Ольга опустила руки, чувствуя, как ее захлестывает отчаяние. Перед ней умирал человек, и девушка оказалась бессильна. Она уже забыла, как готовилась бросить несчастного прямо здесь.
Эх В хороший книге у нее обязательно оказались бы нужные знания. Скажем курсы парамедицины за плечами. Или хотя бы родственник из медицины, родитель, а лучше дед. И можно было бы вспомнить старые мудрые советы, как раз на тему дня. Но родственников-медиков у Ольге не имелось, а те, что были в общем роднясамое последнее, о чем девушка стала бы думать хорошо, тем более в такой момент.
- Что же мне с тобой делать - прошептала она, чувствуя, как подступающие слезы жгут воспаленные глаза. От дикого стресса и вони снова захотелось блевать. И лампочка эта, она вроде еще и пищит, да так тоненько и мерзко, что пробивается даже сквозь внешний шум.
Ольга скорчилась, сложилась почти пополам, как складной ножик. Хотелось закрыть глаза и уши, ни о чем не думать, забыть, что вокруг полный фарш, сатанизм и пиздец. Лампочка эта еще
Лампочка. Красная. Пищит.
Дрожащими пальцами Ольга притронулась к поясному футляру, который был похож на подсумок из альбома про вооружение немецких пихотов-фашистов. Он был двойной, жесткий и кажется, сшит из той же кожи, что кобура. Красная лампочка а раньше она была желтая. И что за трубка? Ольга внимательно осмотрела «капельницу», которая действительно казалась настоящей капельницей, только из материала потемнее и какой-то более «стекловидной». Ее воткнули в шею Крипа, в область сонной артерии, грубо, сильно, так, что кровь наружу выступила. Хм если кривоногий правша, то, похоже, он ее сам себе и ткнул, движением снизу вверх, под хорошим таким углом.
Интересно.
Ольга вернулась к подсумку, попробовала его открыть. Застежка оказалась жесткой, пара ногтей сломалась.
- Падла, - прокомментировала девушка утрату, стараясь не вспоминать, сколько стоило наращивание, пусть даже в родном салоне и со скидкой. Конечно, думать о такой мелочи сейчас было по меньшей мере глупо, но такие простые, приземленные мысли как-то привязывали к реальности. Потому что всего окружающего, видимого и слышимого, существовать просто не могло. Ольга чувствовала, как налет городской жизни слетает с нее, как лист на ветру, обнажая ту, прежнюю девчонку, цепкого деревенского зверька, который не рефлексирует, а выживает. И потом уже рефлексирует, под настроение.
- Так, вот это уже более-менее понятно, - пробормотала она, глядя на две цилиндрические штуки, что показались из-под крышки подсумка. Похожи они были на увеличенные батарейки или пивные банки. У каждой разъем на крышке и лампочка, похожая на светодиод. Одна мигала красным сквозь прорезь в подсумке и тянулась капельницей к шее Крипа, а вторая, соответственно, нет.
- Рискнем?спросила сама себя Ольга и для порядка глянула на черного. Тот полулежал-полусидел без движения и смотрел сквозь девушку невидящим взором. На посиневших губах вздулось несколько розовых пузырьков.
Ольга попробовала выкрутить переходник, соединяющий капельницу с банкой. К счастью, закручено было не до конца, так что она почти сразу поняларезьба идет не по часовой стрелке, а наоборот, так что крутить надо слева направо. Получилось. Банка тихонько зашипела, красный огонек умер. Ольга выдохнула, попробовала унять дрожь в пальцах. Подумала, что с точки зрения санитарии здесь даже не помойка, а полный сортир, так что если Крип и вытянет (а он точно не вытянет), то помрет от заражения.
- И «ягой» заполируем, - процитировала Ольга сводного брата (чтоб он сдох), вкручивая стаканчик переходника во вторую «батарейку». Прошло легко. И ничего не случилось.
Ольга тихонько подергала трубку, стукнула по банке, поискала какой-нибудь скрытый переключатель или хотя бы кнопку. Ничего.
- Чудо враждебной техники
Она попробовала еще крутнуть, цилиндрик через силу, очень жестко провернулся на четверть оборота, в банке что-то щелкнуло, как будто внутри накололась мембрана. Мигнул зеленый огонек. Если приложить пальцы к банке, то можно было почувствовать легчайшую вибрацию, как будто внутри заработал бесшумный моторчик. Сквозь темную капельницу ничего не было видно, но девушка была уверена, что какая-то субстанция потекла по ней, вливаясь в артерию. Может даже и с пузырьками воздуха.
Черт, об этом она не подумала. С другой стороныпоздно. Да если бы и подумала, что можно было сделать?
Ольга сидела на коленях и молча ждала. Снаружи выли, бесновались и колотили. Звук казался очень глухим, как будто проходил через метр-другой бетона. И от этого становился еще страшнееесли слышно даже здесь, что же творится там, снаружи?
Крип очнулся внезапно, как будто вырвался из глубокого сна. Тяжко вздохнул, закашлялся кровью, посмотрел на Ольгу вполне осмысленно. Скосил глаза вниз, осторожными, легкими движениями коснулся батареи.
- Tibigratiasago, - прошептал он.
- Не за что, обращайтесь в любой момент, - нервно хихикнула девушка.А теперь вытаскивай наши задницы отсюда
Прозвучало так убого, что аж зубы свело, но воспитанное на современной масс-медийности сознание выдало привычный шаблон. Хорошо, что Крип ни слова не понял, разве что общий посыл.
Грохот снаружи тем временем усилился, со стен кое-где посыпалась крошка. Хрустя, зазмеились первые трещинки, сначала едва заметные. Неизвестно, сколько было снаружи разрушителей и чем они пользовались, но стало яснонеизвестные точно вознамерились разобрать «крипту» и скорее всего преуспеют.
- Exitusestexlociiste, ostendovobis, - выдавил через силу и боль Крип. Подумал пару секунд и показал пальцем на штаны Ольги. Та непонимающе уставилась на черного. Тот, скрипя зубами от боли и злости, медленно вытянул руку и коснулся пряжки ремня.
Ольга открыла было рот, чтобы четко и внятно высказать все, что думает про долбанутого эротомана, пересмотревшего всяких «Предстояний». Осеклась и закрыла рот, поняв, чего хочет Крип. Расстегнула металлическую пряжку с чеканеным крокодильчиком, вытащила ремень. Помогла раненому свернуть его вдвое. Крип теперь действовал и левой рукой, но еще медленнее и хуже, чем более-менее целой правой. Плащеносец сунул в рот кожаную ленту, крепко прикусил и молча указал на противоположную стену. На лбу Крипа выступили бисеринки пота, зрачки расширились еще больше в ожидании неминуемого.
Удары снаружи доносились все чаще, со сводчатого потолка уже сыпалась не пыль, а крошка.
- Он сказал «поехали», - выдавила через силу Ольга и крепко ухватилась за высокий воротник на плаще.
Крип что-то пробурчал, но сквозь стиснутые зубы и ремень прорвалось лишь невнятное «бу-бу-бу».
Ольга хотело было сказать еще что-нибудь вроде «будет больно», но поняла, что лишь оттягивает время, которого и так почти не осталось. Она молча потянула, стараясь, чтобы получилось ровно, аккуратно. Естественно, хорошо не получилось, вышел грубый рывок, Крип глухо и страшно завыл, вращая глазами, руки его задергались в неконтролируемых судорогах. Ольга тянула дальше, не в силах даже материться, мечтая, чтобы все это как-нибудь закончилось.
Глава 2
Глава 2
Дальнейшее происходило как в тумане. Сознание поплыло, Ольга словно раздвоилась. Одна ее часть двигала непослушным, ватным телом, тащила Крипа сквозь открывшийся потайной ход, продиралась меж горячих труб и старых кабелей в кольчатой оплетке. Другая ушла куда-то вглубь, где не было ничего кроме отчаянного желания наконец-то закончить этот безумный кошмар, бредовый сон. Там, на дне сознания, девчонка представляла себе, что всего этого вокруг просто нет. Ничего нет - ни тяжелого, поминутно теряющего сознание плащеносца, ни тоннеля, похожего на вентиляционный канал из какого-то хоррора восьмидесятых годов.
Ничего нет.
Совсем ничего.
И длилось это хрен знает сколько времени. Дольше чем бесконечность, наверное. Ну, или самую малость короче.
Безумно хотелось пить. Примерно так же она чувствовала себя однажды, год с лишним назад, когда с вечера накатили в хорошей компании, а утром пришлось идти подменять некстати приболевшую напарницу, причем без опции увильнуть под благовидным предлогом. Это неприятное чувство, когда надо куда-то идти, что-то делать, причем надо еще старательно изображать живого, здорового человека, в то время как больше всего хочется лечь и заснуть прямо под гидравлическим креслом, среди невыметенных патл. Сейчас ничего изображать не требовалось, можно было корчить любые рожи, материться со всей дури, но и чувствовала она себя намного - просто непередаваемо - хуже. От усталости мутило до кислой желчи во рту, а от жажды дико болела голова, и ноги заплетались. Красный свет редких служебных ламп резал глаза и, казалось, отдавался пульсацией раскаленными иголками где-то в темени.