«Изготовлено темным как минимум дуо, мельком подумал Дайм, оценив интенсивность ощущения, и сунул бесполезный амулет-регистратор в карман, все равно авторства проклятия он не покажет. Слава Светлой, что не самим Пауком, а то быть Суарду городом мышей. Руки оборву идиоту, который балуется с запрещенной дрянью!»
Светлый шер! послышалось вместе со скрипом дверей. Проходите, граф ждет!
Створки распахнулись, явив дюжего лакея. Бледного, перепуганного до дрожи в коленках, с оловянно-бессмысленными глазами. За его спиной, в тягучей темноте, слышались звуки спешных сборов: топот ног, грохот и скрип, отрывистая ругань. Где-то в глубине дома раздался тонкий женский визг. И все это тонуло в шелесте мышиных лапок и голодном пискесверху, снизу, со всех сторон.
Где граф? с порога потребовал Дайм. Быстро зови.
Я тут, светлый шер. Из темноты вынырнул советник в сбившейся набок шляпе и дорожной куртке, уронил что-то стеклянное и нервно сжал руки. Что это? Как он посмел?..
Дайм поморщился на «он», подразумевающее «Бастерхази», но ничего говорить шеру Седейре не стал. Потом.
Седейра выглядел смешным и жалким, совсем на себя не похожим. Его правая рука побелела и отекла, следы мышиных зубов истекали призрачным гноем. Запах страха и патоки вился вокруг советника, туманными щупальцами полз по полу и пронизывал весь дом.
Отставить панику! рявкнул Дайм.
Граф и лакей дружно подпрыгнули и вытянулись во фрунт, в глазах обоих появилось осмысленное выражение. А Дайм продолжилна тех, кто служил в армии, командирский голос действует безотказно:
Рядовой, зажечь свет, собрать всех в холле, открыть окна! Шер Седейра, доложите обстановку.
дядюшка-то умер еще весной! рассказывал чуть пришедший в себя граф. Посылку я не трогал, велел отнести в магистрат на обследование. Посыльный сразу ушел, я проверилничего он не подбросил и не оставил. Легли спать как обычно. А среди ночи оно меня укусило!..
Старший Седейра показал отекшую руку и кивнул на жену, младшую дочь и слуг. Те сбились кучкой перед открытым окном, в самом светлом месте холла, и сонно хлопали глазами. После первых укусов прошло больше трех часов, и паника уже сменялась оцепенением.
уехать, но все лошади пали!
Не пали, уснули, прервал его Дайм. На лошадей это действует быстрее.
Так разбудите! сорвался на крик советник
Отставить панику! снова рявкнул Дайм. Где ваш младший сын?
Эдуардо ночевал у этой, как ее, шепнул граф, оглянувшись на дочь: даже сейчас он не мог назвать содержанку собственного сына по имени. А сейчас уже в магистрате.
Пошлите за ним. А сейчас мне нужен кот. Быстро. И кувшин с вином, молотый перец, имбирь
Дальше все было просто, нудно и долго, как и всегда с ширхабом драной ритуальной магией.
Сначала Дайм готовил «эликсир», щедро сдабривая горячее вино пряностями и заклинаниями. Затем, напоив графских домочадцев, велел слугам выметать по всему дому мышиный помет и жечь во дворе. Зачаровал тень кота, чтобы охотилась на призрачных мышей, самого котачтобы приносил живых. Эдуардо, единственному из Седейра имеющему дар, приказал собирать мышей в мешок, графупоить жену и дочь отваром и молиться Светлой, читай, не мешаться под ногами. А сам, от всего сердца желая поднять и заново придушить мерзавца, придумавшего «проклятье мышиного короля», обошел весь дом с трещоткой, кошачьим хвостом и детской песенкой про кота на крыше. Из каждой комнаты, из каждого чулана он вычищал тягучую патоку и страх: упаси Светлая упустить хоть уголок, и проклятье поползет дальше.
К счастью, мыши не успели разнести заразу по всей улице и Дайму не пришлось изображать шута балаганного по соседям. Ему вполне достало дома, кухонного флигеля и конюшни.
Лишь поздним вечером он вспомнил, что так толком и не позавтракал. Из столовой доносились вкусные запахи и тихие голоса: семейство графа ужинало. Сглотнув слюну, Дайм тщательно сжег ненужные больше трещотку и кошачий хвост в камине.
Ваша светлость, не изволите ли к столу?.. то ли в десятый, то ли в сотый раз тихо спросил с порога лакей.
Изволим. Дайм распрямился, потянулся и подмигнул лакею. Надеюсь, на ужин не рагу из мышей?
Лакей передернулся, а Дайм усмехнулся. Три с половиной сотни горелых мышей, сорок одна песенка и восемьсот двадцать пассов трещоткой и хвостом от дохлой кошкисчет Ристаны растет. И плевать, что доказать ее причастность к «мышиному королю» невозможно. Умница сама себя переумничала в попытке отвлечь Дайма враждой с Бастерхази. Расчет был идеален во всем: Ронеединственный шер в Суарде, способный правильно сотворить эту гнусность, и после устроенной Люкресом показательной казни Дайм и Роне должны ненавидеть друг друга до белых глаз. Но мало ли, кто что должен? Как бы ни сквозило чердак у темного шера, он любит Дайма и не станет пакостить ни ему, ни его людям. Напротив, если бы Роне знал, что Ристана взяла из сокровищницы артефакт, заряженный проклятием, он бы предупредил. Как предупредил об убийце для Шуалейды.
И это все значит, что Ристана перестала доверять Роне и сочла возможным подставить его под гнев генерала МБ. Плохо. Очень плохо. Придется срочно что-то с этим делать. Как будто мало Дайму заботы с беглым Тигренком!
Скажи, сейчас приду, велел Дайм лакею и достал из кармана зеркальце.
Шеф? тут же отозвался Герашан, слегка обиженный тем, что его не позвали зачищать редкую гнусность.
На твою долю осталась финальная чистка, капитан. Нанюхаешься этой дряни вволю прямо этой ночью. А пока быстренько расскажи мне, что поделывает наш полосатый друг.
Глава 7. Подрезанные крылья
При общении с гильдией следует помнить: гильдейские законы всегда подразумевают различные трактовки в зависимости от воли Хисса. Кто и каким образом будет трактовать эту волю, предсказать невозможно. Это дает некоторое пространство для маневра: возможно, Хиссу окажется угодна именно та трактовка, которая на данный момент полезна для безопасности империи.
2 день журавля. Суард
Себастьяно бие Морелле, Стриж
Слава Двуединым, маэстро с экономкой не стали выяснять, отчего это братьям при встрече приспичило подраться. Маэстро лишь оглядел их, особое внимание уделив рукам Стрижа, покачал головой и велел садиться завтракать. Сатифа же буркнула под нос что-то о молодежи, которая совсем от рук отбилась, и принялась наливать всем чай.
Оладьи удались на славу. Пышные, политые медомуплетать их Стрижу не мешали ни разбитая губа, ни треснувшее ребро. Он слушал рассказы Клайво о вчерашнем бале, скачках, очередной очаровательной баронессе, вставлял нужные реплики и чувствовал себя почти счастливым. В голове все вертелась песня Золотого Барда: есть только миг между прошлым и будущим
О разговоре с братом и разбирательстве в Гильдии думать не хотелось. Думать о прошломтем более. Но прошлое, наплевав на желания, посреди веселой болтовни глянуло на него колдовскими сиреневыми глазами, обдало жаром не то боли, не то надежды, и растворилось в солнечном свете и праздничном гаме за окном.
«Почудилось, убеждал сам себя Стриж. Просто почудилось. Если бы Шуалейда нашла меня, все было бы иначе».
Как иначе, он старался не думать, чтобы не портить себе оставшиеся часы. Или минуты.
Звон дверного колокольчика возвестил окончание этих самых минут. Оборвав бородатый анекдот про мельничиху и водяного, Шорох обернулся к дверям столовой. И ровно через миг они открылись, снова впуская Сатифу. За её спиной переминался с ноги на ногу восьмилетний Хомяк, старший из новых учеников Мастера.
Достопочтенный говорит, что вы срочно нужны в конторе. В тоне экономки растерянность мешалась с обидой: только маэстро обрадовался возвращению ученика, как тот снова исчезает неизвестно на сколько. А я приготовила на десерт ваше любимое желе
Пусть уж молодые люди дозавтракают, нахмурив густые брови, отозвался Клайво.
Но Орис уже поднялся.
Простите, маэстро, нам в самом деле надо спешить.
Желе отлично пойдет к ужину. Стриж подмигнул экономке, встав вслед за братом. Прошу прощения.