Он устал настолько, что, выпив принесенное прокаженным вино, даже не поморщился от горечи. Они снова стали добавлять в него стрихнин, чтобы придать напитку чуть больше остроты.
— Она может находиться где угодно, — тихо промолвил он, сознавая, что лишь понапрасну себя мучает, но не имея сил остановиться. — На любой из планет системы Обейя. Мне там бывать не доводилось, и никого, кто там бывал, я не знаю. Выяснить, на какой из тамошних планет ее прячут, невозможно. И они могут делать с ней все, что угодно. Всем известна репутация Кровавых Наездников: они превратили пытки в искусство и убийство в науку. Возможно, она умирает прямо сейчас, а великий, могущественный Оуэн Охотник за Смертью ничего не может предпринять для ее спасения.
— Что толку терзаться, Оуэн, — подал голос Оз. — Она мертва. К настоящему моменту ее наверняка убили. Оплакивай ее, но пойми, что ей уже не поможешь.
— Я не могу.
— Тогда, по крайней мере, будь терпелив. Рано или поздно какой-нибудь корабль придет.
— Я люблю ее, Оз. Я готов умереть ради ее спасения.
— Это само собой.
— О господи…
— Тсс, Оуэн. Тсс.
Внезапные испуганные крики заставили Оуэна резко вскинуть голову. В следующее мгновение он вскочил, отбросив винную чашу в сторону: недавно установленный на место фрагмент стены, разрушив крепления, угрожающе накренился, нависнув над дюжиной копошившихся под стеной прокаженных. Он весил несколько тонн, и канаты, которые должны были удерживать его на месте, лопались с громким треском, один за другим, словно выстрелы. Прокаженные бросились врассыпную, но было ясно, что прежде, чем они успеют отбежать на безопасное расстояние, стена накроет их и раздавит всмятку.
Оуэн прошептал родовое кодовое слово «спурт», и сила огненным потоком влилась в его мышцы. Мир вокруг него зримо замедлился, в то время как его движения многократно ускорились: обретенный в результате генно-инженерных манипуляций наследственный дар клана Охотников за Смертью снова, пусть на короткое время, превратил Оуэна в сверхчеловека. В считанные секунды, преодолев расстояние, отделявшее его от рушившейся стены, он обеими руками ухватил последний уцелевший страховочный канат. Его пальцы сомкнулись вокруг толстого, натянувшегося как струна троса. Плавно, как при замедленной съемке, бежали прочь прокаженные, а Охотник за Смертью с рычанием удерживал канат, сдиравший кожу с его пальцев. По ею запястьям текла кровь.
Потом раздался щелчок: этот трос лопнул, как остальные.
Оуэн вполне мог отпрыгнуть назад и спастись: прокаженные, в большинстве своем, уже были в безопасности. Но несколько несчастных все еще копошились в тени падающей стены. Оглядевшись по сторонам, Оуэн приметил лежавшее на земле бревно, которому предстояло быть распиленным на доски. Весило оно никак не менее полу тонны, но это не помешало Оуэну, крякнув, поднять его, развернуть и, наклонив под углом, подпереть им падающую стену. Сила удара была такова, что бревно частично расщепилось, но, к счастью, не переломилось и задержало падение. Теперь стена давила на бревно всей своей тяжестью, так что его торец все глубже уходил в мягкую землю, а трещина в нем, дюйм за дюймом, змеилась все дальше и дальше. Чтобы не дать ему сломаться, Оуэн обхватил бревно обеими руками и стиснул, стараясь помешать увеличению трещины. Напряжение было чудовищным, руки пронизывала боль, не хватало воздуха, но он удерживал опору до последней возможности.
Пот ручьями стекал по его лицу. Мышцы на спине вздулись и горели. Оуэн оглянулся: почти все прокаженные уже успели выбраться. Ему нужно было продержаться всего несколько секунд. Дерево трещало и изгибалось в его руках, как живое, злобное существо, шершавая кора царапала и рвала кожу. А потом Мун крикнул ему, что последние прокаженные уже вне опасности, и Оуэн, отпустив бревно, бросился прочь. В тот же миг древесный ствол, словно спичка, переломился пополам, и стена, как грохот судьбы, обрушилась в паре дюймов позади успевшего отскочить Оуэна.
Проковыляв еще несколько шагов, он упал и сам: стоило отключить «спурт», и у него не осталось сил даже дышать. К нему вернулось привычное время. Оказалось, что прокаженные, давеча едва шевелившиеся, теперь мчатся к нему со всех сторон с восторженными криками. Хайден Мун поспел как раз вовремя, чтобы оградить обессиленного Оуэна от слишком пылких изъявлений благодарности. Но все равно на какое-то время Оуэн оказался в водовороте прокаженных, стремящихся похлопать его по спине или потрясти его руку. Охотник за Смертью улыбался и кивал в ответ, делая вид, будто ничего особенного не произошло. Они не знали, что он больше не сверхчеловек. Никто не знал этого наверняка, кроме Муна, сохранившего все свои силы.
В конце концов прокаженные устали воспевать величие Оуэна и вернулись к работе. Группа наиболее усердных занялась восстановлением рухнувшего фрагмента стены, стараясь придать ему дополнительную прочность с помощью длинных гвоздей. Мун сел рядом с Оуэном.
— Ты знаешь, я мог бы поспеть туда вовремя. И мои усиленные мускулы гораздо лучше подходили для взятия такого веса.
— Но ты не успел. Кроме того, мне приятно чувствовать себя полезным.
— Как твои руки и ладони?
Оуэн благоразумно старался не смотреть на них.
— Болят как в аду, но уже начинают восстанавливаться. Одно из преимуществ «спурта».
— Оуэн, ты не можешь без конца притворяться, будто остаешься сверхчеловеком. С помощью «спурта» этого не достигнешь. И ты прекрасно знаешь, как скажутся на тебе последствия ускорения.
— Тобиас, я не могу оставаться сторонним наблюдателем. И никогда не мог.
— Даже если это убьет тебя?
— Мун, у тебя что, кроме меня нет других забот?
— А с тобой все будет в порядке?
— Уходи, Тобиас. Пожалуйста.
Хайден кивнул, медленно поднялся и неторопливо удалился. Оуэн глубоко вздохнул. Никому не следовало знать, чего он лишился. Только жалости ему и не хватало! Кроме того, в свое время Оуэн Охотник за Смертью нажил немало врагов. Теперь он не мог допустить слухов о своей… уязвимости.
— Знаешь, а ведь Мун прав, — заметил Оз.
— А тебе тоже не мешало бы заткнуться.
— Остынь, приятель, и следи за своим языком. Сюда направляется святая Беа.
Оуэн поднял гудящую голову, и сердце его упало: к нему действительно направлялась мать-настоятельница Беатрис, похожая в своих хлопавших на ветру просторных монашеских одеяниях на идущий под парусами корабль. Святая Беа, конечно же, как всегда, имела добрые намерения, но у него не было желания выслушивать наставления, пусть даже исполненные сострадания. Он хотел было встать, но мать Беатрис властным жестом велела ему оставаться на месте. Мышцы Оуэна повиновались этому жесту помимо его воли. Святая Беа часто пользовалась таким приемом. Подобрав рясу, она уселась рядом с Оуэном… и весьма удивила его тем, что не стала теребить его разговорами. Вместо этого она некоторое время просто сидела рядом с ним, вполголоса напевая что-то невнятное и печальное. Оуэн поймал себя на том, что невольно расслабился.
— Знаешь, Охотник за Смертью, — промолвила она наконец, — по правде сказать, выглядишь ты дерьмово. Я сутками ухаживаю за ранеными и умирающими, так что глаз у меня наметанный, и если дело дрянь, вижу сразу. Ты исхудал, осунулся. Морда бледная, кожа да кости, а уж глаза запали, ровно дырки в сугробе… когда на него помочатся. Я беспокоюсь за тебя, Оуэн. Здесь есть умирающие, которые выглядят лучше тебя.
Оуэн слегка улыбнулся:
— Не тяни, Беа. Выкладывай, что ты думаешь на самом деле.
Мать Беатрис покачала головой:
— Оуэн, ты сущее дитя. Слышишь только то, что хочешь, и ни хрена больше. Впрочем, должна признать, когда ты действовал, на тебя было любо-дорого посмотреть. Спасибо, что был героем. В который раз. Почему бы тебе не передохнуть? Хотя бы чуток.
— Я не могу, — буркнул Оуэн.
— Тебе хоть поспать-то удается?
— Иногда. Но спится мне погано.
— Я могла бы дать тебе какое-нибудь снадобье, чтобы спалось получше.