Ахметова Елена. Бронза и кость
Часть I. Фанатизм
За десять лет, что прошли с Каменной Смуты, Лонгтаун успел вытянуться вдоль всего западного побережья и завоевать славу самого крупного торгового центра всей колонии. Город все расползался и расползался, поглотив и прибрежные джунгли, и разбросанные по зарослям мелкие деревушки-общины, где все еще ютилось коренное население Ньямаранга, и только на северной окраине время словно застыло. Безжалостная машина прогресса, перемоловшая привычный быт, обошла болотистые трущобы стороной.
Мошкара, увы, ее примеру не последовала. Разнообразный гнус запахи самого неблагополучного района Лонгтауна только привлекали.
Местные жители давно приучились не обращать внимания ни на назойливый комариный писк, ни на басовитое гудение крупных мух с зеленоватыми брюшками. Должно быть, я выделялась среди аборигенов уже потому, что раздраженно отмахивалась от насекомых, а потому ничуть не удивилась, когда обнаружила, что за мной неотступно следуют трое мужчин, по-ньямарангски жилистых и обманчиво узкокостных.
Я прибавила шагу. Преследователи воодушевились, но несколько поотстали: прилично одетую чужачку надлежало напугать и промариновать в собственном соку, дабы она безропотно отсыпала «на бедность», а как, позвольте, внушать ужас и трепет, если тынизкорослый ньямарангец и вусмерть запыхался, пытаясь нагнать эту вайтонскую дылду? Нет уж, лучше позволить ей уйти вперед и самолично выяснить, что делает с северной окраиной хороший затяжной ливень!
Покосившиеся домишки, облепившие единственную улочку, как колония мидийприбрежную скалу, постепенно сменялись все более хлипкими и откровенно гнилыми хибарами. Тропка упиралась в разлившееся болото, прошитое дыхательными корнями расплодившихся мангров. Последние хижины в ряду утопали в грязи по самые провалы окон.
Я замедлилась, отсчитывая домики, и преследователи приободрились. Самый тощий уже собрался было заговорить со мной, когда я решительно нырнула в третью с краю хижину, не удосужившись постучаться.
Внутри пахло горьковатым травяным дымом, прокисшим вином и немытыми человеческими телами, и какая-то оборванная женщина вещала с маниакальным блеском в глазах:
- и руки его будут из золота, и лицо его будет из алебастра, и придет он по дороге из костей и ножей
Десяток человек внимал ей в экстатическом восторге. Предсказательница мерно раскачивалась, не умолкая ни на секунду. В уголках ее рта пузырилось что-то голубовато-белое, и я как никогда остро осознала, что если Сирил тоже попробовал это, на сей раз я его откачивать не стану. Но опасения оказались напрасными. Мой дражайший кузен обнаружился в единственном пятне света от окна: он был восхитительно трезв, абсолютно собран и невообразимо неуместен среди всей этой грязи и нищеты, что ничуть не мешало ему деловито конспектировать все, что несла шаманка.
Что характерно, его присутствие воспринимали как само собой разумеющееся. Никого не смущали ни его волосы, платиново-светлые почти до белизны, ни характерно вайтонский овал лица, ни даже чистая рубашка и толстый блокнот с коллекционной шариковой ручкой на цепочке. Зато стоило мне переступить порог, как предсказательница умолкла, все взгляды обратились в мою сторонуодинаково разъяренные и отчаявшиеся.
- Сирил, коротко произнесла я, ты увлекся. Пора идти.
Взгляд прорицательницы на мгновение сфокусировался на гибком силуэте Сирила, со смущенной улыбкой поднимавшегося на ноги. Женщина покачнулась, повернулась ко мнеи яростно зашипела:
- Он изгонит вас с нашей земли! Всех вас! Чужаки! Проклятые убийцы!
В этом ее «Он» явственно слышалась большая буква, но задуматься об этом я не успела: злых слов предсказательнице показалось недостаточно, и она швырнула в меня еще и комком грязи, благо земляной пол по дождливому сезону раскис так, что мало чем отличался от болота снаружи. Шаманка промазала, но слушатели дружно наклонились, чтобы присоединиться к обстрелу чужачки, и я поспешно вылетела за дверь, не желая проверять, насколько плохо с прицелом и координацией у целой толпы.
Увы, снаружи меня все еще поджидала жаждавшая наживы троица.
Я едва успела остановиться, чтобы не угодить прямиком в их объятия. Они оказались слишком близконо в данный момент это только играло мне на руку.
Средний ньямарангский мужчина едва доставал мне до уха. Эти и до средних не доросли, что позволило мне высокомерно уставиться на них сверху вниз и на чистом моральном превосходстве дотянуть до того момента, пока из покосившейся хижины ньямарангской предсказательницы не выбрался Сирил Кантуэлл собственной персоной, абсолютно чистый и нетронутый, словно он тут чужаком не был вовсе.
Его появление позволило быстро расставить акценты. Троицу словно ветром сдулоя и моргнуть не успела, как они ввинтились в щель между домишками и растворились то ли в зарослях, то ли в закоулках.
- Умеешь ты развлекаться, так укоризненно заметил Сирил, будто не восседал только что в тесном кругу ориумных наркоманов, с интересом естествоиспытателя внимая нетрезвым пророчествам. А если бы они поняли, что у тебя нет денег, и напали?
- Пришлось бы назваться, шепотом призналась я. Или, того хуже, отложить собеседование. Идем? Нужно будет представить тебя дворецкому и управляющему.
- Это если тебя наймут, справедливо заметил Сирил, запихивая исписанный блокнот в портфель.
Я одарила его снисходительным взглядом, но уверять в своем профессионализме не стала. Из хижины все еще доносились разъяренные крики, но наружу вроде бы никто не спешил: Сирил оказывал на местных поистине волшебное действие, мне такое и не снилось.
- Что-то новое? поинтересовалась я, кивнув на его записи.
Кузен неопределенно пожал плечами.
- Приход героя, который освободит Ньямаранг от вайтонского ига и изгонит чужаков со священных земель, предсказывали и раньше. Но сейчас Нарит начала описывать конкретные приметы, он побарабанил пальцами по портфелю. Я позвоню дяде Тао и расскажу, не переживай. Твое делоустроиться на работу в Мангроув-парк.
Наставительный тон в его исполнении звучал неописуемо. Сирил был старше меня почти на семь летно ростом недалеко ушел от среднего ньямарангца (скажем честно: немного не дошел до среднего ньямарангца), да и телосложением куда больше напоминал изящную тонкокостную мать, знаменитую певицу, нежели отца, статного вайтонского эсквайра. Когда дражайший кузен начинал читать нотации, меня непреодолимо тянуло лишить его сладкого и отправить спать.
Но на сей раз я героически сдержалась и позволила чинно проводить меня до самого Мангроув-парка.
Если болотистые трущобы Лонгтауна брезгливо обошёл стороной прогресс, то серую громаду Мангроув-парка по широкой дуге обогнуло само время. Массивное здание оставалось ровно таким, каким показывала мне его показывала мама: приземистое, квадратное строение, симметричное и строгоеесли бы не вездесущие вьюнки и плющ, заботливо завернувшие стены в пушистую зелёную шаль. Под живым покровом суровое творение классической вайтонской архитектуры превращалось всего лишь в очередной камень, поглощенный вездесущими ньямарангскими джунглями, не покорившимися ни завоевателям, ни садовникам.
Внутри царили старые порядки: словно кто-то заточил в стенах кусочек Вайтона до смуты, едва не прервавшей королевскую династию и лишившей империю изрядной части колоний. Наемному работнику нечего и мечтать попасть в такой дом через главные дверинас с Сирилом ждали у чёрного входа, искусно спрятанного в пышных зарослях алламандры и бугенвиллеи.
- Миз Марион Лат-Блайт? оживилась пухленькая рыжеволосая горничная, не успела я открыть рот. Новая компаньонка леди Линдсей Эванс?
- Надеюсь получить это место, осторожно подтвердила я.
В глубине коридора хлопнула дверь, и из маленького холла для слуг выглянуло несколько любопытствующих девиц. Я предпочла сделать вид, что сосредоточена исключительно на своей собеседнице.
- Я представлю вас дворецкому, он сообщит леди Изабель, что вы прибыли для собеседования, бодро объявила она и протянула мне руку. Я Грейс, старшая горничная. А миссис Вивиан Лат-Блайт не приходится тебе родственницей?
Сирил подавился смешком, а я смиренно вздохнула:
- Матерью.
Грейс зарумянилась. Любопытствующие девицы в коридоре воодушевленно зашушукались.
- А правда, что она запнулась, так и не сумев подобрать вежливого определения.
- Все плохое, что вы слышали об этой семье, неправда, негромко объявил Сирил, выступив из-за моей спины, одарил окончательно смутившуюся горничную очаровательной улыбкой и нанес коронный удар в девичье сердце, поднеся ее руку к губампо-ньямарангски мягким и вместе с тем четко очерченным. Сирил Кантуэлл, эсквайр, к вашим услугам.
Услышав титул, Грейс залилась мертвенной бледностью и, высвободив рукунатруженную, с широкой ладонью и жесткими мозолями, поспешно сделала книксен. Любопытствующие девицы в коридоре разом затихли и теперь только диковато сверкали глазами, как мартовские кошки в кустах.
Сирил и здесь умудрился произвести фурор, едва переступив порог.
- Прошу прощения, сэр
- Не нужно, мягко улыбнулся Сирил, чуть оттеснив меня в сторону. Я двоюродный брат миз Марион, сопровождаю ее по Ньямарангу по просьбе миссис Лат-Блайт. Леди Элайза Сайрус собиралась упомянуть меня в рекомендательном письме миз Марион. Надеюсь, мой визит не станет сюрпризом.
- О, конечно, вас ждали, взяв себя в руки, бодро соврала горничная. Прошу, следуйте за мной.
Она развернулась и поспешила в куда-то полумрак коридора. Любопытствующие девицы втянулись обратно в комнатку для слуг, но дверь не прикрыли, по-прежнему провожая Сирила заинтересованными взглядами. Он не упустил случая сверкнуть улыбкой, и я устало вздохнула, но в присутствии посторонних ничего говорить не стала.
Сердцеед и ловелас. Даром что ростом с садового гнома.
Отчего-то на должности дворецкого я ожидала увидеть согбенного седого старикано семье Эвансов, как выяснилось, служил подтянутый мужчина лет сорока, с идеальной осанкой и удивительно яркими голубыми глазами. Мистер Хантингтон явно привык быть первым красавцем и безраздельно властвующим монархом на черном этаже, и оттого на Сирила посматривал с ревнивой опаской: улыбчивый квартерон, по-ньямарангски смуглый и по-вайтонски сребровласый, моментально завладел вниманием всей женской половины персонала и ухитрился даже отвлечь внимание от меня.
- Верно ли я понимаю, вы желаете, чтобы плату за ваш труд забирал этот молодой человек? поинтересовался дворецкий, неохотно покидая свои владения, чтобы отвести меня на первый этаж.
Весь облик мистера Хантингтона излучал чистейшее неодобрение, словно единственным правильным ответом на его вопрос было категорическое «нет». Увы, я никак не могла успокоить его мятущуюся душу.
- Совершенно верно, мистер Хантингтон, отозвалась я, поднимаясь следом за ним по черной лестнице. Моя семья довольно старомодна в вопросах подобного рода. Женщине не следует брать в руки деньги.
Он обернулся у самой двери кабинета, словно хотел что-то уточнить, но так и не решился. Вместо этого он чинно постучался и без промедления провел меня к хозяйке поместья.
Пальцы леди Изабель отстучали нервную чечетку по столешнице. Я предпочла сделать вид, что ничего не заметила, и этим заработала дополнительное очко в свою пользуво всяком случае, почтенная супруга губернатора отвлеклась от бумаг и наконец-то решилась:
- Вы должны понимать, что моя дочь в трауре, негромко произнесла она и переложила стопку документов на край, прикрывая крохотную царапину на дорогой коричневой коже столешницы. Её лучшая подруга скоропостижно скончалась, и новая компаньонка должна быть деликатной и сдержанной, чтобы помочь леди Линдсей пережить эту ужасную утрату. В присутствии моей дочери не следует упоминать кинематограф, особенно этого вздорного Натана Райта, и семью Кроуфордов. Кроме того, из-за страшного потрясения леди Линдсей может быть несколько эксцентричной и излишне резкой, и от её компаньонки потребуются мягкость и терпение, пока леди не придёт в себя. Готовы ли вы к такой работе, миз Лат-Блайт?
Признаться, после краткой характеристики потенциальной работодательницы больше всего захотелось схватить со стола письмо с рекомендациями и выскочить в окно, благо по жаре оно было открыто настежь, и солёный бриз призывно шелестел листвой, соблазняя вольными просторами. Но письмо леди Изабель многомудро придерживала нарочито расслабленной ладонью, без слов намекая, что так легко я не отделалась бы.
Да и что бы я потом сказала папе?
- Разумеется, миледи, сдержанно отозвалась я, опустив очи долу.
- Прекрасно, приободрилась леди Изабель. Детали вы можете обсудить с миссис Биддерэто наша экономка. Она представит вас остальным служащим Мангроув-парка и выделит комнату Леди вдруг сбилась с уверенного тона и продолжила с необычайной аккуратностью:Вопросы оплаты обсудите с мистером Хантингтоном. Ваша почтенная матушка соблюдала необычайную осторожность в финансовых делах. Как её здоровье?
Я заверила, что миссис Лат-Блайт пребывает в совершеннейшем здравии и передает миледи поздравления с помолвкой дочери и наилучшие пожелания. Поскольку никаких объявлений о счастливом событии ещё не было, а до материка новости и вовсе должны добраться не раньше следующей недели, леди Изабель моментально сделала нужные выводы, наградила меня неприятно острым взглядом и опустила светлые до полупрозрачности ресницы, отбросившие неожиданно густую тень на бледноватые щеки.
- Надеюсь, ваш отец также пребывает в добром здравии, ровным голосом сказала она.
Я невольно подумала, что от самого губернатора, похоже, требуется только вовремя расписываться на документах, которые одобрила его почтенная супруга. Но вслух произнесла только нейтральное:
- Разумеется. Благодарю вас, миледи.
Леди Изабель кивнула и поднялась из-за стола.
- Я представлю вас леди Линдсей.
Мне не оставалось ничего, кроме как покорно проследовать за леди Изабель.
Наследницу Эвансов мы нашли в оранжерее. Леди Линдсей оказалась квинтэссенцией всего самого вайтонского, что только можно было вообразить: невысокая, узкоплечая, с густыми волнистыми волосами льняного оттенка и бровями столь светлыми, что они терялись на белокожем лице. Ни капли косметики, длинное домашнее платье из тонкого серо-голубого хлопка в мелкую клеткунаследница лорда Эванса словно сбежала со страниц женского журнала довоенных лет, но я сделала вид, что вовсе не удивлена её старомодностью.
Исконная Вайтонская аристократия. За стенами старого замка могло твориться что угодно: гудели новомодные горбатые автомобили, торговцы пытались пробиться в Парламент, женщины отбрасывали скромность и красили губы в ярко-алый цвет, но настоящие леди из древних семей по-прежнему казались нарисованными нежной акварелью на белейшей рисовой бумаге. И уж конечно не позволяли себе ничего, что можно было бы посчитать вульгарным.