Глава 1.
Заседание литературного клуба посвящалось творчеству начинающего, но подающего надежды молодого писателя. Деятели культуры собрались, чтобы послушать произведения и оценить талант литератора. Широкому кругу читателей он не был ещё известен, но редакции видных журналов начинали принимать его работы в печать, полагая, что новые веяния должны быть отражены на их страницах. Писал он в большей мере рассказы, накапливая опыт для тяжеловесных произведений. Автор оказался феноменально плодовитым и мог выдавать по одному законченному рассказу каждый день. На этой встрече писатель зачитывал главы своей первой полной книги. Роман недавно отпечатали в типографии, и книжные лавки ожидали его поступление, а критикиочередную жертву вечного творческого поиска, чтобы отправить на эшафот или вознести публициста. Сочинитель стоял на импровизированной сцене и выразительно зачитывал отрывок произведения, иногда окидывая взглядом зал, в попытке понять реакцию «большого жюри». Наконец писатель закончил декламацию части своего труда. После присутствующие приступили к жаркому обсуждению представленной работы, прения, тем не менее, проходили в дружественной обстановке. Среди членов клуба находился журналист газеты по имени Ален. По заданию редакции он должен осветить происходящее действие в следующем номере газеты. В комнате, где проходило заседание, становилось душно, и он решил отлучиться на некоторое время в бар клуба. Журналист спустился на первый этаж, где обнаружил в одиночестве сидящего за барной стойкой известного литературного критика со скучающим видом. Заочно он знал деятеля искусств. Ален заказал себе коктейль и подсел к критику. Тот медленно и отрешенно потягивал виски и не обращал внимания на гостя.
Что вы думаете о восходящей звезде? затеял разговор Ален в ожидании услышать дельное мнение ведущего специалиста беллетристики.
Какой ещё звезде? буркнул в бокал критик, например, я не наблюдаю в этом заведении никаких звёзд. К вашему сведению, именно рецензенты способны зажигать звёзды или превращать их в тёмные дыры на небосводе словесности. Исключительно высокоинтеллектуальные ценители и практики своего ремесла как я способны дать заключение, диагноз, если вам угодно, таким вот авторам. А там будь что будет. И не думайте, что я пьян. Я знаю, что говорю. Эй, бармен, ещё виски!
Он сделал глоток, поморщился и продолжил:
А вы знаете, когда писатель становится истинно знаменитым, когда читатели начинают мнить его гением?
Мне сложно сказать, хотя на эту тему можно спекулировать. Я бы посоветовал вам сегодня больше не пить.
Это не ответ, я жду, настаивал оппонент Алена.
«Лучше не спорить», подумал репортёр.
Не знаю. Сдаюсь, ответил он.
В истории человечества множество примеров, когда гений созидателя признавался только после его смерти. В течение всей своей жизни он творил, чтобы занять место в вечности. А неблагодарное человечество не признавало его гениальность при жизни и осознавало могущество его интеллекта лишь после утраты гения и постижения того, что он больше ничего не принесёт в этот мир. Причин этому может быть множество от тривиального непонимания до зависти. Скажите, я не прав?
Отчасти, однако история человечества знает множество примеров, когда люди добивались творческого успеха при жизни, и считались гениальными после перехода в иной мир.
После этой фразы критик впервые за время разговора взглянул Алену прямо в глаза. В его пристальном взгляде обнаруживалось что-то отталкивающее. От его глаз исходил странный блеск. Человеком он был в возрасте, и действительно считался мастером своего дела.
Я, прежде всего, толкую о тех людях, кого не понимали современники, кого отказывались понимать, кого сжигали на кострах за их идеи. О тех, чьи умственные способности, эволюционные и порой революционные мыслительные процессы опередили текущие на тот момент стадии развития человечества, и стали поняты лишь последующим поколениям.
Я пытаюсь понять, какое отношение имеют ваши рассуждения к герою сегодняшнего вечера.
Я не стану читать книгу вашего героя. Я приступлю к её изучению при одном условии, почти шёпотом сказал критик, выделяя каждое слово.
Позвольте узнать каком? Ален тоже перешёл на шёпот.
Это может произойти только после смерти автора, заключил рецензент и допил виски.
Вы с ума сошли! Что вы такое говорите? Вы пьяны. Пойдите и проспитесь.
Наступила недолгая пауза. Опешивший Ален смотрел на критика и наконец вымолвил:
Я понял. Всё это демагогия. Теоретические выводы. И потом, автор намного моложе вас, вы не сможете физически пережить его.
Существуют болезни. Несчастные случаи, к примеру. Мало ли. Ладно, забудьте, конечно, всё это заблуждение. Извините, что отнял ваше время. Возьмите мою визитку. Может, пригодится. Успехов.
Критик, пыхтя, поднялся, и покинул помещение.
Глава 2.
С момента той встречи прошло около двух недель, и Ален, загруженный работой, почти забыл о критике. Он вспомнил о разговоре, когда рано утром, часов в пять, его разбудил телефонный звонок главного редактора газеты:
Спишь? Срочно поезжай на станцию Ричмонд. Мой источник в полиции сообщил, что там произошло какое-то убийство, и жертвой, по-видимому, стал тот писатель, о ком ты делал сообщение. Разузнай и сообщи.
Его тело обнаружил обходчик путей седьмого июля в 03:10 утра, что отражено в предварительном заключении полиции. Следователь утверждал, что это несчастный случай. По его словам, писатель в ожидании последнего пригородного поезда по неосторожности подошёл слишком близко к краю платформы, в результате чего он попал в воздушный поток проходящего мимо литерного поезда, не смог справиться с завихрением и угодил прямо под колеса. При нём ничего существенного не обнаружили, кроме бумажника с документами, подтверждающими его личность, и билета, где значилась станция отправки Ричмонд, дата и время посадки седьмое июля 195_г. в 01:30 ночи. Литерный проезжал станцию за десять минут до пригородного поезда, что подтверждало временной промежуток гибели. Очевидцев происшествия не оказалось. Ричмонддальняя станция, оборудованная кассовыми автоматами, поэтому найти свидетелей среди работников железной дороги также не представлялось возможным.
Узнав все обстоятельства из первых рук, Ален намеревался передать материалы в редакцию, но в полиции его убедительно попросили не предавать огласке о случившемся, пока не закончится предварительное расследование. Журналист покинул место происшествия и отправился не прямиком в редакцию, а в городской парк, где он сел на скамью, анализируя события утра. Ален испытывал чувство невосполнимой утраты и горя. Он думал о том, насколько был прав критик две недели назад, говоря, что в истории человечества множество примеров, когда гений созидателя признавался исключительно после смерти. «И всё же почему эта смерть наступила так скоро? Вдруг, это вовсе не несчастный случай, а хорошо спланированное убийство?» задавался он вопросом. Ален решил нанести визит критику и поделиться с ним мрачными мыслями. Хотя, не имел какого-либо желания видеть этого человека после разговора в клубе, который оказался провидцем трагедии, но обстоятельства подталкивали его встретиться с критиком и узнать его мнение. Он извлёк из своего бумажника визитку.
Через час репортер стоял перед домом по указанному в визитке адресу. После третьего настойчивого звонка в дверь он услышал шарканье за дверью и шум замка, отварил критик. Непричёсанный он выглядел уставшим и потерянным. Под глазами мешки, багровое лицо. Ощущение такое, что человек не спал всю ночь и работал.
Кто вы?
Хозяин дома, щурясь, смотрел на гостя, пытаясь вспомнить, где он видел пришедшего человека.
Помните нашу встречу в клубе две недели назад?
Смутно. Ах, да. Извините, за мой внешний вид. Понимаете, столько работы, что приходится засиживаться за полночь. Муза имеет обыкновение посещать меня ночью. Проходите в кабинет наверх. Кстати, я до сих пор не знаю вашего имени.
Ален Павиони.
Прошу вас подождать меня в кабинете, пока я приведу себя в порядок. Ещё раз извините.