Я незаметно окидываю его недовольным взглядом. Что он себе возомнил, что появился из утробы матери сразу взрослым и унылым, как сейчас?
Оставив ему чашку чая на столе, я уношу Авелу с собой в обсерваторию, чтобы забрать звездные карты этого месяца. Как правило, ее сюда не пускают, но я ни за какие коврижки не оставлю ее внизу с этим олухом.
Ничего не трогай, малышка, даю ей тщетное указание, опуская посреди обсерватории. Авела с пару секунд все разглядывает круглыми, завороженными глазами и тут же начинает наматывать круги и громко визжать от радости.
Свернутые карты лежат в тубусах на книжной полке у телескопа. Я беру их под мышку и с трудом выгоняю Авелу из комнаты.
Она вяло плетется по лестнице ей уже давно пора спать.
Вот они, говорю я мужчине и отдаю ему карты на изучение.
Затем наливаю Авеле молока и сажусь с ней за стол. Она сворачивается клубком у меня на коленях.
Мужчина достает все карты из тубусов и бегло рассматривает их, прежде чем спрятать обратно. Он явно новенький обычно король Элинион посылает одних и тех же слуг, чтобы забрать карты и отдать деньги папе, но этого мужчину я вижу впервые. И судя по тому, как он бегает взглядом по звездным картам, он понятия не имеет, как их читать.
Похоже, все в порядке, говорит он, просмотрев последнюю.
Ладно, не буду выводить его на чистую воду. Он даже к чаю не притронулся тот давно остыл, стоя у его локтя. Только зря потратил на него травы.
Снаружи разверзлись тучи, за окном хлещет дождь. Авела уже почти уснула у меня на руках.
Плата твоего отца, все как договаривались. Мужчина достает синий бархатный мешочек из внутреннего кармана и кладет его на стол с тихим позвякиванием металла. Пересчитай, если хочешь, только побыстрее. Я хочу вернуться в деревню до темноты.
До сумерек еще несколько часов, но я вижу, как его взгляд снова возвращается к окну, к тени леса, который скрыт за пределами поля зрения. Интересно, видел ли он его прежде?
Не понимаю, как вы это терпите, вполголоса произносит мужчина. Как вы можете спать по ночам, живя так близко к ее лесу? Так близко к ней.
Гвиден. Мало кто произносит ее имя вслух, но все понимают, о ком речь: о ведьме, которая правит лесом. Она настолько могущественная, что может подчинить своей воле творения Божьи, точно как подчинила своих дочерей, древесных сирен. Они служат ей оружием, поют по ее команде, заманивают людей в лес и поглощают их.
Мы не беспокоим ее. Я с нарочитым безразличием пожимаю плечами. Она не беспокоит нас. Но деньги я считать не буду. Я доверяю его величеству.
Авела потирает глаза, и я встаю, прижимая ее к плечу. Мужчина следует моему примеру и неуклюже сворачивает карты, после чего запихивает их в прорезиненную сумку. Та глубокая, но треть тубусов все равно торчит наружу. Он окидывает меня пристальным взглядом, будто не решается что-то сказать.
Ты знаешь, зачем ему это? Его величеству. Почему он ежемесячно платит твоему отцу за эти карты?
Я пожимаю плечами. Да, он точно новенький. Раньше никто из слуг короля не осмеливался задавать подобные вопросы.
Если мой отец и знает, то мне не рассказывал. Но, уверен, вы знаете, как важно
Хранить это в секрете. Мужчина супится. Я не дурак. Просто поинтересовался, не более.
Лично мне нравится воображать, что король Элинион в душе ученый, который скрывает свое увлечение, чтобы не казаться суеверным. Если народ Тариана узнает, что король ежемесячно сверяется со звездами по каким бы то ни было причинам, то перестанет ему доверять. Он герой, их чемпион против Гвиден и ее леса. Если жители подумают, что он ищет свое будущее в звездах, то начнут шептаться о магии; подумают, что он не так уж отличается от ведьмы и ее чудовищных дочерей. В конце концов, между магией и наукой очень тонкая грань.
Мужчина мешкает у двери, достает два комка воска из кармана, но не спешит затыкать ими уши. Его явно не привлекает мысль о том, чтобы выйти на улицу, даже если единственная альтернатива остаться здесь со мной и Авелой.
Просто, как по мне, это пустая трата денег, говорит он. Лучше бы он потратил их на железную дорогу.
Авела опускает голову мне на плечо и зевает. В дом сквозь трещины в камне уже просачивается песнь древесной сирены. Похоже, я надолго застрял с этим мужчиной вряд ли он сможет сопротивляться их зову, даже с воском в ушах.
А что не так с железной дорогой? Она уже год нас не подводила.
Он кривится.
Так и было, пока лес не разросся вокруг рельсов.
Что?! Я изумленно пялюсь на него.
Нынче поезд в Сайт едет прямиком через лес чуть западнее вашей деревни. Так было с зимы.
С зимы?! Глупо вот так переспрашивать, но мне все равно. Это просто кошмар! Железная дорога, наряду с телеграфными линиями, одно из главных достижений короля Элиниона, которое позволяет быстро и безопасно путешествовать по Тариану, а также укрепило нашу связь с соседней страной и торговым партнером Сайтом. При постройке лес находился за много миль от дороги, и пути пролегали по длинным участкам травянистой равнины. А теперь Как это возможно?
С каждым годом лесная ведьма становится сильнее. Удивительно, как это она еще не повалила вашу стену. Он косится в окно. Но все намного хуже, чем ты думаешь. Лес рушит железнодорожные пути. Металл искорежен, шпалы вырваны из земли и поставлены прямо, как деревья, которыми они однажды были, и увешаны гирляндами из цветов. Не важно, что это не ее деревья, все пиломатериалы доставили из Сайта, его величество играет по правилам. Эти нападения случаются внезапно, и они задерживают новые поставки. Нам приходится чинить участки путей почти каждую неделю. Если мы не разберемся с этой проблемой, у нас будут неприятности с Сайтом.
Он прав. Тариан импортирует древесину и уголь из Сайта. Без них нам придется трудно. Помимо медленных и опасных морских путей, в Сайт больше никак не добраться, разве что кому-то хватит глупости идти через лес пешком лошади отказываются подходить к деревьям.
Авела поворачивает голову на моем плече, ее крошечные кулачки сжимаются на рубашке. Дождь все усиливается, заглушая песнь древесной сирены.
Значит, вы были в лесу, говорю я, не упустив из внимания, что он сказал «нам».
Мужчина передергивается и кивает.
Я полгода работал на железной дороге, и меня часто посылают охранять ремонтную бригаду.
Пульс на моей шее учащается.
Так вы видели их? Дочерей ведьмы?
Его руки сжимаются, тубусы звездных карт стукаются друг о друга в прорезиненной сумке.
Один раз. Это произошло два месяца назад, когда нас впервые отправили чинить рельсы в новой части леса. Мы заткнули уши воском, чтобы не слышать их песнь. Вооружились ножами и пистолетами. Но в итоге этого оказалось недостаточно. Они пришли втроем, и их дьявольская песня была слышна даже сквозь воск. Они были быстрыми, как змеи, со светящимися глазами и костлявыми руками. Нас оплели живыми ветками и сдавливали до тех пор, пока те не вонзились в плоть.
В моем взгляде читается искренний ужас.
Нас спас капитан по крайней мере, большую часть людей, при помощи тряпок, пропитанных керосином, и пакетика пороха. Это временно напугало дьяволиц, и нам удалось сбежать. Но капитан все равно погиб. Потерял слишком много крови.
Я смотрю на него с новообретенным уважением.
Мужчина мотает головой, будто хочет избавиться от этого воспоминания. Внезапно он замечает, что музыка в лесу стихла.
Ну, хорошего дня.
Заткнув уши воском, он выходит на улицу и закрывает за собой дверь. Я не слишком-то грущу о его уходе. Положив Авелу в кроватку на первом этаже, я поднимаюсь на второй, минуя наши с папой спальни, и забираюсь по узкой лестнице в обсерваторию. Даже если гроза скоро пройдет, еще слишком рано для телескопа, стемнеет только через пару часов. Однако мне нравятся тишина и покой этой комнаты. Когда купол открыт, стеклянный потолок служит окном в небо; когда закрыт, слева от чугунной печи остается небольшое окошко, управляемое рукоятью. Я поворачиваю ее и с прищуром смотрю сквозь пелену дождя на самое сердце Гвиденского леса. Никто не смеет трогать деревья они для нее священны. Легенды гласят, что она считает их своими детьми, и более того, даже сделала из них детей: восемь дочерей, древесных сирен, чья жуткая песня снова льется через окно.