Закусить Надумал тоже, дворник тяжело разогнулся, угости папиросочкой лимитной.
Никитин протянул ему пачку «Норда».
Видать, не в больших ты чинах, раз гвоздики куришь, сделал вывод дворник. Ну, кому говорить-то?
Мне. Данилов полез за портсигаром.
Видел его, покойного, значит, третьего дня. И шел он во второй подъезд. Я у него папироску стрельнул, «Пушку».
А к кому?
Этого не знаю, товарищ начальник.
Ну а к кому, по-вашему, он идти мог?
А что сказать вам, не знаю даже. В подъезде шесть квартир. По две на каждой площадке. Все квартиры отдельные. Коммуналок нет. Если подумать, что человек этот со свертком шел, а в нем я бутылку точно определил, то, думаю, в гости.
А одет он как был?
Да как и сейчас, только кепочка на нем была серая, из коверкота, нарядная кепочка.
Давайте вместе подумаем: к кому мог убитый идти?
Ну, к примеру, в восьмой квартире живет Лидия Сергеевна Мартынова. Дама она одинокая. Муж под Москвой в ополчении погиб.
Она работает?
В «Кинотеатре повторного фильма».
Никитин? Данилов обернулся.
Здесь я, товарищ подполковник.
Квартира восемь.
Понял.
Данилов не заметил, как начало светать. Над городом вставал рассвет. И сразу дворы, дома, улицы стали веселыми и добрыми.
Никитин
«Нечего, сейчас дамочку потревожим. У нее теперь самый сладкий сон. Небось выпили, трахнулись, а после этого спится»
Никитин даже зажмурился от мыслей этих сладких. Нынче он спал всего часа два на колченогом, коротком диване под звон телефонов и шум голосов.
Он повернул рычажок звонка. Тихо. Спит, видно. Повернул еще несколько раз, и опять тишина.
Тогда Никитин с силой рубанул сапогом по двери.
Кто?.. Кто?..
Женский голос, приглушенный дверью, был еле различим.
Хрен в пальто, тихо сказал Никитин, а во весь голос гаркнул:Милиция, гражданка Мартынова!
Какая еще милиция?
Московская краснознаменная рабоче-крестьянская.
Чего? Чего?
Уголовный розыск.
Дверь отворилась на ширину цепочки.
Никитин достал удостоверение, осветил его фонарем.
Вы, наверное, Борин друг? спросила женщина.
Именно.
Дверь отворилась, и Никитин вошел в квартиру. Всюду, куда бы его ни заносила служба, чувствовал себя Колька Никитин как у себя дома. Частенько приходилось ему выслушивать выговоры от начальства за его наглое поведение, но он свято считал, что наглостьсестра удачи.
Никитин по-хозяйски прошел по коридору, вошел в комнату, зажег свет. На столе стояли пустая бутылка водки и портвейн «Три семерки», початый до половины, рубиново алел винегрет, кисли остатки селедки со сморщенными ломтиками лука, на большой тарелке одиноко лежал недоеденный кусок сала, на блюдекусочек омлета из яичного порошка. В комнате тяжело пахло табачным перегаром.
Вы, гражданочка Мартынова, проветривали бы помещение на ночь.
Что вам надо?
Одевайтесь.
Зачем?
А затем, что вам нужно труп опознать.
Какой еще труп? взвизгнула Мартынова.
Там узнаете. Одевайтесь, только скоренько.
«А бабенка-то ничего. Даже спросонья, ненакрашенной. Неплохо бандюга здесь устроился, совсем неплохо».
Никитин прошел на кухню. В раковине стояла немытая сковородка, в помойном ведре две банки от американских консервов. Одна была от колбасы, втораяот свиной тушенки.
«Солидно гуляем. Правда, все пайковое, ничего особенного не было».
Я готова. На кухню заглянула Мартынова.
Ключи не забудьте, а то потом дверь ломать придется.
А народу во дворе прибавилось. Появился следователь прокуратуры Степан Федорович Чернышов. Он стоял рядом с Даниловым в коричневой форме с узенькими серебряными погонами, на которые точно легли четыре звездочки в один ряд.
Данилов
Вы Мартынова?
Да.
У вас вчера был гость?
Да.
Кто?
Его зовут Боря, он из органов.
Откуда вы это знаете?
Это он мне сказал, потом я у него пистолет видела.
Какой?
Черный.
Белов.
Сергей подошел.
Дай свой ТТ. Такой?
Вроде бы.
Посмотрите.
И вновь зажгли фонари. Женщина, страшась, через силу подошла к трупу. Данилов откинул брезент.
Он?
Да! закричала, заплакала Мартынова.
Успокойте ее, приказал Данилов. Степан Федорович, а пистолет-то мы не нашли. Патроны были, а пистолет-то
Точно, что его забрал убийца. Чернышов достал пачку папирос «Бокс», закурил.
Вы же раньше «Дели» курили, усмехнулся Данилов.
Так это раньше было. А теперь по талонам или десять пачек «Дели», или двадцать гвоздиков. Вот и выбирай.
И то верно. Обыск у Мартыновой делать будем?
Всенепременно, а где музыкант, который труп обнаружил?
А вон на лавочке сидит.
Вы с ним не говорили, Иван Александрович?
Пока нет.
Поболтайте.
Данилов пошел к лавочке, думая о том, что хорошо, что он опять работает с Чернышовым. Степан Федорович был следователем опытным, да и человеком добрым и смелым, а главное, не боялся начальства.
* * *
Он подошел к лавочке и сел рядом с Кацем. И сразу обратил внимание на две нашивки за ранение и три медали на пиджаке.
На каком фронте?
Под Сталинградом.
Артиллерист?
Нет, пехота-матушка.
Я начальник отдела борьбы с бандитизмом Московского уголовного розыска подполковник милиции Данилов. Называйте меня Иваном Александровичем. А как вас величать?
Григорий Давидович.
Вот и познакомились. Расскажите, как дело было.
Шел с работы из ресторана «Астория»
В какое время?
Я у дома на часы посмотрел.
Кац отогнул рукав, и Данилов увидел часы-цилиндр с черным циферблатом и красной секундной стрелочкой. Такие часы в сорок первом ребята из его батальона снимали с убитых немцев.
Но он не брал. Брезговал.
Немецкие?
Взводный подарил, когда меня в госпиталь увозили. Так вот, на моих было пять минут первого.
Вы больше ничего не заметили?
Нет. Я сразу домой и милицию вызвал.
Значит, вы работаете в «Астории»?
Да.
Вот посмотрите. Данилов протянул Кацу ресторанный счет.
Наш.
А вы этого человека раньше в ресторане видели?
Точно нет. Возможно, официанты А впрочем
Что «впрочем»?
Есть один человек.
Кто?
Знаю, что его зовут Борек, в нашем кабаке почти каждый день. Он-то наверняка всех видит и помнит.
Почему?
Так я думаю.
Опишите его.
Всегда хорошо одет, лысый, высокий, денежный.
Это не приметы.
Ну, худощавый, суетный такой.
Спасибо, Григорий Давидович, вы идите отдыхайте, а как проснетесь, попрошу к нам на Петровку, пропуск будет заказан. Мы ваши показания на бумаге закрепим.
Буду. Кац встал.
Данилов поднялся в восьмую квартиру.
В комнате за столом сидел Чернышов и писал протокол обыска. На диване устроились понятыедворник с женой.
Нашли что-нибудь? спросил Иван Александрович.
Ничего.
Я так и думал.
Я тоже. Чернышов аккуратно закрутил колпачок авторучки. Как жить-то дальше будем?
Что Мартынова показала?
Обычное дело. Познакомились в кинотеатре. Пару раз в цирк сходили, один раз на джаз-оркестр Утесова. Потом он к ней пришел. Работает, сказал, в органах
Тоже мне гинеколог, зло прокомментировал Данилов.
Чернышов хохотнул и продолжал:
Вчера выпили, закусили, легли. Поздно ночью звонок. Голос мужской, низкий. Наш «сыщик» сказал, мол, на работу вызывают, и ушел.
Где живет, не говорил?
Нет.
История обычная, сколько мужиков на войне погибло-то. Застоялись бабы, любого дай. А здесь бугай из органов. Ну, я на Петровку, связь держим постоянно.
Данилов и начальник
Секретарь начальника Паша Осетров принес чай и бутерброды с американским шпиком.
Данилов посмотрел на него и в который раз подивился, как ладно, словно на гвардейском поручике, сидит на нем форма.
Ты ешь, Данилов, начальник откусил сразу половину бутерброда, ешь. Не завтракал небось.
Небось да. С трупом возился.
Ну, что ты скажешь? Начальник взял в руки туфтовую «мурку», лежащую на столе.
Данилов замотал головой.
Невразумительно, Ваня. Дело-то хреновое, того и гляди, из госбезопасности приедут.