Антон ОрловЗаклятые пирамиды
1. Дверь на берегу моря
Как бы наш мир
Эта грымза никому из подельников не понравилась. Сразу дала почувствовать: вы, гастарбаи обтрепанные, мне, культурной даме, не ровня. Вдобавок заказала она не кого-нибудь, а собственного внука, пацана шестнадцати лет от роду. Плохо кашу кушал, бабушку не слушал и все такое прочее.
Пожива есть пожива. Деньжата, мазуха, куш, заработок. Они из своих нищих дыр за тем самым сюда и прилетели, поэтому грех отказываться, если само в руки плывет. Только Сабен брякнул: где ж это видано, родную кровь изводить? Он с Беоры, у них там трепетное отношение к родственным узам.
У меня еще двое внуков останется, прошив его пронзительным взглядом, возразила госпожа Мангериани. Милые двойняшки, Стив и Лауравоспитанные дети, послушные А этотпаршивая овца в семействе. Он, погань такая, еще в семилетнем возрасте угрожал, что убьет меня, когда вырастет, если я еще раз назову его мать проституткой. Она и есть проститутка рубиконская, бандитка с деньгами, только прикидывается тихоней, и старшее отродье у нее такое же бандитское!
Бугор, главный в их маленькой артели, взял на заметку: может, после пацана старая стерва еще и сноху закажет? Двойная будет пожива Но о скидке на второй заказ не заикаться, разве только сама заведет речь.
Он ядами интересуется, мечтает меня отравить. Ухлестывает за девчонкой, которая младше его на четыре года. Ее отец капитан Космопола, а девчонка эта больная, все над ней трясутся, что случисьбудет скандал, нас же по судам затаскают, а ему хоть бы что! Никто ему не авторитет, по ночам где-то шлендает, всем дерзит, волосы выкрасил на позорище, как маргинал, и думает, что все должны с ним считаться
У Жозефины Мангериани было по-мужски грубоватое лицо с натянутой, как на барабане, лоснящейся кожей, крупная бородавка на левом крыле породистого носа и настырные усики над верхней губойиногда бывает, что лишнюю растительность никакой эпиляцией не выведешь, всякий раз лезет заново, посрамляя косметологов. Голос, по тембру тоже почти мужской, звучал властно и брезгливо.
Якобы графиня. Гелионская. Ага. Ни больше ни меньше, с правами на престол, поэтому ее предков отправили в изгнаниеоб этом она сообщила невзначай еще в начале знакомства, чтобы четверка неумытых мигров прониклась, с кем имеет дело.
Тряпки заношенные: тоже ввернула, что не хочет ронять достоинство и брать деньги у проходимки-снохи. Это при том, что в здешнем сытом раю навалом дешевых шмоток, давно могла бы справить обнову и не разориться. Блеклые и слегка истрепанные кружевные оборки на ее наглухо застегнутой аристократической кофте словно бросали презрительный вызов всем лицезреющим.
Напрашивался закономерный вопрос: при всей своей гордой бедности она все ж таки где-то нарыла мазухи на ликвидацию нелюбимого внукаили собирается обмухлячить гастарбаев-исполнителей?
А давайте бабку ликвиднем, предложил долговязый Рухлянранимый, как он сам о себе говорил, и неравнодушный к справедливости. Химера самая натуральная, не успокоится, пока всю родню в гроб не заколотит.
А заплатит за нее кто? окоротил его инициативу Бугор, обрюзгший тяжеловес с бычьей шеей, могучими покатыми плечами и похожими на крупные булыжники кулаками.
Так пацан и заплатит! Мы ему скажем, то да се, он обрадуется, что жив остался
И сдаст нас копам. Не глупите, парни. Берем заказ.
Верно, поддержал Бугра молчаливый Труш, сухощавый и пожелтевший от никотина мастер на все руки, с полными карманами подобранных где попало окурков.
Главный, как всегда, прав. По словам грымзы, пацан тот еще поганец себе на уме. Может, и обрадуется, но верняк сдаст. И мазуха на временные визы нужна поскорее, иначе выметут их из этого распрекрасного рая или обратно домой, где одно рабочее место на две-три сотни рыл, или в какой-нибудь галактический отстойник, где проще сдохнуть, чем выжить.
Но мы же спервоначалу нанимались делать ремонт, нерешительно возразил Сабен, и так-то по жизни бледныйу них на Беоре сплошная вечная облачность, а теперь еще больше спавший с лица.
Разговор происходил на шаткой дощатой веранде коттеджа, окруженного садиком с клумбами и декоративным кустарником. Среди султанов зелени торчали садовые гномывыцветшие, облезлые, похожие на маленьких покойников с землистыми лицами, да еще фигурки улиток, которые, по местным поверьям, приносят в дом благосостояние. На улитках краска тоже облупилась, словно неторопливые божки достатка подцепили паршу.
Гастарбаи подрядились наново покрасить садовую скульптуру и сделать косметический ремонт в обветшалом коттедже. Насчет убийства хозяйка завела речь только сегодня.
Вроде подфартило, но настроение повисло смутное. Прежние нелады артели с законом сводились к злостным нарушениям миграционного режима, безбилетным перелетам и мелким кражам. Было два грабежа почти без применения насилия: раз обобрали пьяного, еще раз полудохлого торчка, обе жертвы находились в невменяемом состоянии и не сопротивлялись. Но убийствоэто, как ни крути, совсем другое дело.
Все вокруг было залито полуденным солнцем, расставленные среди клумб уродцы, которых предстояло ошкурить и покрасить, купались в золотом сиянии. Хленаункос, тихий городок, где жила грымза, находился в субтропиках, а здешняя столица и вовсе располагалась в тропическом поясе.
Психи они, эти лысые местные чурки, то-то у них кожа серая, как асфальт, высказался по этому поводу Сабен, болезненно щурясь. Куда им столько солнца? Помереть от него можно.
У них на Беоре тоже тепло, но повсюду пасмурно: живешь, как под ватным пологом.
Купи темные очки и шляпу, тогда не помрешь, вынув изо рта окурок, скрипуче произнес Труш, окутанный облаком вонючего дыма.
Так деньги нужны, где их прямо сейчас возьмешь
Во-во, верно сказал. Без мазухи никуда. И если хозяйке не потрафим, век будем вот таких дуриков раскрашивать, он дернул небритым подбородком, указывая на «садовую скульптуру». Не здесь, потому что вскорости нас отсюда турнут. Она сама же и стукнет копам, если мы от ее предложения откажемся, а нам, понятные дела, никакой веры. Надо соглашаться. До сих пор мы были кто? Мигры паршивые, гастарбаи, дешевая рабсила, а теперь вырастем до киллеров. Есть такие, кто против?
Остальным было непривычно, чтобы молчун Труш произносил такие длинные речи. Если уж он заговорил, это серьезно.
Значит, все согласны, подытожил Бугор. Вечером тетка вернется, и я с ней по-деловому потолкую. Пускай задаток заплатит.
Однозначно задаток нужен, поддержал Рухлян, уже успевший найти компромисс между своей справедливостью и заманчивыми перспективами: Эдвин Мангериани натурально начинающий негодяй, если родная бабка на скопленные гроши нанимает убийц, чтоб от него избавиться. Смерть пацану!
Мир Сонхи
Около Нежадного рынка Зинте встретилась процессия доброжителей, изгоняющих Шуппи-Труппи. Несколько десятков взрослых и детей в размалеванных масках и балахонах с болтающимися там и сям пестрыми лоскутьями. В руках трещотки, бубны с колокольцами и хормыбумажные фонари на длинных палках, изображающие страшные рожи с шелестящей на ветру бахромой. Кое-кто был в обычной одежде: прохожие, приставшие к шествию по дороге.
Доброжительница, пойдем с нами! окликнул Зинту высокий мужчина в маске рогатого зайца с алыми полосками на картонной морде. Хочешь избавить город от напасти?
Реветь ей хотелось. А еще бродить по улицам, снова и снова перебирая старые воспоминания, словно хрупкие вещицы, которые давно уже стали бесполезными, только душу бередят, а выбросить рука не поднимается. Но отказаться нельзя, еще зложительницей ославят И она пристроилась в хвост процессии.
Участники церемонии колотили в бубны, гремели трещотками, пугая окрестных птиц, и выкрикивали:
Шуппи-Труппи, уходи, у нас нет плохих детей!
Подростки и дети тоже старались вовсю:
Пошел отсюда, Шуппи-Труппи, мы хорошие, мы послушные!
Некоторые из них под шумок вопили:
Все вы дураки! Я хочу женщину! Какашки из нужника!
Они думали, что их голосов не разобрать в общем гвалте, а если кто-нибудь и разберетнипочем не догадается, кто это крикнул, поэтому наказания не боялись.