Не у всех получалось, конечно. При мне на «каутеризаторе» умерли двое. Их тут же упаковали в белые пластиковые мешки с сухим льдом. Без особого пиетета. Впрочем, с нами не особо церемонились и при жизни.
Были и другие тренажеры, в чье назначение входило нечто большее, чем тупое втискивание информации в наши мозги. Не спрашивайте, что и как они делали. Все они, так или иначе, были похожи на плод средневековой фантазии СС – Сбрендившего Садиста, миляги Перье.
Самый мой частый кошмар после сидения на «каутеризаторе» это «железная дева». Поставленный на попа саркофаг, весь утыканный изнутри гвоздями‑электродами, расположенными согласно хитроумным схемам китайских иглоукалывателей.
В саркофаге полагалось лежать не менее получаса, сразу после укола препаратом «А». Все это время безжалостная рука оператора повышала и повышала силу тока. Пока, в конце концов, ты не сворачивался орущим от боли клубком.
«Дева» отняла у меня Рольфа, он же Объект 1‑4. Единственного моего друга среди подопытных. Я помню, чуть не сломал руку парню, который укладывал Рольфа в мешок. К счастью для пострадавшего я тогда только начал заниматься на Симуляторе и с «мальчиками» Бауэра. Боюсь, сейчас рукой бы он не отделался.
Я до боли сжимаю пристегнутые к подлокотникам «стула» кулаки. Оператор, сидящий за главным пультом тренажерного зала, дает максимальный ток.
Сквозь кровавую пелену и мелькающие на девятикратной скорости картинки, я вижу его издевательскую ухмылку за пластиковым щитом. Мерзкую желтозубую ухмылку Перье на гладком миловидном лице доктора Лидии Валентайн.
Я проснулся со сведенными судорогой мышцами. Будто действительно только что слез с тренажера. Последние секунды сна заставили меня передернуться. Что бы на это сказал господин Фрейд?
Были и хорошие новости – мне принесли еду. Ее, как всегда, просунули в лючок под дверью. Два аккуратных равных по размеру брикета.
Не знаю толком, что это такое. По вкусу напоминает измельченную и спрессованную бумагу. То еще удовольствие. Если бы не голод, ни за что бы не откусил ни кусочка. А так… они еще удивляются избытку шлаков у меня в дерьме.
Не успел я дожевать первый брикет, как снова заревела сирена. О‑го‑го, да сегодня день посещений! Кого же принесло на этот раз?
Пока дверь закрывалась я сделал серию глотательных движений. Спешил отчистить ротовую полость для радостного приветствия.
– Лидия, девочка моя, – я вскочил и, не задумываясь, пересек красную границу, вытягивая к ней свои лапы. – Как же я соскучился по тебе!
Доктор Валентайн нежно пожимает мои запястья очаровательными узкими ладошками. На ее лице непередаваемая, ласковая и отстраненная улыбка, за которую мы в свое время с Рольфом чуть не повыбивали друг другу все зубы. От нее в холодной белой комнате становится теплее.
– Как ты здесь, Крамер? – заботливо спрашивает она.
– Как на курорте, – беззаботно отвечает Крамер, стараясь не так заметно коситься на стройные щиколотки Лидии. – Правда, я никогда не был на курорте, но после лаборатории Проекта это больше чем курорт. Это рай, Элизиум, дорогая. Олимп. Не желаешь ли амброзии, кстати?
Я протягиваю ее второй, не надкушенный брикет. Лидия жемчужно смеется и тут же вновь становится серьезной.
С таким же бледным лицом и поджатыми губами она вскрывала труп Рольфа. Требовалось констатировать остановку сердца в силу естественных причин. Скальпель в ее изящной руке не дрожал.
– Ты все время шутишь, – тихо говорит она. – Даже даже здесь. Ужасная комната, у меня от нее мурашки по коже.
К сожалению, мне визуально недоступны те места, по которым бегут мурашки. Я удерживаюсь от комментариев по этому поводу. Мы слишком давно не виделись, чтобы тратить время на выслушивание моих сальностей.