Постмортем
Глава 1
Всё опять пошло наперекосяк.
Свежий ветерок летней ночи ворвался в тёмную комнату. Занавески пытались сдержать его и раздувались изо всех сил, притворяясь корабельными парусами, но проигралии тёмная комната мгновенно наполнилась запахами свежескошенной травы, тумана, отцветающей сирени и совсем немногорасположенной неподалёку конюшни.
Ветер промчался по комнате, полистал страницы лежавшего у окна древнего фолианта в деревянной обложке, позвенел сложными амулетами из стекла, хрусталя и кристаллов, раскачал висевшие на нитках под потолком пучки горьких трав. Заигравшись, он ворвался было внутрь белеющего на полке с книгами человеческого черепа и даже посвистел в пустых глазницах, но быстро отшатнулся и испуганный исчез.
Хэть! за подоконник уцепились ладони. Сейчас
Кряхтение, сопение и прочий оркестр звуков, которые обычно издаёт человек, очень не желающий быть услышанным. Ладони напрягаются, пальцы бледнеют, кажется, ещё чуть-чутьи их владелец
Нет.
Не получилось.
Руки соскользнули и, царапнув ногтями по дереву, скрылись за окном.
Шипение.
Негромкое: «Ай-й-й».
Вторая попытка. Более удачнаявозможно благодаря тому, что в этот раз кряхтения и тяжёлого дыхания было куда меньше. Свет нарождающейся луны и звёзд заслоняет огромная чёрная тень, в комнате становится совершенно темно, и судить о происходящем можно лишь по звукам. Шорох ткани, скрип дерева, шелест бумаги Громкий звон разбитого стекла.
Сдавленное ругательство.
В коридоре послышались шагибыстро приближающийся цокот каблучков по деревянному полу.
Вот ты и попался, язвительно заметил голос в темноте. В изголовье кровати сверкнули два маленьких зелёных глаза.
Тише!.. зашипел второй голос, принадлежавший ночному любителю лазать в окна. Фигура пригнулась как можно ниже, стараясь слиться с полом.
Отворилась дверьи свежесть летней ночи моментально сменилась невыносимым запахом формалина, перебитого тяжёлыми духами.
Тальф! позвали шёпотом. Тальф, ты здесь?
Тёмный силуэт (а это был именно Тальф) замер, потому что домоправительница Эльма, чья высокая, строгая и тонкая фигура маячила на пороге, не могла видеть живые объекты, если те оставались неподвижны. У оживлённых магистром Хейлером слуг попадались разные отклонения: оно и неудивительно, ведь после смерти тела начинали стремительно и разнообразно разрушаться, но конкретно это нарушение Тальф считал очень полезным.
Да, я тут, отозвался человек в чёрном и показательно зевнул.
Я слышала, как что-то разбилось!
Секундное замешательство.
Наверное, силурийская трубка скатилась. Я оставил её на столе. Завтра уберу.
Если бы я могла пройти, то убрала бы всё прямо сейчас. Ты же забудешь и утром обязательно порежешься!
Время шло, за окном громко стрекотали сверчки, призрак садовника тихонько подвывал какую-то песенку во время работы, но ответа на намёк домоправительницы не было.
Эльма потопталась на месте. Пучок волос на её макушке забавно трясся, когда она вглядывалась в темноту светящимися зелёными глазами и топталась на пороге, не в силах его переступить. Ещё бы, мел из карьера на Белом озере, толчёный розовый кварц и немного розмарина надёжно хранили комнату Тальфа от вторжения.
Если бы не они, бывшая любимая фрейлина королевы (а потом и не менее любимая фрейлина короля) не дала бы юноше никакого житья.
Что-что, а подбирать слуг магистр Хейлер умел, хоть и доводил до паралича дворцовую прислугу, когда во время визитов говорил нечто вроде: «Вы прекрасный садовник, этот кустпросто произведение искусства! Кстати, как вы себя чувствуете?»
Не дождавшись ответа, Эльма пробормотала себе под нос: «Несносный мальчишка», тихонько закрыла за собой дверь и простучала каблуками обратно в комнату, где проводила всё свободное время, стоя в тёмном углу и таращась мёртвыми глазами на портрет молодого короля.
Несносный мальчишка, передразнил Клаус. Почти не тронутый тлением крыс с чёрной спинкой и белыми боками зевнул, показывая длинные зубы, и потянулся, расправляя длинный голый хвост. Даже в моё время так не говорили, грызун умыл передними лапами роскошные усы. Ну рассказывай, коли разбудил. Кто она? Юна, свежа и прекрасна, как цветок? Её талия тонка и изящна, как виноградная лоза? Её перси тяжелы и сладки, как
Её зовут «Практическая некромантия». И «Всё пошло не так», Тальф откинул капюшон и тут же лишился двух третей своей ширины и солидности: на месте загадочного ночного незнакомца оказался худой и нескладный юноша с длинными светлыми волосами, которые давно и настойчиво требовали внимания расчёски. Каждый локон жил своей жизнью и старался удивить владельца, выбрав самую причудливую форму и направление роста.
Молодой человек лихорадочно пытался нашарить на столе спички. Под подошвами его сапог хрустели осколки тонкого стекла невероятно дорогой силурийской трубкии этот хруст отдавался болью в юном сердце.
И почему я не удивлён?.. ухмыльнулся крыс. А среди её имён нет «Побег от горожан»?
Сегодня обошлось, пробормотал юноша. «Побег от горожан» была его любимицей. С ней они провели множество незабываемых страстных минут, когда сердце замирало в предвкушении встречи с чьими-то вилами, а во всём теле вдруг просыпались необычайная лёгкость и невиданная прыть.
Несмотря на то, что с некромантии уже много столетий назад сняли запрет, горожане всё равно относились к магам с подозрением и были склонны считать, что если человек в балахоне сидит ночью на могиле прадедушки, то пришел он именно за прадедушкой, а не, скажем, за могильными червями для ритуала.
Существовали, конечно, и лицензии, и официальные разрешения Ковена, но жители предпочитали сперва как следует огреть ночного копателя чем-нибудь тяжёлым, чтобы не убежал, и только потом выяснять, что он делает и по какому праву.
Проскребла и зашипела сера, непроглядную тьму рассеял маленький огонёк, который переместился за пыльное стекло масляной лампы.
Едва появилось хоть какое-то освещение, Тальф принялся бесшумно метаться по захламлённой комнате. Он огибал груды книг, открывал и закрывал шкатулки и сундучки, скидывал на пол одежду и бумаги, бился об острые углы мебели и осматривал все горизонтальные поверхности, заставленные всякими странными приспособлениями и сосудами. Наконец юноша замер, звонко хлопнул себя по лбу и бросился к полке, висящей под самым потолком. На тонкой дощечке теснилось несколько десятков склянок, пузырьков и флаконов: разных размеров, форм и цветов, с рукописными этикетками, привязанными на бечевку. Юноша перебирал их, приглядывался и неразборчиво бубнил себе под нос: «Не то. Опять не то. О! Вот где она была всё это время!.. Снова не то. Да где же?..»
Интересовавшие его склянки, как это обычно и бывает, куда-то запропастились. Тальф пренебрёг главным правилом спешащего человека: никогда не показывать нужным вещам, что ты куда-то торопишься.
На полу зашелестела ткань: крыс спрыгнул со стола и топтался по накидке, принюхиваясь и попискивая от удовольствия:
Ничего себе! Цветы, лимон А это что? крыс на мгновение задумался, не прекращая активно шевелить носом. Что-то свежее, растительное. А! Бергамот!
Поздравляю, пробормотал Тальф. «Да где же они, Тьма побери?»Ты почти определил состав сегодняшнего зелья. Разве что забыл жабьи глаза и розмарин.
Во-первых, запах духов прекрасной юной девицы от запаха твоих мерзких зелий я смог бы отличить и будучи живым, оскорбился Клаус. А во-вторых, розмарин я не упоминал, потому что ты и так весь им провонял, в подтверждение своих слов крыс чихнул и потёр нос лапками.
Клаус был прав. Опыт старого гусара (которым он был при жизни) и обоняние крысы (в чьём теле он оказался из-за ошибки Тальфа) легко разоблачили нехитрый обман. Вернее, даже не обман, а полуправду: юноша действительно был на кладбище и действительно ходил туда, в том числе и за могильными червями, а вот с кем он это делалуже другой вопрос.
Жозефина, в отличие от других знакомых Тальфу девушек, совершенно не боялась ночных погостов, и молодой человек иногда задумывался о причинах. Передался ли ей бесстрашный нрав предков, заполучивших трон в те далёкие времена, когда главным инструментом политической борьбы служила секира? Или, возможно, её успокаивало присутствие пары десятков королевских гвардейцев, чьи усищи ненавязчиво торчали из-за каждого дерева, куста и могильной плиты?