Амос думал, что умрёт от бессмысленного пребывания на чужом ему празднике, но как только пробило два часа, гости стали собираться домой, и он оживленно, быстрым шагом подходил к каждой семье и прощался с ними. После того, как все уехали, двери закрылись, столы были убраны, придворные разошлись по комнатам, а родители остались разговаривать в кабинете, мальчик, испытывая невыносимую усталость, наибыстрейшим образом оказался в своей кровати, предварительно убрав вечерний костюм и лакированные туфли в гардеробную. Он уже не желал, да и не мог о чем-либо думать; глубоко в его подсознании совершались сны, красочные и непостижимые для других. Может быть, ему мерещился прошедший или будущий день, может, он видел, как необъятные планеты сходят с орбит и, сжимаясь, превращаются в звездную пыль, а, может, он просто сидел на качели и был счастлив. Неизвестно, и никогда не станет известно: сновидения имеют необычную способность теряться время от времени.
Bonjour monsieur, пора в школу, полностью открыв шторы и пропустив солнечный свет в комнату, сказала улыбающаяся чему-то несущественному немолодая служанка.
Bonjour, Мадлен, который час? спросил, ещё не проснувшись, Амос.
Ну как же, милок? Мадлен часто называла своего юного господина «милок», особенно когда желала сказать будто: «Ну что ты, это ж все знают» но чаще это было похоже на: «ну что ты какой забавный, я тебя точно поэтому и люблю». Нынче уже десятый часВаши родители давно встали и беспокоятся, почему Вы все ещё не готовы, а Вы-то ещё и не встали. Хе-хе, радостно и удивлённо проговорила она.
Как десятый час? Амос быстро вскочил с кровати. Почему мой будильник вечно спит и не работает как нужно? с заметным волнением и негодованием мальчик посмотрел на едва проснувшегося семикрылого попугая с мармеладом вместо перьев, махнул рукой и побежал в гардеробную. Мадлен, где моя форма? занервничал он.
Точно не там, она давно весит вся здесь, идите сюда, пояснила служанка.
О, точно, почему я её не заметил? Но что ж, давайя надену её.
В течении получаса Амос летал по комнате, надевая серые брюки, серый жилет, белую, накрахмаленную рубашку с мелкими звёздочками на воротничке, серый с чёрными звёздами пиджак и чёрные туфли. Ничем так не любовалась Мадлен, как его ровными подстриженными волосами, которые были приглажены назад, и его ярко-голубыми глазами, что так живо бегали по комнате в поисках бабочки.
Ну где же она, Мадлен? волновался Амос.
Да вот же, прямо перед вами, на столе, качая головой, отвечала Мадлен.
Так, хорошо; мои учебники собраны? И тетради?
Да, да, все в вашем портфеле, вновь вздохнув, женщина подала мальчику эксклюзивный дипломат от Вердолча.
Снова этот Вердолч? возмутился в ответ Амос. Ну что ж, отцу так угодно если, то ладно, да и некогда, взяв все, что необходимо, он мимолетно направился в столовую.
Здравствуй, сын, возьми что-нибудь, поешь, спокойным и нежным голосом сказал Авраам, увидев бегущего в дверях мальчика.
Да, отец, я для этого и спустился, Амос быстро съел приготовленный завтрак, и собирался уже выходить, как у дверей его остановил отец.
Амос, где твой галстук? спокойно и едва улыбаясь, спросил Авраам.
А, вот, в руке, но только у меня бабочкаслегка покраснев, отвечал мальчик.
И сколько раз мне говорить, что это несерьёзно и такому молодому господину, как ты, не следовало бы и думать о бабочках, а носить элегантный галстук. Не зря же я тебе их дарю в течение нескольких лет, все также спокойно, но чуть презрительно искривив улыбку, говорил Авраам. Тем более сегодня, в такой важный день, мог бы и вспомнить, что следует надеть, но мы и так опаздываем, поэтому оставь этот аксессуар, и направляйся в машину, отдав распоряжения на счет дома главной из слуг, той самой Мадлен, Авраам присоединился к жене и сыну, ожидавшим его в их новой и крайне дорогой машине чёрного цвета с бежевыми миниатюрами каких-то явлений и предметами со странной символикой.
Ахрон, ты знаешь, куда нам нужно, сев на заднее сидение, рядом с Амосом, сказал Авраам и кивнул на замечание водителя об необходимости пристегнуться, но так и не сделал должного.
Семья Эбейссов, которая состояла, по мнению самого Авраама, лишь из него, его сына, наследника его состояний, и его жены, матери Амоса, направилась на Перекрестную площадь Высшей школы первого этапа. Они ехали довольно-таки быстро и успевали к назначенному времени; в машине на лицах всех взрослых выражалась радость (по крайней мере, они улыбались, что для Амоса было явным признаком радости), но мальчик чувствовал себя почему-то неуютно. Он взглянул на отца, затемна мать, послена водителя и, как большинство детей, должен был испытать чувство гордости от того, что его родители изумительно (для своего «излишне взрослого возраста», как говорил мальчик) прекрасно выглядят внешне и, как ему было известно, чрезмерно богаты и имеют единственные в своём роде предметы (картины, вазы, монументы, книги, драгоценности и прочее), что крайне ценится среди неокрепших умов молодёжи, часто бегущей за модой и однообразной оригинальностью, не глядя на существенные качества, но он не то, чтобы даже испытал гордость за это, казалось, будто на него все это давит, мешает думать и, в общем, не является предметом торжества над другими. Он был единственный мрачен.
После церемонии принятия мы сразу же отправимся домой? спросил тоскливо Амос, уже желая развернуться и уехать назад: в его душе снова бушевали те сомнения, которые появились ещё вчера вечером, и они развивались с каждым пройдённым метром все сильнее.
Ты ему не сказал? удивлённо и испуганно (впервые за долго время своего молчания) спросила Мелисса.
У меня были дела, все также незаинтересованно отвечал Авраам.
Что не сказал?.. громко для себя и остальных начал было Амос, но, вспомнив, что он при отце, вновь покраснел и стал ждать объяснения.
Милый мой мальчик, не забывайся: я как-никак старше тебясоблюдай уважительный тон, сказал все с тем же лицом равнодушия Авраам.
Да, отец, прошептал Амос, налившийся краской вины.
Из-за более важных дел я, признаю, забыл рассказать о всех обстоятельствах твоего посещения Высшей школы. Ты не переживай:
все проходили через это, и я, и твоя высокоуважаемая мать
Через что? смущаясь, перебил Амос, на что получил укоризненный взгляд.
Ты не будешь ежедневно ездить в школу: ты там останешься до конца обучения, заметив испуг сына, он, слегка застопорившись, поспешил поправиться. Но это не означает, что ты не будешь все это время бывать дома. Напротив, по большим праздникам и некоторым каникулами ты вправе нас навещать, и мы будем с нетерпением ожидать этого момента, закончив, Авраам находился в состоянии душевной теплоты и потому обнял дорогого и любимого им сына, забыв о всей культуре взаимоотношений с курсантами.
Я Я не думал Но почему? Я не готов, я хочу быть дома А как же Пухля? мальчик, едва всхлипывая, рассуждал, сидя в объятьях отца.
С твоей совой-бездельницей ничего не станет; как жила, так и будет жить при твоём приезде, а вот твоего ленивого кота, поскольку он ленивый и ничего опасного не предвещает, мы решил с тобой отправитьбудет веселее, и о доме вспомнишь, естественное веселье посетило Авраама в тот момент.
Граф Жиренский едет со мной? Спасибо, Амосу помогло это известие, как и любому ребёнку, который, живя без друзей, находит утешение в животных. И после девяти лет обучения что ждёт меня, и чему там учат? вспомнив о насущных проблемах, спросил Амос.
Чему там учат, не мне рассказывать: запрещено, а вот после обучения в Высшей школе первого этапа отправишься в Высшую гимназию второго этапа, после неё и одного подарочка, уже ставши взрослым и состоятельным, сможешь прийти на работу ко мне в Министерство, Авраам похлопал его по плечу. Так что, все хорошо, что хорошо кончается, и как прежде усмехнулся.
Какого «подарочка»?
О, это прекрасный «подарочек», сказала вперед Авраама Мелисса. Но по хронологии он все же после школы, а тот подарок, что после гимназииэто уже не то, но тоже неплохо; да, милый? угадав благоприятное расположение духа, вставила свое слова она.