Тимофей поскреб киту брюхо, бормоча:
Леви, Леви
Кит пошевелилсяочень осторожно, словно нежась. Так еще бы! Рук у Левиафана нету, не почешешься А иногда небось так хочется!
И вот еще! Ах ты, зараза
Браун подплыл и обнаружил небольших, в локоть длиною, рыб неприятного серого окраса, облепивших бок кита. Это были прилипалы, они же реморы. С ними пришлось повозиться. Но вот последняя из ремор, украшенная присоской, похожей на подошву кроссовки, отвалилась, всплывая кверху брюхом.
Эти еще ладно, просвещал Виктор товарища, а вот если минога присосется Пипец! Мерзость. Скользкая такая, верткая, коричневая вся. Больше всего пиявку напоминает, такая же дряньприлепится к китику и давай из него кровь сосать Ну, все, инструктаж, считай, получил, давай, чисти дальше!
В среду Тимофей Браун пас кашалотов на пару с Волинымего субмарина медленно, в надводном положении, обходила стадо по часовой стрелке. Витина кружила против часовой. Когда подлодки встречались, Волин, выглядывавший из люка, орал:
Привет, беспризорник! Чё делаешь?
Хвосты китам кручу, отвечал Браун.
Ему было хорошос ним были океан, киты и друг. Сложно было понять, что же их связало, егоблаговоспитанного юношу, и Витьку, уличного пацана. Но связало крепко
Повсюду, насколько хватал глаз, в волнах темнели группы китов. Блестели на солнце черные дугиэто скользили и исчезали под водою спины нырявших кашалотов, буквально ввинчивавшихся в воду. Взлетали в воздух фонтаны пара. Иногда тишину разрывал громкий удар хвоста о воду, подобный пушечному выстрелу.
Кашалоты и сами описывали в океане немалый круг; через неделю стадо вернется к началу пути.
В ясном небе не было видно птиц, только одинокий альбатрос тяжело обрушивался на волну, вспарывая воду широкими перепончатыми лапами.
Воздух над океаном был неподвижен, тихо кругомтолько волны наполняли тишину плеском и шорохом, подобно тому, как песок и ветер непрестанно шепчут что-то в безмолвии пустыни.
После полудня безмятежную пастораль нарушил «маверик»бродячий кит-одинец, огромное создание, не мельче самого вожака по имени Тимор Пинктоже полных двадцать два метра «роста». Маверик отливал иссиня-черной шкурой с коричневыми подпалинами, а кожа вокруг пасти была посечена массой шрамов, оставленных клювами кальмаров, их же роговыми зубами и присосками. Матерый зверь. Видно, что не дурак подраться, но ведет себя мирно, пасется неподалеку и никого не задевает.
Вдруг откуда ни возьмись появилась стая косатокпрекраснейших обитателей океана, возглавляемая громадным самцом в роскошном наряде: в черном «фраке» и белой «манишке». Высокий спинной плавник вздыблен, как меч наголо.
Заметив одинокого кита, стая свернула к маверику, а тотноль внимания, фунт презрения.
Ну, щас чё-то будетпослышалось в репродукторе бормотание Волина.
Надо отдать должное вожаку косатокон медлил, словно прикидывая баланс сил. Зато его молодой и норовистый приятель раззинул пасть и бросился на маверика.
Кит-одиночка не кинулся наутек и не стал атаковать сразуон выжидал. И в самый решающий момент, яростной дугой изогнув свое громадное тело, нанес косатке-отморозку сокрушительный удар хвостом. В следующий момент его нижняя челюсть вспорола мягкое брюхо агрессораволны окрасились кровью.
Вопли умирающего собрата привели косаток в смятение. Они начали кружить вокруг беспомощно извивающегося товарища, а одна из самок даже попыталась поддержать его, не дать утонуть. Но тщетнострашная трехметровая рана была несовместима с жизнью.
А маверик свернул на запад и спокойно ушел в открытое море
В четверг ночью субмарина Брауна тихо следовала за стадом. Тимофей рефлекторно избегал облаков испражнений, желтевших в лучах прожекторов.
Днем легче увидеть другие следы прошедшего стада китовстаи птиц, которые ныряют, подбирая за китами объедки, и стаи акул, кои тоже не чураются падали.
Задача у Брауна была проста и незатейливасобирать плавающие по поверхности куски амбры.
Иногда в кишечнике кашалота образовывались сгустки серой восковидной массыамбры. У нее был резкий гнилостный запах, но со временем он превращался в приятный, напоминающий мускус, жасмин, ладан. И это удивительное вещество усиливало тонкие ароматы парфюмов, закрепляя их и делая невероятно стойкими. Ценный побочный продукт китоводства.
Тимофей выбрался к стаду и увидел слева по борту странное сияниешел огромный косяк тунцов, и каждая из огромных, мощных рыбин разрывала темную пелену моря фосфоресцирующими полосамиэто светился потревоженный планктон, рассеивая зеленое и пурпурное сияние.
Рассекая эти красочные узоры, ринулись киты, желающие «порыбачить». Мало кому из «рыбарей» улыбнулась удача. В то мгновение, когда над тунцом уже готовы были сомкнуться страшные челюсти, «рыбон» уносился в темноту, серебристо сверкнув, точно сабля, выхваченная из ножен.
Отблистали тунцы, и вода вдруг рассыпалась серебристыми игламиэто миллионы сайр пожаловали. Бока рыбок сияли радужным блеском, спинки отливали металлической синевой. Кашалоты лениво последовали за косяком, хапая сайру на ходу
Стрелять из бластера Тимофея учил Волин, не без зависти наблюдая скорый прогресс, у Брауна была природная сноровка, твердая рука и глазомер.
Сначала, правда, Тимофей тренировался сам. Стесняясь собственной неуклюжести, он битый час упражнялся в выхватывании квантового пистолета-разрядника, который в Евроамерике прозывали бластером. Тренировался он в глухом углу южного сектора «Моаны-2», стационарного плавучего острова.
Ты его неправильно держишь, послышался голос Волина.
Браун резко обернулся. Виктор стоял широко расставив ноги и уперев руки в бока.
А как надо?
Не вытягивай руку и не целься, понял? посоветовал Волин. Выхватил бластлоктем упрись в бедро и наводи, не глядя. Поворачивайся всем корпусом. И стреляй. Понял, в чём изюминка? Это на соревнованиях можно руку тянуть, выпендриваться по-всякому, а на улице выигрывает тот, кто быстрей. И метче.
Только ты это учти: не вздумай пугать бластом! Не вопи: «Стой, стрелять буду!» и не пали в воздух. Вытащил оружие? Стреляй! А стреляй для того, чтобы убить. Ухватил суть? Ну вот И запомни: если ты где-нибудь в батиполисе пристрелишь вооруженного океанца, тебя оправдают. Тут один закон, и все носят этот закон с собой в кобуре
А если я безоружного э-э убью?
Тогда тебя линчуют, просто ответил Волин. Утопят. Если поймают, конечно. А не словят, так объявят награду. Прикинь? Какой-нибудь «охотник за головами» отправится по твоему следу, чтобы тебя пришлёпнуть А тебе это надо?
Обойдусь как-нибудь
Верно мыслишь! И и знаешь чё? Я тебя за хвастуна не держу, ты у нас скромник, и всё равноне хвались своим умением стрелять. Каким бы ты отличным ганменом ни был, рано или поздно найдется кто получше.
Да чем тут хвастатьсяуныло вздохнул Тимофей.
Хочешь научиться стрелять?
Хочу!
Тогда пошли.
Волин проводил Брауна в спортзал и завел в стрелковый модуль.
Даю тебе свой «смит-вессон», сказал он, доставая из силикетового сейфа увесистый револьвер с рукояткой, отделанной слоновой костью. Сорок четвертый калибр. Вот патроны. Вот наушникигрохоту будет
А ничего, что шум? несмело спросил Тимофей, застегивая на бедрах оружейный пояс с кобурой.
Здесь четыре слоя акустической защиты, так что Шуми на здоровье. Главное, если уж ты с пулевым оружием научишься обращаться, то с фузионным только так справишьсяу бласта отдачи нет!
Волин растворил объемистый встроенный шкаф, и оказалось, что это не мебель вовсе, а ниша для роботаздоровенного андроида, стоявшего, широко раздвинув ноги-тумбы и раскинув мощные бугристые длани.
А тут у меня типа мишень, сказал Виктор. Балбес, знакомьсяэто Тимофей, он будет на тебе тренироваться.
Страшно рад, пробасил робот, страшно горд.
А я ему ничего не попорчу? неуверенно спросил Браун.
Я покрыт тяжелой броней, прогудел Балбес, как Тимофею показалосьсо снисхождением.
Дерзай, сказал Виктор. Я заглядывал в твою физиолептическую карту... Корочеу тебя хорошая координация движений и быстрая реакция. Будешь упорно заниматьсяполучится ганфайтер. Заленишьсяи контрольный выстрел сделают тебе.