Я слыхал о ней, но никогда не видел — да и немногие из не-членов клуба удостоились такой чести. Репродукций тут не принято делать. На фреске изображён эпизод грандиозной битвы двух ангельских армий, сошедшихся в войне против небес, — неизвестная работа самого Микеланджело. Великолепие, способное затмить роскошь величайшего из царских дворцов; великолепие, какого члены «Лондиниума» вовсе не стоят. Но такова жизнь. Ангелы выглядели каждый по-своему, будто художник писал их с натуры — а почему бы и нет?
Как виньетки, по огромному залу были разбросаны непонятные скульптуры: Мур, Сальвадор Дали и Пикассо. У меня от таких форм зубы болят и резь в глазах начинается. Говорят, они лучше воспринимаются на ощупь, но боюсь, даже и без цепей я не стал бы пробовать. Уж очень они выглядят… неспокойно. Да и руки могут оторвать за дерзость — как не-члену клуба. Здесь все только для своих.
Негромко ведя разговоры, по вестибюлю степенно расхаживали солидные люди. Я вежливо улыбался и раскланивался, делая вид, будто никаких цепей нет и в помине, а важные джентльмены вели себя так, словно меня не замечали. Может, они меня не знают и чураются, а может, знают слишком хорошо. Древность здания и груз традиций давили вполне осязаемо. Обычай бывает сильнее магии, особенно когда речь идёт о вещах, которые не принято замечать. Например, не стоит обращать внимание на тех, кто не является членом клуба.
Нос по-прежнему отчаянно чесался, но лакей не спешил. Я развлекался, как мог, рисуя неприличные слова носком туфли на ворсе ковра.
Наконец, глядя в пол, появился недовольный лакей. Это наверняка от Уокера. Лакей меланхолически щёлкнул пальцами, и цепи исчезли так же, как появились. Я неторопливо потянулся, затем одарил прислужника солнечной улыбкой. Тот очень сдержанно поклонился в ответ:
— Мистер Уокер ждёт вас в столовой, сэр. Ваше пальто, сэр?..
— Только через мой труп, — ответил я. Роскошью столовая не уступала вестибюлю, как и следовало ожидать. В воздухе смешивались восхитительные ароматы, сверкали белые скатерти. Мне пришлось сглотнуть слюну. Всей моей силы воли хватило только на то, чтобы не стащить чего-нибудь с ближайшего стола. Здесь на меня, впрочем, тоже не смотрели. Публика была хоть и избранная, но довольно пёстрая: деловые люди из тех, что богаче ночного кошмара Шейлока, полубоги, эльфийская аристократия, маги и вроде даже пришельцы. Клуб «Лондиниум» космополитичен — в своём роде. Наконец меня всё же заметили: Жюльен Адвент, он же Викторианский Искатель Приключений, дружески кивнул и улыбнулся.
Уокер сидел один — в дальнем углу, как всегда, спиной к стене. Холодный серый человек с холодным серым лицом. Он тоже кивнул, но улыбаться не стал.
— Похоже, вы меня ждали, — сказал я.
— Разумеется, — спокойно и сухо подтвердил Уокер. — Так или иначе, этого было не избежать.
Я сел к столу, не ожидая приглашения, и лакей неохотно спросил, не желаю ли я ознакомиться с меню.
— В этом нет необходимости, — перебил Уокер. — Этот джентльмен не собирается обедать.
— Вы могли бы меня пригласить.
— Я мог бы тебя и убить, — возразил он.
С глубоким поклоном лакей удалился, а я громко фыркнул, заглянув Уокеру в тарелку. Всё было очень по-британски: ростбиф, йоркширский пудинг под густой подливкой, разваренные овощи, а на десерт небось ещё и сладкий пудинг.
— Это похоже на вас, — мстительно сообщил я. — Скучно, невкусно и вроде бы полезно. Несварение желудка на тарелке и ни одного проблеска воображения.
— Полезно и питательно, — сказал Уокер, отрезая кусочек ростбифа с военной точностью. — И предохраняет от простуды.
— Казённые школьные обеды губительны для хорошего вкуса.
— Что ты знаешь о публичных школах, Тейлор? — спросил Уокер.