На привратной страже тут стояли мечники Храма. Они пропускали паланкины и телеги, взимали мзду, подсказывали, где можно оставить лошадей и повозки. Плата за въезд в Миль-Канас была установлена по числу лошадиных голов и количеству путников, цена, конечно, немалая, но и не бессовестно высокая. Плохо тут было другое - передвигаться на повозках получалось лишь в нижней части города, которая, располагалась, собственно, у подножия холма. Больше дорог в Миль-Канасе не было, ибо состояла столица Дальянии из одних лестниц. Лестницы эти были разных цветов, длины и ширины. Они тянулись вверх, соединяя улицы, и разбегались в стороны, перетекая в кварталы. Поэтому перемещаться по столице можно было либо на своих двоих, либо на паланкинах, которые носили специально обученные рабы или вольнонаемные.
Сингур жадно оглядывался по сторонам. Город был высоким и белым, а улицы мощеные желтым песчаником не знали ни пыли, ни грязи, ни луж. Даже желоба сточных канав и те выкладывали камнем. А деревья, если находили клочок земли, на котором могли укорениться, росли с толстыми узловатыми стволами, с раскидистыми кронами.
И дома тут словно переходили один в другой, поднимаясь по холму белыми уступами, выпирая квадратными двориками и плоскими крышами, опоясываясь узкими улочками, огибающими холм. С той, другой стороны, можно увидеть море. Оно будет, как на ладони, а блеск воды и белизна стен ослепят...
Миль-Канас был красив. И богат. Хороший город. Сингуру понравился. Если бы не Храм на вершине. Храмы брат Эши не любил. Никакие.
Недалеко от городских ворот Пэйт отыскал площадь для постоя. Тут был колодец, сточная яма, рядом конюшни и постоялый двор. Хочешь - останавливайся на площади бесплатно, хочешь - покупай место под крышей для себя или лошадей. Денег у малого балагана было не в избытке, поэтому остановились просто так. Напоили коней, напились сами. Эгда в каменной чаше, нарочно сделанной в мостовой, развела огонь, приготовила ужин.
- Мы свой уговор выполнили, - осторожно сказал Пэйт, намекая Сингуру на то, что пора бы ему и честь знать - оставить их в покое.
- Да, - кивнул собеседник. - Но мне все еще нужна твоя помощь, - сказал он и добавил сразу же: - Не безвозмездная.
Балаганщик смерил мужчину задумчивым взглядом.
- Что за помощь?
- Для тебя никакого риска, - ответил тот. - Завтра сходите со мной в одно место. На том и распрощаемся.
Пэйт уперся:
- Никуда не пойду, пока не скажешь, чего затеял.
Сингур терпеливо объяснил:
- Я ведь не просто так сюда приехал. Это столица как-никак. Богатый город. Здесь можно заработать. Все по закону. Тебе отдам пятую часть от вырученного. По рукам?
Старик вздохнул.
- Сперва погляжу, как ты зарабатывать собрался, а там уж и решим.
Сингур кивнул:
- Завтра. Эша, ты сыта?
Сестра поспешно кивнула, словно боялась, что брат сочтет, будто она голодна и несчастна.
- Иди спать.
Пэйт ожидал, что девушка, как прежде покорно выполнит то, что велено, но она его удивила. Отставила в сторону треснувшее блюдо и взяла брата за плечо. Он посмотрел безо всякого выражения. И тогда тонкие девичьи пальцы замелькали в воздухе. Язык немых. О чем она говорила? Балаганщик не знал, а Сингур ответил только:
- Это мне решать. Иди, ложись.
Ее лицо болезненно дрогнуло, а худая рука стиснула свистульку, болтающуюся на груди. Эша ссутулилась, словно ее ударили, и ушла в повозку. Старику в этот миг было ее жалко. Да и не только ему. Судя по тому, как замолчали трещотки-близняшки, до этого о чем-то привычно спорившие с Гельтом, Эшу пожалели и они, и Эгда, и даже мальчишка. Один брат спокойно ел, глядя в рдеющие угли костра.
* * *
На следующее утро Сингур растолкал Пэйта еще в потемках.
- Собирайся.
Старик зевнул и потер лицо:
- Куда ты собрался-то? Скажешь хоть?
- Скажу. Здесь есть поединочные круги. И делают ставки. Если ставка удачная, можно заработать очень много.
Балаганщик хмыкнул:
- Я уж всерьез поверил, что ты собрался зарабатывать. А ты собрался ставить? Для этого бойцов надо знать, да и деньги какие-никакие иметь. А ты гол, как камень придорожный. И у меня не проси. Не дам.
В ответ на это Сингур вытянул из-за пазухи тяжелый золотой перстень с желтым прозрачным камнем.
- Вот это поставим. Держи.
Он отдал перстень старику. Балаганщик сперва онемел, разглядывая массивное украшение, а потом охнул:
- Да ты спятил?! Его, если продать, год можно жить безбедно!
- Год - это мало. Жизнь длинная, - сказал вальтариец. - Идем.
Конечно, Гельт от их разговора проснулся и увязался следом. Девок и Эгду оставили спать в повозках. Однако когда уходили, Пэйт почувствовал спиной чей-то взгляд, а обернувшись, заметил, что кожаный полог повозки, в которой вместе с близняшками спала Эша, всколыхнулся, опускаясь.
Мужчины отправились в верхнюю часть города. Отродясь балаганщик не ходил столько пешком. Да еще эти лестницы! То вправо, то влево, то желтые, то красные, то синие. И дома стоят впритык, окна у некоторых закрыты ставнями, а у других заставлены цветами, чтобы не впускать жару и шум улиц.
Миль-Канас был красив, но старикам тут приходилось тяжко - столько ступенек! Под конец у Пэйта уже кололо в боку, а перед глазами ползли белые пятна. К счастью, идти осталось совсем мало, если судить по приближающимся крикам и гулу множества голосов. Гельт тот час навострил уши. Любопытно-то как!
- Ты одумайся, - увещевал Пэйт Сингура, сипло и с трудом дыша. - Одумайся. Зачем так рисковать? Проиграешь все! Лучше снести в лавку и продать. Хорошие деньги выручишь!
Сингур в ответ на это лишь качал головой.
- Идем ближе.
Народу на площади оказалось полным-полно. Тут даже были сделаны каменные скамьи в несколько ярусов. Но сидеть на таких, чтобы видеть бой, как на ладони, можно было только за деньги. Кто не хотели или не могли платить, толпились на мостовой. Иные даже приносили с собой скамеечки, чтобы встать на них и наблюдать из-за голов за происходящим.
Пэйт с Гельтом пробирались следом за своим спутником, локтями распихивая зевак. Трижды Пэйту перепало по ребрам, пару раз ему наступили на ногу. Но то мелочи. А перстень он крепко сжимал в кулаке. Так стискивал, что боялся - пальцы разжать не сможет. Сингур тем временем вышел к арене. Балаганщик нагнал его и стал рядом. Двое крепких бойцов бились, разбрызгивая кровь и пот. На уличных сшибках запрещалось использовать оружие, только кулаки.
В городе, конечно, была и каменная арена, место, где собиралась знать. Зрелища там стоили немалых денег и были кровавы. Но на каменный круг не мог выйти биться никто из толпы. Только опытные бойцы, за которыми стоял или хозяин, или гильдия. Вольнонаемных туда не пускали. А сражались любым оружием и чаще всего - до смерти. Впрочем, то зависело от уговора сторон. Если хозяин ценил выставленного бойца, ему могли сохранить жизнь.
Здесь же - на городской арене - биться мог всякий, у кого хватало смелости. И всякий же мог делать ставки. Вон, в стороне от круга, рядом с каменным столом стоят здоровые мордовороты, а с ними тощий желчного вида человечек - считарь. Он принимает деньги и ценности, ведет список на деревянной доске, а сделавшим ставку выдает кусочки кожи, с начертанным на них именем бойца и суммой поставленных монет. Все без обмана.
Читать из простолюдинов мало кто умеет, но у бойца всегда есть кличка, которую легко отобразить кривым рисунком. Например, сейчас дрались "Вепрь" и "Тесак".
На Вепря поставлено было больше, вон, сколько палочек, и каждая означает человека. На Тесака поменьше. Но шансы у них почти равны - оба здоровые, мощные и бугрятся от мышц. Опытных видно сразу - они не бахвалятся, не выделываются, берегут силы и каждое движение их точно и лишено суетливости. И Вепрь, и Тесак были опытными. Видать, выставляли их от разных лестниц. Народ орал до хрипоты.
- На кого будешь ставить? - прокричал Сингуру на ухо Пэйт.
- Пока ни на кого, - ответил мужчина. - Присмотреться надо.
Вепрь был могуч, но медлителен. Тесак двигался быстрее, однако удары у него были менее сильными, а оттого словно бы не доставали противника, хотя тот не всегда успевал увернуться. Сам Вепрь ударил дважды. Один раз в бок. От этого удара Тесак согнулся, а толпа ликующе взвыла. А второй раз Вепрь отправил противника прямиком на каменную мостовую. Тот упал, приложился головой и сомлел.