И наша задачаостановить этот Всенец?

 Такова наша роль,  подтвердила Двекошки.  Поэтому будь готов, будь начеку и слушай зов.

 Не забудь только меня позвать, если что,  попросил я, отвлеченно почесывая за ухом.

 Да уж тебя забудешь, как будто,  фыркнула Двекошки и, отвернувшись от меня, ступила в собственную тень и была такова.

Не успел я начать думать о том, что она сказала, и что нас всех ждет, как кто-то панибратки похлопал меня по голове.

 Котик,  сказал совершенно мне незнакомый человек, посмевший так распускать руки, и душераздирающе зевнул. Надо сказать, даже для человека выглядел он не очень: рудименты шерсти блеклые и невыразительные, третье веко красное, жалобный бесшерстный покров сухой и бледный. Прямо-таки несчастнейшее из созданий, а не человек.  Вот что делать, котик?  продолжил он, словно я его слушал.  Рабочий день еще не начался, а я уже устал. Ничего не успеваю, ничегошеньки, и постоянно хочу спать.

Да ты какой-то глупый человек, подумал я. Мало того, что спрашиваешь совета у кота, так еще и такие очевидные вещи!

Но я слишком хорошо воспитан, к сожалению, поэтому я открыл рот и ответил:

 Так ложись спать и спи. А дела сделаешь потом. С новыми силами. Коты всегда поступают так!

 Что? Что-то?  человек даже наклонился ко мне, обдавая запахом не в меру налитого на себя парфюма. Древесные нотки, амбра?.. Я громко чихнул.  А ведь в самом деле! Если я просто возьму и посплю, все станет проще. Да ты настоящий герой!

В самом-то деле, мысленно подтвердил я, смеривая человека немного даже одобрительным взглядом, ягерой. Отважени прекрасен. И в некотором смысле отважен, потому что прекрасен, потому что нельзя быть на свете красивым таким.

***

Впрочем, Илья даже не удивился, когда обнаружил все того же живописного нефра возле своей домашней станции метро. Тот стоял, прислонившись к одной из колонн балюстрады, опоясывающей выход, и курил, глядя в сторону, на мелькающий туда-сюда поток посетителей и обитателей стихийного рынка. А потом перевел взгляд на Илью, и тому в первый раз стало в самом деле не по себе от того, что на него кто-то смотрит. Сердце забилось быстрее, и холодное, липкое ощущение скользнуло вдоль позвоночника, вбуриваясь в мозг.