Вот видишь счет из ресторана «Астория»?
Вижу.
Счет заметный, гуляли от души. А официанты на такое дело весьма памятливы.
Там же наш агент Кочетков.
С ним встретишься отдельно, покажешь фотографию, дашь задание. Кроме того, там постоянно крутится человек по имени Борек, его укажет руководитель ансамбля Кац
Его брать?
Привезешь в управление. С тобой поедет Никитин, его Кац хорошо знает, и переоденься, возьми в хозчасти военную форму.
Муравьев
Они с Никитиным переоделись и стали офицерами-танкистами, другой подходящей формы у завхоза не нашлось. В финчасти им выдали триста рублей на оперативные расходы.
На эту сумму они могли выпить по чашке кофе и запить его бутылкой нарзана.
Ровно в восемнадцать часов они зашли в ресторан. Ох и красиво же было в «Астории»! Лепнина, золото, ковры, кабинки дубовые. Столы со снежными скатертями и блестящей посудой.
Зал еще полупустой, всего несколько столов было занято, но у Игоря появилось какое-то странно призрачное ощущение, которое приходило к нему только в детстве, когда в тридцать пятом разрешили официально праздновать Новый год.
Вот жизнь, Муравьев, вздохнул у него за спиной Никитин, а мы все по малинам да камерам.
Знаешь, сколько на такую жизнь денег надо?
Знаю, я меню посмотрел, моей зарплаты на одну котлету да салат хватит.
Ну а на мою еще кофе можно дополнительно взять.
А к ним уже подлетал метр. Опытным взглядом он сразу различил, что эти два офицерановички. Увидел он и их колодки, определив в них фронтовиков. А у этой публики кое-какие денежки водились.
Прошу, дорогие гости, для фронтовиков мы сделаем все.
За это спасибо, конечно, дорогой гражданин метрдотель, Никитин взял инициативу на себя, пойдемте-ка вот в этот закуток, поговорим.
Метр внимательно взглянул на офицеров и сразу же понял все.
В этом ресторане он проработал много лет, сам был агентом НКГБ с приличным стажем, поэтому знал, зачем приходят сюда люди из органов.
Они зашли в кабину, и Муравьев с Никитиным предъявили удостоверения. Метр внимательно прочитал их:
Чем могу помочь?
У нас к вам две просьбы, мягко улыбнулся Муравьев, вот счет, пришлите сюда официанта, который его выписывал.
Метр стремительно взглянул:
Это рука Николая Петровича. Товарищи, что, неприятности какие? Не поверю. Николай Петрович старейший работник, награжден значком «Отличник общественного питания», имеет почетные грамоты
Не пугайтесь, нас интересуют люди, которых он обслуживал, и, пожалуйста, посадите нас здесь.
С удовольствием. Заказывать будете?
Да. Два кофе и, если можно, налейте чай в бутылку из-под коньяка.
Я все понял, усмехнулся метр.
Через минуту занавеска кабинки отодвинулась и появился невысокий, но очень шустрый человек лет шестидесяти, в белой куртке, накрахмаленной рубашке и черном галстуке-бабочке.
Спрашивали?
Вы Николай Петрович?
Именно я.
Присаживайтесь. Муравьев протянул официанту счет. Ваш?
Николай Петрович надел очки, взял счет, посмотрел внимательно:
Мой.
А вы не помните, кто сидел за этим столом?
Помню. Две дамы. Одна брюнетка, яркая такая, на ней был темно-синий костюм, на шее жемчуг натуральный, колечко сапфировое с бриллиантами. Видная дама. Курила она папиросы «Совьет Юнион», втораяблондинка, красивая, в темно-вишневом панбархатном платье, на шее ожерелье из уральских камней, на руке кольцо с бриллиантом, карата полтора, часики золотые «ЗИФ». С ними двое мужчин. Один в темно-синем бостоновом костюме, лысенький, маленький, полный, второйвысокий, статный, костюм, шитый у дорогого портного, материал привозной. Костюм в клетку широкую, синюю с серым. Оба курили «Казбек». У толстого часы «Лонжин» золотые, у молодого не приметил. Рассчитывался толстый. По счету, как положено, ну и на чай, как говорится, хорошо отвалил. Деньги, десять тысяч, дал забандероленной пачкой, остальные из кармана достал, отсчитал небрежно, меня все время братцем называл.
Николай Петрович, а вы не помните, что он со счетом сделал?
Как же, помню, в карман положил, в деньги, я поэтому бандероль с пачки снял и спрятал ее.
Она у вас? обрадовался Муравьев.
Извольте. Официант протянул полоски банковской бандероли.
А почему, папаша, вы ее сохранили? вмешался Никитин.
И сам не знаю, у нас счет прячут в карман только проверяющие.
Понятно.
А скажите, Николай Петрович, продолжал Муравьев, человек этот часто в вашем ресторане бывает?
Его, брюнетку и молодого впервой видел, а блондинку несколько раз замечал.
Вы, случайно, их имен не запомнили?
Блондинку называли Наташей, молодогоГлеб.
А этого человека не было с ними? Муравьев достал фотографию убитого.
Николай Петрович внимательно посмотрел и отрицательно замотал головой.
Спасибо вам. Муравьев пожал руку официанту.
Тут метр, Борис Сергеевич, распорядился подать вам кофе да чаек в бутылочке, я мигом.
* * *
А на эстраду уже поднимался оркестр.
Я сейчас. Никитин вышел из кабины.
Ресторан уже заполнился больше чем наполовину. Суетились официанты, за столом сидели хорошо одетые штатские и военные с фронтовыми орденами.
Там, на фронте, денежное довольствие они держали на расчетной книжке. Зачем на фронте деньги. Вырвавшись в тыл, в отпуск по ранению или командировку, лихо просаживали их в кабаках.
Женщин было много. Особая категория дам. Красивые, хорошо одетые, они предлагали себя за право потанцевать, хорошо поесть, забыть хоть на один вечер о тяжкой жизни военного тыла.
Кац сразу же узнал Никитина и показал ему на маленькую дверь рядом с эстрадой.
Никитин юркнул в нее.
Привет, Гриша.
Привет, Коля.
Общительный человек был Никитин, даже за те два часа, что они проторчали на месте убийства, он сумел завести дружеские отношения с Кацем.
Мы, Гриша, во второй кабинке сидим. Как этот фраеришка покажется, ты скажи, что, мол, по заказу фронтовиков-танкистов танго «В парке Чаир». Понял?
Нет вопросов, Коля.
Никитин вернулся в кабинку и увидел на столе две большие тарелки жареной картошки.
Это откуда?
Местное руководство сжалилось над нашей полуголодной жизнью, усмехнулся Игорь.
Годится. Никитин залез в карман галифе и вытащил аккуратно замотанный в тряпицу кусок сала. Сейчас сальца нарежем. Он достал маленький перочинный ножик.
Хозяйственный ты парень, Коля, одобрительно заметил Муравьев.
Ты погоди, главное еще будет.
Когда разложили сало и картошку, Никитин взял бутылку коньяка, понюхал, попробовал, потом вылил половину чая в фужер, достал фляжку и налил.
Что это?
Спирт.
Ну ты, Колька, жох.
А как ты думаешь, будем сидеть и смотреть, как здесь хива всякая гуляет?
Ну зачем же хива, Муравьев отодвинул занавеску, смотри, сколько офицеров.
Я про них не говорю, сам полтора года на фронте дрался, если бы не ранение А вот посмотри, штатских сколько. Молодые, все на брони, от фронта освобожденные. Но деньги-то у них откуда? В городе все коммерческие кабаки этой публикой полны.
Это ты прав. Игорь разлил «коньяк». Давай, что ли. Они выпили.
А тут и официант появился:
Ничего не надо?
Спасибо, Николай Петрович, Игорь засмеялся, мы пока по первой.
Да, молодые люди, вздохнул официант, раньше я ваших товарищей частенько угощал. Спокойно они на жалованье свое наш ресторан посещали.
Ничего, папаша, белозубо засмеялся Никитин, мы еще свое возьмем.
Ну, отдыхайте, отдыхайте. Официант исчез.
Играла музыкастарые довоенные мелодии и новые, конечно, те, что в эти годы стали популярными.
И двое молодых парней, обожженные войной, делающие необыкновенно тяжелую и грязную работу, сидели в засаде и еще не понимали, что эти коммерческие рестораныпервый шаг к налаживанию старой довоенной жизни.
* * *
Вечер накатывался стремительно, а Гриша все не называл условленной фразы.
А может, этот Борек вообще не придет, как ты думаешь, Игорь?
Тогда мы завтра опять сюда пойдем, засмеялся Муравьев. Только я тогда уж из дому закусочки возьму да выпивки.
По мне, век бы так работать, потянулся Никитин. И вдруг: