Я на машине, улыбнулся Морган невольно. А ты?
У Мэй зубки режутся, мрачно сообщил Оакленд. Думал, что хоть на работе с утра подремлю, но почему-то сел разбирать запросы. Привычки, чтоб их.
Морган не выдержал и расхохотался:
Идеальный сотрудник. А Кэндл ещё не пришла?
Её ж сегодня не будет, удивился Оакленд. И ещё дня четыре, как минимум. Она ж в Пинглстон упилила, там судебное заседание. Ты что, забыл?
Арастерянно откликнулся он, смутно припоминая разговор недельной давности. Да, как-то из головы вылетело.
Без Кэндл офис не то чтобы опустел, но стал менее яркимточно. Ривс первое время радовался, что над ним никто не подшучивает, но потом явно загрустил. Посетители тоже будто бы выдохлисьв один день пришло всего пятеро, а на следующийвообще трое. Морган внаглую этим пользовался и ускользал домой раньше на полчаса, а то и на час. До ужина поднимался к матери и слушал, как она музицирует, а ближе к ночи садился перепечатывать мемуары ОКоннора. Почерк у старика был разборчивый, по-школьному аккуратный, но предложения часто обрывались на полуслове, а поля изобиловали пространными вставками, написанными вдоль. В основном ОКоннор живописал своё детство и юность, простые радости и печали, немало внимания уделял и красотам Форреста. Но некоторые пассажи настолько выбивались из текста по стилю и содержанию, что Морган подолгу зависал над ними, пытаясь понять, что к чему. Написанные на той же коричневатой бумаге, теми же выцветшими чернилами, тем же почерком, они напоминали фрагменты из художественной книги, случайно затесавшиеся в обычный дневник.
били его без всякой жалости.
Сперва кулаками, потом ногами, потом кто-то с жестокою радостью выдрал из забора жердь и начал охаживать несчастного по бокам. Другие вскоре последовали этому дурному примеру. А он только прикрывал рукою голову и приговаривал: Пожалейте, чадушки, не берите греха на душу.
Такой большой! Мог бы, пожалуй, любого из них одной рукой о колено переломить, нотерпел. Видно, именно потому, что мог.
Кто из них приволок револьвер из дому, я так и не понял. Да любой могпосле войны, чай, у каждого висело дома на стене ружьецо. А вот выстрелила дёрганная рыжая девица. По дурости выстрелила, сама первая испугалась и повисла на шее у М-ра, заливая ему жилетку слезами.
А тот, большой, сильный, завалился вдруг набок. Шея у него была разорвала пулей в лохмотья, а позвонок перебит.
Юными палачами сей же миг овладел глубокий страх. Они прыснули в разные стороны, как перепуганные цыплята. Остался только М-р, спокойный и равнодушный. Он подобрал револьвер, осторожно обтёр его платком, размахнулся и зашвырнул в середину пруда, а затем неторопливо направился к парку.
Впоследствии я долго выспрашивал у всех, рискуя быть уличённым в подглядывании, за что же били того, большого. И никто не мог мне толком ответить. Я так полагаю, что вся его вина была в безответности и доброте. Он жил в одиночестве у края болот, сам, по велению души, прибирал ближние улицы и превосходно тачал сапоги, коими не брезговал и господин мэр. По субботам он пил эль в пабе у площади, а затем ночью возвращался через весь город с керосинкой в руках, разгоняя мрачные тени.
Хоронили его нелепо. Подходящего по размеру гроба не сыскалось, да и могилу выкопали не слишком широкую. Его завернули в белое полотно, боком уложили в яму и засыпали землёй. Больше всех по нему убивалась та мелкая рыжая девица, которая его и застрелила. Она единственная надела не траур, а какое-то неуместное яркое платье, то ли оранжевое, то ли жёлтое, и сама стала как трепещущий на ветру огонёк. Она покачивалась, прижимая кулачки к груди, и плакала навзрыд. М-р пытался её приобнять, но она его оттолкнула; и, когда священник отчитал последнюю молитву, и все разошлись, осталась там, на кладбище. Пришла и на следующий день, и через деньтоже. А потом, кажется, подхватила на ветру лихоманку и слегла. Что было с ней дальшене знаю.
М-р год спустя женился на какой-то своей троюродной кузине, точь-в-точь на него похожей.
Давеча я попробовал найти могилу того, большого, но не сумел. Одно место показалось мне похожим, но на памятнике было женское имя. Впрочем, в том могла быть повинна не моя дурная память, а привычки городас каждым годом он всё больше отстраняется от нас.
Очень много теней в последнее время.
Страшно
Морган поставил точку и откинулся в кресле.
Очень много теней, повторил он вполголоса, словно пробуя слова на вкус. Очень много теней
Дневники так увлекли его, что он снова засиделся до полуночи. Часов в десять послышался тихий стуксперва показалось, что со стороны окна, но затем выяснилось, что это Донна хочет узнать, не спустится ли он к чаю. Морган только отмахнулся, а когда снова посмотрел на часы, было уже четверть первого. Снилось ему что-то тяжёлое и липкое, и, наверно, поэтому он проспал, впервые за долгое время. На работу прибыл последним. Заглянул в приёмный зал, с облегчением убедился, что никаких разгневанных посетителей, штурмующих пустую стойку, и в помине нет, и, уже повеселев, прошёл в офис.
А потом он и говорит: Кэндл, можешь выйти в зал и обнять меня там минут через пять?. Ну, я думаю, черти-сковородки, а забавно ведь будет. Выхожуа тот бугай уже стоит перед ним с розами О, привет, Морган! Как, продержался без меня эти дни или по ночам в подушку рыдал? Я тут мисс Майер рассказываю про твой фан-клуб.
Я уже слышал, хмыкнул Морган. Кэндл была в своём репертуаребезупречный почти-деловой-костюм с узкой юбкой до пят, из-под которой выглядывают тяжёлые ботинки, и густая подводка вокруг глаз. Не носи чёрно-белое. Становишься похожа на панду. И, кстати, не забудь упомянуть, что того монстра с розами натравила на меня именно ты.
Почему это натравила? искренне возмутилась Кэндл. Я просто помогла осознать его собственные чувства
В любом случае, периодические стрессы тебе на пользу. Привет, Морган.
Привет, дорогая. Ты, как всегда, добра ко мне, ворчливо откликнулся он и отвернулся к кофемашине, краем глаза наблюдая за сестрой. Гвен была безупречнавпрочем, как и всегда. Рыже-красные волосы укрощены строгим каре, телофутляром тёмно-серого делового костюма, а мысли кому какое дело до мыслей по большому счёту.
Я по делу, коротко произнесла она.
Я и не сомневался. Кофе?
Спасибо, мисс Льюис меня угостила, вежливо отказалась Гвен, в упор глядя на него. И если цвет волос она унаследовала отцовский, то взглядматери. Поговорим? Наедине.
Это наедине означало, что Кэндл нужно убраться из кофейной комнаты. И чем быстрее, тем лучше.
Поговорим, со вздохом согласился он. Кэндл?
Пойду посмотрю, как там дела в зале. Вдруг посетители уже грудью бросаются на стойку? подмигнула она. Не обижайте тут Моргана без меня, мисс Майер.
В искусстве обижать его мне далеко до ваших высот, ровно ответила Гвен и громко щёлкнула замком сумочкиточно выстрел раздался.
Кэндл фыркнула, подхватила свою пузатую чашку с кофе и бодро промаршировала в коридор, плотно прикрыв за собой дверь.
И почему вы всё время ссоритесь? риторически вопросил Морган, усаживаясь на диван рядом с сестрой.
Глупый вопрос, мой дорогой братец. Мы с мисс Льюис слишком похожи, с той же безупречной серьёзностью ответила Гвен. Только она делает то, что хочет.
А я нетэто Гвен так и не сказала, но некоторым словам вовсе не обязательно прозвучать, чтобы отравить ноосферу.
Жаль. Вы бы хорошо смотрелись вместе, если бы подружились, вздохнул Морган и пригубил кофе. Было отвратительно горько. Так зачем ты пришла?
Поговорить. Гвен качнула головой, и безупречно гладкое каре чиркнуло по плечу. Морган вздрогнул: на мгновение ему померещился длинный глубокий надрез в серой ткани, но это, конечно, был всего лишь аккуратный шов пиджака. Ты знаешь мистера Диксона?
Председатель Совета графства, растерянно кивнул он, пытаясь отвести взгляд от бритвенно острой кромки ало-рыжих волос. Вроде бы он помогал Найджелу Гриффиту в каких-то щекотливых делах. А что?
Взгляд Гвен был прозрачнее и холоднее ноябрьского неба.
Диксон планирует нечто крупное. Ходят слухи о гигантском эко-парке аттракционов на болотах между Форрестом, Сейнт-Джеймсом и Тейлом.