Жанна, хочу заметить, при всем своем любопытстве за ворота даже не сунулась, ошивалась поблизости, пока я отсюда не вышел. И что совсем уж непонятно, не смогла четко ответить, чем мотивировано такое ее решение. Мямлила что-то невнятное, а после и вовсе растворилась в ночи.
Зато меня запомнил охранник, крепкий парень с исконно арийской внешностью и мягким прибалтийским акцентом. Помню, еще подумал, что все вокруг знают по три-четыре языка, один я лапоть-лаптем. Вон даже обычный привратники тот русский выучил, а я все на пальцах объясняюсь.
В этом плане, кстати, Родьке хорошо. У него полиглотство, оказывается, в базовую сборку входит. Он реально знает все языки мира, наверное, даже суахили. Ну как знает Просто воспринимает их как нечто естественное, не разделяя между собой. Только позавидовать могу.
С наступающим, сказал я охраннику. Мы к Генриетте, пообщаться надо. Кстати, а она дома?
Вопрос был не праздный. Штука в том, что моя бывшая подруга не пользовалась мобильным телефоном. Вообще. У нее его просто не было. Звучит дико, как такое может случиться в наше высокотехнологичное времянепонятно, однако же вот, есть. Живет человек без сотовой связи, и прекрасно себя чувствует.
Дома, кивнул охранник. Она вас ждет?
Вряд ли, передернул плечами я. Но уверен, что будет рада.
Ждите, равнодушно произнес мужчина и ушел в дом.
Анька с любопытством осматривалась, время от времени почесывая верхнюю часть живота. Плохо. Значит, движется болезнь, скоро начнет грудную клетку пожирать.
Дверь, ведущая в дом, беззвучно растворилась, и охранник помахал нам рукой, приглашая заходить.
Говорю жестранное место. Внутривроде как гостиница, которым в пригороде нет счета, но при этом даже признаков каких-либо постояльцев нет в помине. Разве что сигарный запах, который, казалось, въелся в стены этого здания, говорил о том, что они, возможно, когда-то тут обитали.
Генриетта ожидала нас на первом этаже, в небольшой столовой. Она сидела за дубовым столом, пила кофе и лениво жевала «эклер».
Не думала, что снова придешь, без приветствия и привычно томно сообщила она мне. Ты же сделал свой выбор. А это кто?
Это Анна, и у нее проблемы, решил не размениваться на пустые разговоры я и обратился к своей подружке:Давай, покажи ей.
Так сразу? Неудобно как-то, смутилась девушка, подошла к Генриетте и протянула ей свою ладошку. Я Аня. Очень приятно.
Та наконец-то проявила любопытство, засунула остатки пирожного в рот и оценивающе окинула ее взглядом.
Она забавная. И все жечто вы тут делаете? Эта ночь не для визитов, она для веселья.
Мы и веселимся, надоело мне переливание из пустого в порожнее, я подошел к Аньке и задрал ее свитер с красными оленями чуть ли не до груди. Вот! Нет поводов для грусти, только для безудержного оптимизма.
Как любопытно. Полные алые губы Генриетты сложились в «сердечко». Давненько я ничего подобного не видела.
Она склонила голову к плечу, и золото волос блеснуло в тусклом свете залы, а затем приложила указательный палец правой руки к тому месту, где магическая чернота сменялась белизной девичьего тела.
И это сработало! Тьма, поглощавшая Анну, дрогнула и как будто попятилась назад.
Скажите, милая, а чем вы умудрились разозлить ту, кто живет под Влтавой? поинтересовалась Генриетта, тыкая пальцем в живот моей приятельницы, что ее, похоже, немало забавляло. Чернота от этих прикосновений подрагивала и словно пыталась сбежать, но, увы, не пропадала. А?
Кого? в один голос спросили мы.
Ясно. Генриетта перестала развлекаться и снова взялась за чашку с кофе. Сами не поняли, что натворили. Печально и прискорбно.
Пожалуйста! Из глаз Анны снова потекли слезы, что было вполне объяснимо. Хотелось праздника, а вместо него какие-то страсти-мордасти происходят, из разряда «Сверхъестественное, сезон очередной, наверное, последний». Тут любой белугой завоет. Помогите мне!
И рада бы, накрутила локон на палец Генриетта. Но увы, увы
Не можешь? тут же уточнил я, отодвинув чуть в сторону совсем раскиснувшую Анну. Или не хочешь?
Не хочу, не стала скрывать та. Но и хотела быне смогла. Мне не под силу убрать заклятие той, кто сотворила это все.
«Это все»это что? начал потихоньку заводиться я. Этот дом? Этот пригород? Эту землю?
Этот город, все так же доброжелательно пояснила Генриетта. Твоя подружка умудрилась чем-то обидеть существо, которое обитало здесь тогда, когда никакой Прагой даже не пахло. Тут были холмы, по ним бродили овцы, под ними текла Влтава Или она тогда тоже по-другому называлась? Неважно. И в одном из прибрежных омутов жила та, о ком я веду речь. Ее истинное имя тебе ничего не скажет, но в Европе подобных существ называют феями. Это не очень правильное слово, оно не отражает всей сути, но так уж повелось.
Господи боже, еще и феи! всплеснула руками Анна.
Представь себе, чуть резче, чем секундой раньше, ответила ей хозяйка дома. И ты умудрилась ее обидеть. Она там не просто жила, она и сейчас там обитает. В воду чего бросала?
Камушек, внезапно смутившись, ответила девушка. Один!
Вот и все, похлопала в ладоши Генриетта. Видишь, Алекс, как все просто? Твоя недалекая подружка взяла и бросила камушек в омут хранительницы этого города, причем выбрала тот единственный день в году, когда она просыпается, поднимается с глубины и любуется своим творением из-под воды.
Какая-то ясность появляется. Я взял стул и уселся на него. То есть эта сущность
Фея, то ли иронично, то ли пребывая на грани истерики подсказала мне Анна.
Фея, поправился я. Так она хранитель этого города? Вроде наших берегинь, что ли?
Нет, скривила губы Генриетта. Не совсем. Она старше этих ваших Бе-ре-гинь. Она старше любого фекста и хрмотика в этих краях, она старше даже Йожина с Бажин, а уж он-то помнит то время, когда звезды на небе стояли по-другому. Просто ей нравится жить в этой реке. А когда ей стало скучно, она выбрала простолюдина посимпатичней, явилась ему во сне, даровала часть своей силы и велела основать тут город, чтобы время от времени развлекаться, глядя на нас, людей. Как его бишь Не помню. Ну, город он не сразу поставил, сначала к нему пришла народная слава, а уж за ней уважение, влияние и невеста с приличным приданым, на которое и была поставлена первая крепость в этих краях. Угадай, где она была заложена?
На правом берегу Влтавы, почти прошептала Анна.
Вот тебе пирожное за догадливость. Генриетта выбрала «эклер» поменьше размером и протянула моей приятельнице, та его приняла и начала жевать, как мне показалось, «на автомате». Верно. Город рос, мир менялся, и не в лучшую сторону, потому фее прискучило смотреть на людей. И потомсредневековье было далеко не лучшим временем. То чума, то Столетняя война с этими вечными грабежами и насилием, то религиозные войны, сопровождаемые многочасовыми мессами и сожжением ведьм Не на что глядеть, короче, вот она и предпочла грезы реальности. Но раз в год она, как всегда Ну я уже говорила. А ты, милая, в нее камнем! Тебе бы понравилось, если бы кто-то незнакомый разбил окно, в которое ты прямо сейчас смотришь? Нет? И ей не понравилось.
Что дуракиосознали, деловито подытожил я. Поможешь?
По губам Генриетты скользнула та самая улыбка, которой она в начале осени взяла меня в плен, сразу, окончательно и безоговорочно. Это случилось в Вормсе, мы встретились с ней на берегу Да чего теперь вспоминать? Но эта улыбка стоит многого, поверьте. Правда, я этот счет не потянул. Не готов я столько платить, как видно, маловато во мне романтики.
Выйди, велела она Анне. И дверь за собой прикрой. Будешь подслушивать, я еще и ослиные уши добавлю в компанию к тому, что у тебя уже есть.
Та ей сразу поверила, выскочила за дверь, которой так хлопнула, что аж чашка на столе подпрыгнула.
Неужелистрасть? поинтересовалась у меня Генриетта. Неужелинастолько? Не думала, что ты способен на такое.
Не-а, покачал головой я. Молодая девчушка совсем, жалко будет, если умрет.
Жалость хуже, чем любовь, сообщила мне собеседница. Поступки, совершенные под чарами любви, можно списать на безумство страсти, а вот то, что делается из жалостиэто только глупость, и не более.