* * *
На южной окраине Старого Города, в небогатых кварталах, есть улицакороткая и извилистая. Небольшие дома тесно прижимаются друг к другу, нависают над мостовой разномастными балкончиками. Блеклые стены и мутные окна словно припорошены пылью забвениядаже солнце не желает отражаться в тусклых витринах лавок. На этой улице всегда пустынно, разве что забредет случайный прохожий, взглянет на вывески и поспешит убраться.
Время от времени на улице Ткачей, в народе прозываемой улицей Ловкачей, появляются и иные прохожие. Пряча лица и кутаясь в длинные плащи, сюда приходят шеры и бие, военные и чиновники, игроки и добропорядочные горожане, не желающие посвящать в свои проблемы магистрат и королевский суд. Обо всем, что касается контрабанды и редких вещиц из коллекции соседа, гоблиновой травки и фальшивых бриллиантов, подпольных игральных домов и незаконной работорговлии, разумеется, быстрого и надежного устранения неких лиц за некую, весьма значительную суммуможно договориться на улице Ловкачей. Если знать, куда зайти и что сказать. Правда, не все, ступившие на узкую и кривую улочку, выходят с нее целыми и невредимыми. Но не потому, что здесь обитают грабители и убийцынапротив, тут никогда не нападают на случайных прохожих, и даже маленький ребенок может пройти улицу из конца в конец, подкидывая на ладошке золотой империал.
Небогатый торговец, одетый пестро и безвкусно, не прятал лица. С любопытством разини он разглядывал облупившуюся штукатурку, отвалившуюся местами мозаику и выщербленные булыжники мостовой. Его внимание привлекла одна из мануфактурных лавок: окна её закрывались обшарпанными ставнями, дверь выглядела так, будто прикоснись к нейразвалится, покосившаяся и покорёженная вывеска изображала не то ткацкий станок, не то кузнечный горнпохоже, художник никогда не видел ни того, ни другого. В целом, вид лавка имела такой, что ни один покупатель в здравом уме не сунется.
Румяный толстячок, кивнув сам себе, толкнул дверь. Вместо мерзкого скрипачто вполне соответствовало бы виду рассохшейся деревяшкираздался глухой звяк треснутого колокольчика. После залитой солнцем улицы в передней комнате было темно, но толстячка это не смутило. Он направился мимо заваленных барахлом полок и прилавков прямиком к конторке, освещенной одинокой фейской грушей в стеклянном шаре.
Приветствую, бие Махшур. Как ваше драгоценное здоровье? глуповато улыбнулся толстячок.
Среднего возраста мужчина за конторкой мало походил на торговца мануфактурой. Скорее на матерого пирата. Его левую бровь и висок наискось пересекал старый шрам, чуть приподнимая уголок глаза и придавая лицу удивленно-ехидное выражение, в длинной косице седых прядей было больше, чем черных, кисть левой руки заменял протез гномьей работы.
Достопочтенный Махшур никогда не отличался приятным характером, а с тех пор, как потерял руку и сменил работу убийцы на должность помощника главы Гильдии, стал исключительно въедливым и язвительным занудой. Что оказалось кстати для его новых обязанностейдержать в ежовых рукавицах воровскую братию.
Здравствуйте, уважаемый. Махшур встал и поклонился: этого гостя он узнавал в любом обличье. Я доложу о вас
Не утруждайтесь, любезный.
Махнув рукой, словно отодвигая незначительную мелочь, гость прошел через незаметную дверцу во внутренние комнаты. Проводив его немигающим змеиным взглядом, Махшур вернулся к толстой бухгалтерской книге.
* * *
Половица перед дверью заскрипела, предупреждая о посетителе.
Как всегда, без доклада, как всегда, в новой личине. Как всегда, с диковинным заказом. Привычки этого гостяединственного, кто не только знал главу Гильдии в лицо, но и позволял себе входить в любые двери без стукаМастер выучил давно и прочно.
Он встал из-за стола и сделал шаг навстречу за миг до того, как отворилась дверь.
Здравствуйте, уважаемый. Мастер отвесил так и оставшемуся при маскараде посетителю учтивый поклон. Не угодно ли кофе? Или вина?
Благодарю. В другой раз.
На традиционное предложение последовал традиционный отказ: профессия гостя неизбежно сопровождалась паранойей той или иной степени. Коротким кивком покончив с этикетом, посетитель, не дожидаясь приглашения, расположился в удобном кресле.
Чем можем быть полезны? Мастер вернулся за стол.
Мне нужен лучший ваш человек. Угольные глаза угрожающе сверлили Мастера. Дело серьезное. Опасное. Ошибка с вашей стороны будет фатальна. Для вас. Посетитель растянул губы в улыбке голодного упыря. Плачу вдвойне, золотом.
На колени Мастеру упал увесистый кошель. Он с удовольствием бы запустил золотом в лоб заказчику, а ещё лучше, с ним и утопил. Но пришлось изобразить улыбку в ответ. Мастера Тени давно уже убедились в том, что связываться с темными магами опаснее, чем с демонами. Лет триста назад один из темных походя смел половину Гильдии северного Беглодивсего лишь за то, что тамошний Мастер не захотел взять заказ. С тех пор с магами предпочитали не спорить.
Принято. Предмет заказа? В голосе Мастера, сухом и невыразительном, как казенный бланк, только хорошо знакомый с ним человек расслышал бы отголосок застарелой неприязни.
Гость сделал неуловимо-быстрый жест пальцами, и в воздухе перед Мастером повисло изображениеобъемное, в цветеобернулось вокруг оси и растворилось.
Узнаете?
Разумеется.
Завтра. И ещё. Вот список. На том же месте развернулся призрачный свиток с пятью именами. Вот предметы. Ещё один мешочек перекочевали в руки Мастера. Оставить на видных местах. Чтобы как проснутся, сразу увидели. В ночь перед праздником. Ничего и никого в домах не трогать.
Как скажете, уважаемый, кивнул Мастер.
Посетитель не скрывал, что наслаждается тщательно скрываемой ненавистью за непроницаемым лицом убийцы. Он довольно ухмылялся, уверенный, что ни предпринять что-либо против него, ни ослушаться глава Гильдии не посмеет. Иногда Мастеру казалось, что именно ради таких моментов магистр выбирается в город и общается с ним лично.
А теперь извольте объяснить, почему в прошлый раз заказ запоздал на два дня.
Гость неспешно цедил слова. Он удобно развалился в кресле, словно намекая, что не собирается лишать Мастера своего бесподобного общества минимум до утра.
* * *
Все тело ломило и жгло сотней жал. Келм сам себе казался бурдюком с гнилым фаршем. Только что черви не ползут, хотя кости и мышцымягкие и непослушные, как черви.
Волчок, что с тобой? сквозь всполохи боли пробился ненавистный голос.
Темнота немного рассеяласьдо серых сумерек. Прямо перед застывшими, полными слез глазами появилось нечто чумазое, с торчащими светлыми вихрами. И шесть зеленых полупрозрачных крылышек на мохнатом черном тельценасекомое в руке Лягушонка трепетало и переливалось, словно живое.
Светлая! Откуда тут цхек? притворно удивился Лягушонок. Волчок, эй, Волчок!
Эй, с дороги, отребье! рявкнул жирный бас. Что за фокусы? Пошли вон!
Простите, достопочтенный бие! Моего друга укусил цхек! оправдывался белобрысый. Вот он, смотрите! Живой цхек!
Э! Убери! Убери, кому сказал! Ненормальный! А ну кыш отсюда!
Краем глаза Келм видел, как сердитый горожанин попятился от цхека на протянутой ладони мальчишки. Кому охота после укуса валяться полчаса куском мяса, не в силах моргнуть? А если цхек еще успеет отложить яйца, лихорадка на неделю.
Не сердитесь, достопочтенный! Мы сейчас уйдем! испуганно оправдывался Лягушонок.
Любопытствующие, увидев «живого» цхека, вмиг разбежались. Остались только двое бездельников лет по шестнадцати, жующих сладкую чемлику. Одного бездельника звали Угрем, второго Свистком. Оба выглядели так, словно ошивались тут с самого утра, а не обежали половину Суарда вслед за младшими учениками.
Ну же, Волчок, вставай! Лягушонок затряс Келма, словно не понимая, что ближайшие полчаса он не то что встать, а выругаться не сможет. Ну? Что уставились? Помогите, что ли, обернулся он к бездельникам.
Да врешь ты! Живого цхека ни один безмозглый тролль в руки не возьмет, протянул тот, что постарше. Громко, на публику. Покажь!
Дай сюда! встрял Свисток. Сдох жаль!
Насекомое перекочевало в карман Свистка, лишая торговцев последних проблесков интереса к происшествию.
Давай в «Треснутую Кружку». Ему молока бы сейчас, предложил белобрысый.
Прибью, подумал Келм. Слишком уж везуч и опасен. Ну да и мы не пальцем деланы подбадривал он себя, но получалось не очень убедительно.
Болтая о всякой ерунде, втроем ученики доволокли Келма до рыночной таверны. Как раз вовремя: весенний ливень обрушился на них в паре шагов от дверей. Слава Близнецам, не успели сильно промокнуть. Келма усадили за столик в дальнем углу, прислонили к стене, лицом в зал. Лягушонок смотался на кухню, принес большой кувшин молока.
Что это? возмутился Угорь. Ты слышал, чтоб я мычал?
Не нравится, не пей, ровно ответил тот, наливая полную кружку.
Свисток, ни слова не говоря, подставил свою. Как всегда! Что бы ни вытворил один, второй сделает вид, что так и надо. Как будто взаправду братья! Хотя за братьев их только слепой примет: старший крепкий, чернявый и смуглый, как все нормальные валантцы, младшийтощий и бесцветный, вроде нежити. И эта его мечтательная улыбочка! Зачем он Мастеру сдался? Его же в любой толпе видно! На весь Суард северян не больше десятка какой из него убийца? Смех один! Разве что на испытаниях Хиссу отдать.
Привычное утешение омрачалось только одним. Смех не смех, а сам он отродье северных демонов упустил. И теперь беспомощней котенка. Все болит, внутри булькает и переворачивается. Багдыр`ца! Еще и молоком пахнет, а руки не поднять
Словно услышав, Лягушонок осторожно поднес кружку к его рту.
Келм с трудом глотнул, чувствуя, как по подбородку течет. Нянька нашлась! Кто его просил! Больше всего на свете Келму хотелось выплеснуть молоко в бесстыжие буркалы, и этой же кружкой разбить змеенышу физиономию. Обращаться с будущим убийцей, как с младенцем, на глазах старших учеников!
Он глотал молоко, твердя про себя умну отрешения. Паралич отступалмедленно! Хисс знает как медленно! оставляя после себя гадкую мелкую дрожь и тошноту.
В таверну тем временем набивался мокрый, сердитый и жаждущий горячительного народ. Торговцы ругали намочивший товары и распугавший покупателей дождь. Покупатели ругали дождь и жадных торговцев. А рыночная стража ругала всех, кто мешает спокойно работатьи дождь, и торговцев, и покупателей, и Богов-Близнецов. Подавальщицы сбивались с ног, таская к столикам выпивку и снедь, и совершенно не обращали внимания на компанию в темном углу.
Едва Келм успел выпить полкружки, дверь распахнулась и с грохотом ударилась о стену. Отряхиваясь, как мокрый пес, в «Треснутую Кружку» ввалился квадратный верзила в серо-красной форме муниципальной гвардии.
Стоять! распорядился он с порога.
Молоденькая подавальщица от неожиданности замерла, чуть не уронив подносы, но, разглядев знакомую рубленную топором физиономию, выругалась под нос и понеслась дальше.
Пива, бегом марш! Жаркого, окорока, пирога! Разленились, гоблиново племя! потребовал сержант, с грохотом и скрежетом отодвигая тяжелый стул у центрального стола, где уже расположилось полдюжины его подчиненных.
«Только бы успеть очухаться, пока не началась драка, подумал Келм, с трудом сводя раздвоенное пятно в одного сержанта. Как всегда, у него виноваты все, кто не успел удрать».
Пока же в голове тошнотно бултыхалось, руки-ноги не слушались, а мысли скакали бешеными блохами. До Келма долетали обрывки разговоров, и он, не в силах сосредоточиться на чем-то одномпроклятый цхеков яд, проклятый Лягушонок! то нырял в воспоминания, то всплывал, и снова слышал:
Всем на строевую! Будем встречать Их Высочества во всем, сишах, блеске! наливаясь пивом, обещал подчиненным троллью мать сержант.
Да говорю же, поднимут налог на пеньку, слышались споры торговцев.
не допустит беспорядков! Его Величество знает, что делает
так не светлая принцесса-то, вот хоть у Рябого спроси, он-то ни разу не соврал
Разговоры в таверне, как весь последний месяц, вертелись вокруг скорого возвращения в столицу наследника с сестрой. Все неприятности, от подскочивших цен на зерно до пожара и беспорядков в порту, валили на младшую принцессу.
«Правильно, все беды от Темных, вертелось в голове у Келма. Пауки в банке Мастер не говорил, кто заказал те беспорядки и поджог складов будущего наследникова тестя, но догадаться-то не сложно А из приезда темной точно ничего кроме бед не выйдет. Вон, кривой чеканщик после тех кошмаров поседел весь и заикается. И не он одинкто, как не придворный маг, виноват? Нету в Суарде больше темных. И светлых нету, все сбежали»
как есть темная! Вот попомните, снова неурожай будет! переговаривались селяне за соседним столом.
По спине Келма вновь прошла дрожь: крестьяне припоминали слухи о младшей принцессе. Слухи те давно бродили по Валанте, еще с заварушки с орками на границе. А сейчас обрастали уж совсем сказочными подробностями.
«Слухи, слухи негоже убийце верить слухам! вспомнились слова Мастера. Ваше дело самим пускать слухи и пользоваться их плодами, а не дрожать и перешептываться, как бабки на базаре».
Образ Мастера подействовал на Келма лучше всякого молока. В голове начало проясняться, а перед глазами перестало двоиться. Правда, головокружение и тошнота не проходили. Зато сейчас он как никогда ясно понимал: Лягушонок вовсе не досадная помеха, а серьезная опасность. Много серьезнее, чем далекие темные, которым и дела нет до учеников Мастера.
Отгоняя слабость и желание снова прикрыть глаза, Келм вглядывался в Лягушонка: что-то с ним было не так. Но что? С виду ничего подозрительного. Бледный, встрепанный, мелкий, с широким ртом и синими глазами. Наглый и спокойный. Урод. Хотя некоторым нравитсяс год тому назад торговец с юга предлагал наставнику за белобрысого мальчишку три золотых: вроде как хотел расторопного мальца в помощники. Ага, видали мы таких помощничков в заведении у Лотти! Будь Мастер взаправду мелким купцом, из доброты душевной приютившим полдюжины сирот, не устоял бы против такого богатства. Но, увы, в бордель Свистковый прихвостень не попал. Зато остальные пятеро учеников, все, кроме Свистка, с тех пор дразнили его шлюшкой. А Лягушонку все равновзглянет равнодушно, и отвернется. Вот ведь Монахиня Светлой, а не убийца!
Келм поморщился. Мысли снова не связывались. Сотни жал по всему телу настойчиво твердили: опасность! Убей!