Лика ВиПринадлежать демону
Пролог, или Первая встреча двух начал
Бес
Никто и никогда не освободит тебя, Бессмертный, говорит инквизитор, отложив в сторону свою черную библию, или что это там у него за книга, из которой он черпает все свои идеи, настолько гениальные, что мне совершенно лень на них реагировать.
Да, конечно, отвечаю ему я, закатывая глаза.
Он мне правда просто надоел вместе со своим красным балахоном и голосом проводника. Вся эта его возвышенная лицемерная речь вызвала бы смех, если бы смеяться тоже не надоело.
ЯБессмертный. Я старше этого мира. Я пришел в этот мир, ведомый все той же скукойчто ж поделать, если мне понравились людишки. У них такое забавное мышление и они очень изворотливы. Вот этот даже смог меня поймать, но не напугать, конечно. Сложно напугать существо, способное договориться с самим миром.
Никто и никогда не спасет тебя. Я не шучу, повторяет назидательно инквизитор.
Он смотрит на меня очень внимательно, внушительно, но все равно нелепо.
Я ему и отвечать не буду, не вижу смысла. Что бы он ни делал, а толку нетвсе одни слова, еще и пафосным тоном. Этот безумец пытать меня пробовал, у него ничего не вышло. Мое тело восстанавливается быстрее, чем он может изрекать свои проклятья. Нелепы его потуги. И почему теперь он думает, что меня можно испугатьнелепый забавный человечек.
Мне даже черты его лица рассматривать не хотелось. Какая-то темная копна волос, карие глаза с проблесками интеллекта. Ничего особенного, рассматривать странные цепи, что мешают мне колдовать, было куда интересней. Незнакомые руны украшают их, вернее знакомые, но в особенной последовательности. Надо бы их запомнить, а потом изучить, в книге еще посмотреть, узнать о них побольше, а то даже неловко от того, что я не могу сейчас просто уйти.
Марта! внезапно зовет он, отвлекая меня от созерцания цепей.
Они, конечно, интересные, но Марта это явно что-то новое. Женщинами мне еще никогда не угрожали. Я ожидал, что войдет очередная страшная монахиня лет этак ста пятидесяти, от вида которой мне, как минимум, станет грустно, потому что ничего веселого в старости нет, но входит онаюная дева в белом одеянии, настолько тонком, что почти прозрачном.
Ты готова принести себя в жертву на благо нашего Бога? спрашивает у нее инквизитор.
Я окидываю взглядом его красную мантию, смотрю на окровавленные белые перчатки, хмыкаю и просто забываю о нем. Ничего в нем интересного. Ничего нового. Обычный самовлюбленный человечишка, получивший власть.
Она куда интереснее, прекраснее, тоньше, мягче, приятней во всех смыслах.
Как ее там зовут? Какая, в сущности, разница? Я уже и позабыл, и не был уверен, что это важно, но любовался ею, как лучом солнца, попавшим в это жуткое кровавое подземелье.
Она скидывает белое полотно со своей головы, открывает огненно-рыжие волосы и шагает ко мне, медленно поднимая подол своего белого платья. Это завораживает своей красотой.
У меня невольно дергается удивленно бровь. Меня соблазняют святые девственницы? Это очень интересно, странно, необычно и все же именно в этой что-то было. Она меня волнует, словно я юных девиц никогда не видел, не трогал, не мял и не любил до истошных криков, словно в первый раз что-то подобное происходит в моей долгой бессмертной жизни
Хотя да, в первый. Обычно я не прикован цепями и сам делаю, что хочу.
Ты что задумала, Огонечек? спрашиваю я у нее.
Ей такое прозвище, на мой взгляд, идеально подходит, потому что волосы у нее такого насыщенного огненно-красного цвета, что называть ее по-другому было бы просто глупо.
Они делают ее похожей на настоящее пламя, на воплощение страсти и свободы.
Мне нельзя с вами разговаривать, отвечает мне рыжая девица, опуская свои глаза. Цвет я рассмотреть не успеваю, только длинные ресницы, но сам факт стыдливо опущенных глаз в столь пикантной ситуации меня волнует еще сильнее.
Хочу ее от этого еще сильнее, а она осторожничает, мнется, стесняется Соблазняет и сама этого боится.
Дивный какой-то Огонечек мне достался, сладкий, да и фигурка у нее была просто лучшей из возможных.
Хороша же!
И вот говорить ей вроде как нельзя, а издеваться явно можно.
Она стягивает с себя белое платье и остается совершенно обнаженной. Ее пышная, сочная девичья грудь подпрыгивает, когда она отбрасывает платье. Соски мгновенно затвердевают от прохлады подземелья, а она подается вперед, упираясь ими в мою грудь. На ней уже не было ран, но следы крови еще остались, и это добавляло каких-то странных диких ощущений.
Она прикасается к моему животу и начинает смущенно изучать мои мышцы, пока я жалею, что не могу порвать цепь и потрогать ее круглые бедра.
Она мне действительно нравится, и если бы не эти цепи, я обязательно бы крепко схватил ее, прижал бы к стене, потрогал бы всю, заставил бы стонать только от моих рук на собственной пышной груди. Она бы умоляла меня не останавливаться, если бы только не эти цепи, но и с ними я могу немало. Что уж говорить, в себе я никогда не сомневался, и тело у меня такое, что женщинам обычно нравится.
Нравится? спрашиваю я у нее, понимая, что она вряд ли трогала по-настоящему сильное мужское тело, раз уж ходит тут при инквизиторе. У того под мантией едва ли есть такое тело, скорее слегка выпирающее брюшко, как у раскормленной свиньи. И если она это видела, то куда лучше может оценить то, что чувствует сейчас руками и видит глазами, можно даже сказать пожирает ими, бросая взгляды из-под стыдливо опущенных ресниц.
Она не ответила, только поджала губы, наливаясь румянцем, а мне очень хотелось увидеть ее глаза. В них наверняка что-то было.
Ну же, Марта, не медли! приказывает инквизитор.
Старый извращенец, смеюсь я над ним, но все равно тянусь к ней, чтобы прошептать на ушко: Помоги мне освободиться, и я покажу тебе настоящее удовольствие.
Я не могу, тихо шепчет она в ответ. Если я не сделаю то, что они хотят, меня сожгут на костре, как ведьму.
А ты ведьма, Огонечек?
Нет, конечно, хотя теперь теперь уже и не знаю, бормочет она растерянно и взволнованно.
Ты ведьма, Огонечек, потому что меня уже околдовала, уверяю ее я, но я спасу тебя, если ты поможешь мне хоть одну руку избавить от цепи.
Марта!
Простите, спешно говорит она и так решительно берет в руку мой член, что у меня дыхание перехватывает.
У нее холодные тонкие пальцы, которые явно не знают, что делать дальше, но от их волнительной дрожи у меня по всему телу пробегает дрожь предвкушения.
В ее неопытности столько сладких нот, что ими можно просто захлебнуться.
Тебе подсказать что дальше, Огонечек? смеюсь я, чтобы не выдать сбившегося от такой мелочи дыхания.
Она смотрит на меня зло, но решительно. Глаза у нее насыщенно-серые, серебристые, как у настоящей ведьмы. В них даже блестит сила. Красивая, уверенная.
Только говорить она со мной не хочет, видимо правда боится Инквизитора, а в мое могущество не верит. Напрасно. Зато решительно направляет мой член в себя, сбивая меня с мысли.
Она внутри влажная, раскрытая, горячая, а я готов выть и кусать губы, потому что мне безумно хочется ей помочь, ухватить ее за бедра, прижать к стене и взять, как я не брал уже ни одну женщину этого мира. Впервые я так сильно кого-то желаю и меня почти трясет от невозможности это получить.
Тупой инквизитор, освободи хоть одну руку, ей же неудобно, прошу я, понимая, что совсем никак не могу ей помочь, стоя вот так с поднятыми вверх руками, а хочу неистово хочу!
Справится, отвечает инквизитор.
Она действительно неожиданно справляется. Закидывает одну ногу на меня, обхватывает руками шею и резким рывком насаживается на член, откидывая голову и выгибаясь, а я задыхаюсь волнением и стоном.
Тонкая струйка крови от ее невинности течет по моей ноге. Только теперь я вдруг понимаю, что происходит что-то ненормальное что-то во что нельзя верить. Понимаю и тут же об этом забываю, потому что она забрасывает на меня вторую ногу, виснет на мне целиком и заглядывает в глаза, решительно и в то же время пьяно, как от вина.
В серебре ее глаз вдруг возникает золотой ободокзнак моей истинной, моей единственной, той, что может дать смысл всей моей жизни!
Не может быть, шепчу я оглушенно, но она, как околдованная, словно одурманенная, уже ни о чем не думает, ничего не смущается, отдается мне. Словно знает, что за нить есть между нами.