Ухряк замолчал, тяжело дыша. На него с полным восторгом в глазах взирал Эгур. Обе женщины тоже смотрели на оратора.
Браво! донесся из-под помоста пьяный крик. Аж до слез пробрало! Вандал. Отец родной! Пропадаем без тебя-то. Все верно, шельмец, сказал. Живем, словно эльфы какие. А раньше-то.
Речь пьяного орка оборвалась, сменившись невнятным плаксивым бормотанием.
Старшая женщина вытащила из котомки две монетки, бросила их к помосту, после чего обе они пошли по своим делам.
Еще через полчаса на площадь прикатил свою бочку торговец квасом, и остановился в тени, недалеко от помоста. Ухряк, уже ни на что не рассчитывая, произнес свою речь и ему. Торговец внимательно выслушал, одобрительно кивнул головой, и даже бесплатно налил Ухряку с Эгуром одну кружку кваса на двоих.
Ничего мы здесь не добьемся, угрюмо проронил Ухряк, сидя на краю помоста. Время близилось к вечеру. Он выступил уже несколько раз перед пятью орками, но весь результат его усилий составили жалкие монетки, которыми слушатели поощряли оратора. Похоже, они просто не понимали, кто он и о чем говорит, и принимали его за какого-то бродячего артиста.
Нельзя отчаиваться, брат, произнес Эгур. Кто сказал, что будет легко?
Что будет так трудно, тоже никто не говорил, ворчливо заметил Ухряк.
Вандал тоже не сразу весь мир ограбил, заметил праздный орк. Сегодня тебя выслушали одни, завтра выслушают другие. Рано или поздно, услышат все. А потом, глядишь, и поймут.
Он подбросил на ладони горсть заработанных монет, и заметил:
На поужинать хватит. Завтра, глядишь, еще пожертвуют. Будем продолжать наше дело.
Ухряк поднял на него усталый взгляд, и с трудом выдавил из себя улыбку.
Да, будем, сказал он.
Вероятно, Эгур был прав. Слишком долго орки жили неправильно, слишком многое забыли. Чтобы растормошить их, придется попотеть. Хоть Ухряку и хотелось всего и сразу, он вынужден был признать, что к великой цели придется идти долго и трудно. Возможно, потратить на это всю жизнь. Но это все равно лучше, чем всю жизнь копать канавы и, однажды, околеть в одной из них.
Мы продолжим наше дело, повторил он тверже. Продолжим, во что бы то ни стало.
Да! прозвучал из-под помоста голос не вяжущего лыка орка. Продолжим!
Но грандиозным планам планомерной агитации населения не суждено было осуществиться. Потому что ближе к вечеру на площади появилась целая группа орков, при оружии и в некоем подобии доспехов, хотя, конечно, эти наряды больше напоминали маскарадные костюмы, нежели боевую броню. Впереди отряда стражников вышагивал высокий и невероятно толстый орк, чье округлое брюхо напоминало огромный барабан.
А эти-то зачем сюда пожаловали? с тревогой в голосе спросил Эгур, наблюдая за приближением стражи.
Ухряк, тоже ощутив укол беспокойства, поспешил спрыгнуть с помоста на землю.
Может, тоже хотят послушать про знаки? предположил праздный орк.
Ухряк поморщился, и чуть слышно проворчал:
Сомневаюсь.
Стражники подошли к ним и остановились напротив. Их предводитель надвинулся на Эгура так решительно, что тот вынужден был попятиться, дабы не быть раздавленным огромным брюхом.
Что тут такое? рявкнул толстяк громко.
Ухряк и Эгур оробели. Оба прокручивали в голове свои действия, прикидывая, не совершили ли они чего-либо незаконного. Так уж сложилось, что при общении с городской стражей каждый орк в Вдребезгарии непременно чувствовал себя в чем-то виноватым.
Наконец слово взял Ухряк:
Господин, мы ничего такого не делали. Мы просто позвонили в колокол.
Предводитель стражников перевел взгляд сердитых глаз с Ухряка на колокол, висящий на помосте.
Зачем? резко спросил он. Кто разрешал?
Разрешал? удивился Ухряк. А разве нужно разрешение? Ведь каждый может.
Молчать! заорал на него толстяк, забрызгав слюной оказавшегося рядом Эгура. Тот попятился.
Зачем в колокол звонили? пророкотал командир.
Ухряк честно попытался изложить суть дела. В конце концов, хоть перед ним и стражники, но и они ведь тоже орки. Он говорил доступно, как умел, стараясь сгладить острые углы и избегать критики нынешнего жизненного уклада его народа. Толстяк слушал его, нахмурившись. Лица стражников за его спиной выражали только одну эмоциюскуку.
Довольно! прервал Ухряка толстяк, подняв перед собой ладонь. А теперь выслушайте-ка меня. Если вы, два деревенских придурка, еще раз объявитесь в Раздрызге и начнете смущать народ своей болтовней, я вам устрою славные времена. Опомниться не успеете, как окажетесь оба на каторге, в ошейниках и цепях. А теперь ноги в руки, и чтобы духу вашего здесь не было. Путь до ворот знаете? Если нет, мои парни проводят. На пинках вас донесут, так что земли ни разу не коснетесь.
Господин, я говорю правду, попытался объяснить Ухряк. Были знаки.
Будет, будет у тебя знак, оскалился толстяк. Клеймом называется, которое на шкуре у всяких разбойников выжигают, когда те попадают на каторгу. А теперь брысь отсюда! И забудьте дорогу в город. Ну, что-то не ясно?
Дальнейшие препирательства с представителями власти могли закончиться плохо, да и смысла в них Ухряк не видел. Он понялсквозь это глухое непонимание не пробиться никакими средствами, разве что боевым молотом промеж ушей приложить.
Мы уходим, сказал он.
Больше вы нас не увидите, пообещал Эгур.
Уж надеюсь, крикнул им вслед толстяк. Нам тут смутьяны не надобны. Вандала они вспомнили. Шли бы работать, бездельники, вместо того, чтобы всякую чушь выдумывать.
Оба орка поспешно покинули город. Настроение у них было траурное. Ухряк, совершенно подавленный, был близок к тому, чтобы опустить руки и сдаться. Он, конечно, понимал, что дело, возложенное на него высшими силами, не будет легким, но теперь оно казалось ему просто невыполнимым. Попытка воззвать к соплеменникам провалилась с треском. Те даже не пришли выслушать его, а немногие, которые все же заинтересовались, явно не восприняли прозвучавшие речи всерьез. Да еще потом явилась стража, и стала склонять к эльфийскому образу жизни. Иди, дескать, работай за еду. Как все.
Уронив головы, Ухряк и Эгур медленно плелись по дороге, ведущей в родную деревню. Шли в молчании. Говорить не хотелось. Да и не о чем было говорить. Волю высших сил они услышали, но не исполнили. Орки слишком долго жили неподобающим образом, и наставить их на путь истинный оказалось невозможно. Все они забыли, давно и крепко. И, похоже, смирись со своим жалким существованием.
Так, в траурном молчании, добрались до распутья. Одна дорога вела в их деревню, вторая к побережью, третья вглубь Вдребезгарии. Ухряк остановился перед памятником Вандалу, постоял немного, с тоской и грустью взирая на каменного полководца, после чего уселся на землю, привалившись спиной к нагретому солнцем граниту постамента. Эгур устроился подле него.
Что делать будем? нарушил молчание праздный орк.
Ухряк наклонил голову и обхватил ее ладонями.
Не знаю, признался он.
И это была чистая правда. Если прежде у них был хоть какой-то план, была надежда на то, что орки, узнав о знаках свыше, воспрянут и возжаждут славы и процветания, то теперь впереди зияла разверстая пустота, подобная бездонной пропасти. И через эту пропасть не было ни одно, даже самого хлипкого и ненадежного, мостика.
Ухряк, нельзя сдаваться, неуверенным тоном произнес Эгур.
Избранный орк поднял голову, на его потном лице заиграла невеселая улыбка. Он чувствовал страшную усталость, будто трое суток кряду ворочал землю лопатой. Этот день оказался насыщен событиями и разочарованиями.
Да я бы рад не сдаваться, произнес Ухряк. Но делать-то что?
То, что велели тебе высшие силы, подсказал Эгур.
Да ведь пробовал уже. Ты же там был, все видел. Орки не захотели слушать волю духов.
Эти не захотели, другие захотят, с наигранной уверенностью сказал Эгур. Раздрызг, межу нами, та еще дыра. В других местах все может оказаться иначе.
Да, в других местах могут еще и камнями закидать, мрачно проронил Ухряк.
Ну и что? фыркнул Эгур. В тебя разве камнями никогда не кидались? А вот в меня кидались. И часто. Ничего особенного. За правое дело можно и камнем по лбу получить.