Вот и прими. Сегодня же, неожиданно резко сказал Светлейший. Люкрес покушался на Дамиена и на шера Майнера. По закону это смертная казнь.
Он мой сын, Жерар. Я не собираюсь убивать своих сыновей!
Предпочитаешь подождать, пока они поубивают друг друга сами. Будь спокоен, скоро кому-то из них это удастся.
Нет. Я не желаю, чтобы мои сыновья убивали друг друга. Пусть учатся решать дело миром. Жерар, ты сейчас же снимешь печать с Дамиена. Но ты, Дамиен, поклянешься никогда не убивать своих братьев ни своими, ни чужими руками.
Даже если это будет стоить жизни мне самому? все же переспросил Дайм.
Нет. Если выбор будет между твоей жизнью и жизнью кого-то из братьев, поступай, как велит совесть. Во всех остальных случаях изворачивайся как хочешь, но вреда здоровью братьев не причиняй.
Как скажете, отец, согласился Дайм с легким сердцем.
Главное, что он наконец-то избавится от печати, станет нормальным полноценным мужчиной, ему не придется звать на помощь Алого Дракона или Бастерхази, чтобы заняться любовью с Шуалейдой. Он перестанет зависеть от любого императорского каприза, ему больше не нужно будет лгать самому себе, глушить эмоции, вечно притворяться и лавировать. Вся его жизнь изменится! Самая заветная мечта сбудется!
Спасибо вам, Двуединые, наконец-то вы подарили мне свободу!..
Ну, что там с печатью, Жерар? Ты же сам говорил, что снять ее дело одной секунды.
Что-то крайне странное. В тоне Светлейшего слышалось удивление пополам с нездоровым научным интересом. Посмотри сам. Она не снимается, потому что ее нет!
В смысле нет? Неужели Дамиену удалось?..
Дайм замер. Как это печати нет, когда она есть! Что-то Светлейший мудрит.
Понять бы, что именно ему удалось. Смотри сам, все плетения на месте, но контур замкнут не на нас с Ли и не на тебе.
А на ком же?
На самом Дамиене. Уникальный случай! Эли, нам удалось создать искусственную совесть, мало того, она прижилась и не удаляется!
Как это прижилась?..
Вот и я говорю невероятно! Будь на месте Дамиена кто другой, я бы еще поверил. Но чтобы совесть прижилась у Брайнона? Нет, такого не может быть, потому что не может быть никогда! Это истинное чудо!
Император фыркнул, оценив шутку, но опять вернулся к серьезности.
Ну и что теперь с этим делать? Совесть совестью, но мальчику пора жениться. Ты можешь снять хотя бы этот контур?
Не могу. Говорю же, прижилась. Надо было снимать лет двадцать назад, тогда были шансы. Сейчас же это разрушит всю структуру его дара. Возможно, вместе с личностью.
Император длинно и очень выразительно выругался. Дайм тоже, но несколько тише. В отличие от императора он почти не удивился. Вот он, тот гигантский подвох, который ощущался им всю дорогу от Хмирны. Именно та подлость, которой он даже предположить не мог.
И что мне теперь с этим делать? Я не хочу всю жизнь!.. На последнем слове голос Дайма позорно сломался.
Спокойствие, мой мальчик. Не волнуйся так.
Не волноваться? Жерар, ты должен что-то с этим сделать! Я хочу внуков!
Должен. Но не могу. Это же не я тут всемогущий повелитель вселенной. Светлейший демонстративно откинулся на подушки и взялся за кальян. Повелевай, Элиас. Пусть отвалится по твоему приказу.
Император снова выругался, а Дайм так сжал мундштук, что тот потрескался и рассыпался крошкой.
Светлейший. Вы что-то недоговариваете.
А надо ли договаривать, Дайм, мальчик мой? Ты все прекрасно понял. Избавиться от печати можешь только ты сам, потому что она давно уже стала частью тебя.
Как?..
Ты сам знаешь, как.
Хм. Действительно, Жерар прав. Ты светлый шер второй ладно, к чему врать, первой категории. Ты отлично крутил интриги, не спрашивая совета. Так что справишься.
Я тоже думаю, что Дайм справится.
Дайм молча переводил взгляд с одного на другого, и до него постепенно доходило: эти двое не шутят. Легкого пути нет, не было и не будет.
Но вы обещали жениться сказал он и сам же поморщился, настолько глупо и по-детски это прозвучало.
Два старых интригана переглянулись, синхронно кивнули, и его всемогущество милостиво улыбнулся:
Мы разрешаем тебе жениться, Дамиен. На ком ты захочешь, хоть на принцессе Шуалейде.
Просто организовать все придется тебе самому. Ты справишься, мой мальчик, я в тебе уверен.
И не забудь, ты обещал не убивать братьев.
Реши дело миром, Дайм. И тогда я со спокойной душой оставлю Магбезопасность тебе. Я давно уже хочу полностью посвятить себя науке и преподаванию.
Ну, вот мы все и уладили. Иди отдыхай, Дамиен, а завтра отправляйся в Ирсиду, приструни герцогов и разберись с потоком контрабанды. А по дороге можешь заглянуть в Валанту.
Так уж и быть, мы оттянем брак Люкреса на два-три месяца, но на большее не рассчитывай.
А теперь ступай, сын мой, ступай. Мы с Жераром собираемся сыграть партию в хатранж.
Почему-то, когда за Даймом закрывалась дверь курительной, ему послышались довольные смешки. Наверное, все же послышались. Может же он сохранить хоть какие-то иллюзии на тему наличия совести у этих двоих
«Совесть у Брайнона? Нет, никогда!»
Ага. Примерно как совесть у светлейшего шера Парьена. Нет и никогда.
Остается утешаться лишь тем, что он сам Брайнон, а значит, избавится от проклятой печати рано или поздно.
Нет, не так.
Очень скоро Дайм избавится от проклятой печати. А Люкрес сто раз попросит о смерти.
А пока к Бруно. Нужно хоть что-то сделать с проклятой болью при одной только мысли о Бастерхази.
Сто процентов совместимости на троих добрые боги, зачем вам это понадобилось?
В ответ послышались смешки, подозрительно похожие на те, что только что издавали Светлейший с императором.
Глава 3О щипаных воронах и одноглазой камбале
Ни одна революция ни разу не сделала ни один мир лучше.
24 день ласточек. Риль Суардис
Рональд шер Бастерхази
Закат застал Роне лежащим на постели с мокрой тряпкой на лбу. От головной боли не помогало ничего как ничего не помогало от тошнотворного страха, скребущегося изнутри висков, словно дюжина отборных сколопендр. Зря он думал, что дважды заглянув в Бездну, на третий раз не испугается. Ничего подобного. Ни когда он вырезал собственное сердце, ни когда умирал вместе с Даймом у позорного столба он не боялся. Не до того было. А на этот раз, сдохнув в чужом теле от вульгарного сердечного приступа перепугался до дрожи в коленках. Если, конечно же, у бесплотного духа могут быть коленки.
Еще как могут, проворчал Ману, присаживаясь на край кровати и кладя Роне на лоб холодную ладонь.
Судя по тому, что под ним, бесплотным духом, матрас прогнулся он был прав. Да и артефактное сердце Роне вело себя совершенно не так, как должен себя вести мертвый кусок звездного серебра. Ну не может артефактное сердце биться так быстро и неровно, не может сжиматься в панике и болеть! Не мо-жет!
Однако в траве оно видело все «может» и «не может».
Ты сумасшедший шисов дысс, Ястреб. К тому же тупой, как тролль.
Сам ты тролль, устало отозвался Роне вместо того, чтобы поблагодарить Хиссово отродье: его прикосновение облегчило боль и почти успокоило обезумевший артефакт.
Да я и не спорю. Был бы умным, сидел бы себе в Сашмире, нянчил правнуков и пописывал стишата. Джетта любила слушать мои стихи. В голосе Ману прозвучала такая отчаянная тоска, что Роне невольно ему посочувствовал. Только конченый дурак пытается переделывать мир. Запомни, Ястреб. Ни одна революция не сделала ни один мир лучше.
Плевал я на все революции во всех мирах. Я хочу свой замок за высокой стеной, два десятка правнуков и Роне замолк, потому что от увиденной картины в горле встал ком.
Простой, мирной и совершенно нереальной картины: они втроем, в старом запущенном саду. Шуалейда сидит на оплетенных виноградом качелях и показывает сказки полудюжине шерской мелкоты. Роне с Даймом расположились рядом, в плетеных креслах, неспешно играют в хатрандж и время от времени дополняют сказки своими комментариями, а мелкота, не в силах усидеть спокойно, подпрыгивает и требует еще живых картинок и новых подвигов.