Грег не ответил, и Тэннер, маясь бездельем, выдвинул ящик с бумагами, внимательно осмотрел содержимое и снова закрыл. Отхлебнул кофе. Закурил.
- Интересно, как там машина? - бросил он.
Грег покончил с едой и выбросил пустые упаковки в мусорную корзину, собрал те, что остались после Тэннера, и, кинув туда же, проворчал:
- Свинья ты.
Тэннер только зевнул и опять уставился в окно.
- Пойду поищу главного, - объявил Грег и ушел.
Тэннер походил но комнате, покурил и в конце концов отправился поглядеть, что с машиной.
- Как дела?
- Пока все нормально. Видал, как парень покалечился?
- Угу.
- Ну и жуткий вид из-за всей этой кровищи.
- Масло менять будете?
- А как же!
- И долго еще провозитесь?
- Что-нибудь с час.
- Здесь есть черный ход?
- Обойди вон ту красную машину слева и увидишь.
- Есть там кто, не в курсе?
- Вряд ли. Только сорняки да свалка.
Тэннер, хмыкнув, направился в глубь мастерской, открыл дверь и выглянул - никого. Он вышел.
Воздух был теплым, и сквозь легкую примесь запахов солярки, амилацетата и бензина Тэннер уловил в нем иной аромат - так пахнет мокрая трава летним вечером (пусть по часам и выходило, что в действительности это вовсе не вечер, а мглистый, пасмурный день). Черт постоял, озираясь, пока не привыкли глаза, потом увидел узкую скамью, подошел и сел, привалясь спиной к серому бетону. В траве пели цикады. Тэннер, закурив очередную сигарету, бросил спичку в груду бесформенных, насквозь проржавелых щитков, осей и моторов под единственной тонкой, подрагивающей полоской белизны, что ледяной молнией застыла в черноте неба над внезапно за - зудевшим теменем Тэннера. Почесываясь, он услышал крик птицы в вышине, в пестрой цитадели громадного дерева, чьи ветви свисали почти до земли за грудой лома. Тэннер прихлопнул комара, и тут его лица коснулось прохладное дуновение ветра, сулящего дождь, - не сказать чтобы к особой радости. Черт затянулся два раза подряд так, что кончик сигареты ярко затлел, швырнул камнем в крысу, вынырнувшую из кучи хлама, но промахнулся и досадливо крякнул, и тотчас в его сознании нити былой ярости и нового страха, рожденного предчувствием грядущей беды, сплелись воедино. Перед мысленным взором Тэннера забушевало пламя, огненные лепестки объяли вездеход, превратив его в цветок смерти. Внутри обугливались два остова - это серией мощных взрывов завершил существование их боезапас, а все те лохи, что ненавидели Тэннера по жизни (то есть человечество в целом), галдели, свистели, изгалялись над Чертом, потрясая полицейскими дубинками, приплясывая вокруг этого погребального костра. «Будьте вы все прокляты», - негромко вырвалось у Тэннера. Яркий мазок белизны в небе колыхнулся, чуть раздавшись в стороны, кривоватый, как выставленный в непристойном жесте палец, и раскат грома прозвучал язвительным смехом.
Тэннер позволил себе вспомнить дни, когда ходил в главарях, и эти мысли растравили душу. Он избежал огня и пальбы в ту ночь, когда эти прочесали Побережье и перебили или увезли всю его стаю. С тех самых нор Тэннер стал страной необитаемой. Огонь предназначался и ему, но развязка не состоялась. А сейчас особый рок, иной огонь судили Черту служить тем, кто тогда раздавил бы его, как козявку. Тэннер тосковал но любимой, по одноглазому светочу жизни, по своей кляче с четырехступенчатой харлей-дэвидсоновской коробкой передач и гоночным сцеплением, с двумя большими харлеевскими карбюраторами, тосковал но ее пульсирующей, трепетной, взрывной силе меж своих бедер, когда руки сжимают руль, а ноздри сквозь дым сигары щекочет едкий запах горелой резины и выхлопа. Сгинула лошадка. Навсегда. Изъята и пущена с молотка в возмещение штрафов и судебных издержек. Такова судьба любого железа. Сейчас перед Тэннером высилась груда лома. Кто же знал? О дьявол, тарахтелка была ему почти как жена... здесь мог бы выситься ее могильный курган, а немного восточнее, не так чтоб слишком далеко, - его собственный холмик. Тэннер снова выругался и вспомнил брата.
В последний раз они виделись больше года назад. Их разделяло защитное стекло, в комнате торчал охранник, что разрешил передать из рук в руки курево... и, пропади все пропадом, оказалось, что говорить с братом особо не о чем. А сейчас братан, скорее всего, загорает где-нибудь на койке, весь в бинтах. Убереженный от огня и автосвалки, а это, между прочим, не жук начихал. Вся же прочая фраерня не стоит того, чтоб ее спасать, решил Черт. Он прикурил от бычка новую сигарету и кинул окурок в кучу железяк. Оттуда шмыгнула прочь крыса. Теперь Черт вспомнил свое посвящение. Ему было шестнадцать. По кругу пустили ведро, а он стоял, высокий, гордый, в лоснящейся куртке с блестящими заклепками и не шатался, хоть и успел бухнуть. Все друг за другом помочились в ведро и, наполнив его до краев, опрокинули Тэннеру на голову. Так состоялось крещение Черта, и он стал «Ангелом». Вонючий прикид он не снимал целый год, а еще через пару лет, когда стукнуло девятнадцать, вышел в козыри. Отныне Тэннер сам водил «Ангелов» по трассе, всякий знал его имя и уступал дорогу, едва завидев. Он был Черт, и Варварское Побережье принадлежало его стае. Они колесили где хотели и творили что вздумается, но потом Тэннер крепко влип и убыл в казенный дом, а на Побережье наступили черные дни. Небо то и дело устраивало городу крестины всякой дрянью, как когда-то крестили Тэннера. Однако их стая была крупнее, чем его, и однажды нанесла удар. Свою камеру шесть на восемь футов Тэннер делил с человеком, питавшим не вполне благоразумную слабость к маленьким девочкам. Тэннер его чуть не пришил - и оказался в одиночке. Но Черта это устраивало больше, чем бессвязные бредни былого сокамерника, голубоглазого маньяка с диким взглядом. Иногда на губах у Крейга выступала пена; наконец в один прекрасный день Черт не выдержал - и пена стала красной. Его пальцы оторвали от горла Крейга в последний миг и один сломали. Надеялись, что в одиночке, предоставленный самому себе, Тэннер быстро свихнется - так ему сказали много месяцев спустя, выпуская в камеру, полную таких же людей, как он, одной с ним крови. Думали, раз Черт привык бегать в стае, ему необходимо общество. Идиоты! Думали, будто это кодла целиком - «Ангелы», а один «Ангел»- мезга, пустое место. И пролетели. Тэннер не сошел с ума, а если и сошел, то не желал этого признавать. Сидел себе и сидел. Ни во что не играл, не считал вслух. Просто сидел. Он живо сообразил, что эти не могут ему навредить. И ждал. Чего, правда, не знал и сам. Оказалось, вот чего. Да, вот чего он дожидался в одиночке, грезя о Большой Машине. Эй, а это еще что? Пожар? Похоже, горим, решил Тэннер, глядя на небо и принюхиваясь. Он прихлопнул еще одного комара. По-прежнему пахло близким дождем, и Черту захотелось выпить. Цикада умолкла, притихла птица - мир вновь омыл свет, белый, яркий, ослепительный. Небо над Тэннером расступилось, словно там, наверху, вышло из берегов светоносное море. Все вокруг тотчас заблистало неестественно яркими красками, и ствол огромного дерева словно скукожился, обернулся крохой в сравнении со сверкающим столпом света, что наступал с севера. Каждый обломок на свалке внезапно обрел собственную жизнь; казалось, чуть напряги слух - и обломки расскажут историю своей жизни, поведают о предназначении, о том, что совершили на уцелевших дорогах мира. Ржавеющее железо нашептывало Тэннеру о приволье, и он внимал, пока сзади не скрипнула дверь и не раздался голос Грега:
- Машина почти готова, Черт.
- Ништяк!
- А ты что тут делаешь?
- Дрочу в уме.
Дверь захлопнулась. Тэннер посидел еще несколько минут. Брызнул легкий дождик и принялся хлопотать: он погасил неестественно яркий блеск окружающего мира, угомонил обломки машин, вымочил перья птице на дереве и шерсть - крысам в норах, защекотал лицо Тэннера, окропил башмаки, погнал от земли запах то ли золы, то ли пепла. Черт поднялся и вошел в гараж, отряхивая с бороды капли.
- Готово. - Манк указал на вездеход. - Не хотите еще посидеть - вдруг дождик кончится?
- Нет. Пожалуй, скоро опять начнет темнеть.
- Да, наверное.
Они перешли к окну и несколько мгновений молча смотрели на дождь. Вдоль улиц по-прежнему стояли люди.
- Придурки, - выплюнул Тэннер. - Кучковаться где-нибудь в сторонке - и то ума не хватает.
- Люди решили проводить нас.