Молитву, спрашиваю, знаете?
Какую? совсем растерялась вахтерша.
Что нечисть отгоняет.
Нет, честно призналась тетя Соня. Я ва-аще в бога не верю.
Тогда все пропало! заорал Бубенцов и бросился вверх по лестнице.
И неведомо ему было, что за ним уже никто не гонится, что чудо-юдо, ухмыляясь разом всеми своими огнеупорными хлебальниками, сидит на крыше общаги и вычесывает из-под чешуи блох, довольное образцово выполненным заданием. Но даже если бы Серега об этом и знал, все равно скрыться ему более было негде, ибо для каждого гражданина нашей рассыпавшейся страны последним оплотом и защитой остается собственный дом. И совершенно начхать, хлипкие у дома стены или нет, засижен ли мухами потолок или в твоих палатах вчера закончили евроремонт. Мы просто по наивности своей почему-то свято верим, что родные стены всегда спасут и сохранят от бед, напастей и даже происков. До чего же мы наивны, на исходе второго тысячелетия от рождества Христова! Прям дети.
Вот и напоролся Серега в своей собственной «крепости». Толкнул дверь в комнатенку, даже не подумав второпях, почему она не заперта, если сосед давеча в деревню укатил, толкнул и замер, ибо в ярко освещенной его комнате было полно народа. И какого народа!
Первым делом в Серегины вытаращенные глаза бросился субъект неопределенного пола, растрепанный и одноглазый в цветастой косоворотке и почему-то лаптях на босу ногу. Он стоял подле самой двери, и когда она отворилась, взвизгнул и резко присел, защищая тощими ручонками голову.
Остальных Бубенцов уже разглядывал поверх его спины.
На сдвинутых панцирных кроватях чинно рядком восседали седовласые старцы, обличьем чем-то схожие друг с другом. Чуть подальше на каком-то чурбачке пристроилась древняя бабулька с крючковатым носом и одиноким клыком, выпирающим изо рта. В руках она сжимала растрепанную, почерневшую от времени метлу на длинном, залапанном грязными пальцами черенке, к концу которого зачем-то были приделаны лопасти от вентилятора.
Сразу за ней, в уголке, нервно тряся головой пристроился совсем уж ветхий старичок, костлявый и сморщенный. Он пугливо косился на Серегу и что-то бубнил себе под нос, передергиваясь и вздрагивая.
В другом углу безобразничала целая братия низкорослых мужичков да бабенок. Они строили друг другу рожи, пищали и дрались, но не сильно, забавы ради. И чем-то они были похожи друг на дружку все волосатые, с картофельными носами, в странных одеждах линялых и выцветших.
Простите, я кажется не туда растерянно пробормотал Серега и, крутнувшись на пятке, хотел было броситься вон, но оказалось, что путь к свободе заслонило совсем уж невиданное чудо в лице здоровенного рыжего кота с солнцезащитными очками на блестящем влагой носу.
Мамочки! выдохнул Бубенцов и начал оседать на пол.
И это не удивительно, если учесть, что с ним приключилось в этот вечер.
Присутствующие в комнате засуетились, подхватили безвольное тело, уложили на кровать. Кто-то наскреб из холодильника льда, сделали холодный компресс, приложили ко все еще истекающему потом лбу.
Однозубая бабулька, отбросив в сторону свою метлу, извлекла прямо из воздуха стетоскоп и начала прослушивать сердцебиение.
Бубенцов открыл один глаз, посмотрел на нее и спросил:
Вы кто?
Не волнуйся, касатик, ласково прошамкала старушка, Баба-Яга я, кто ж еще?
Глаза у Сереги вновь закатились.
Во дура! подал голос из угла трясущийся старичок. Что ж мальца-то пугаешь, бестолковая?
Кто дура? Я дура? взвилась Баба-Яга. Ну, ты меня достал! Да за такие речи я тебе сейчас голову сверну, не задумаюсь.
Не свернешь, я бессмертный, самодовольно ответил старичок.
Народ радостно наблюдал за перепалкой, надеясь, что дойдет и до рукопашной, но, увы, драчки так и не случилось.
Ха! Посмотрите на него, рассмеялась старушенция. Он бессмертный! А мы, по-твоему, какие? Да и про кончину свою помолчал бы, дубина стоеросовая. Это только такой болван как ты додумается смерть свою в яйце прятать. А что такое яйцо? Яйцо вещь хрупкая.
И с этими словами в ее ладошке появилось куриное яичко и тут же брызнуло во все стороны, раздавленное костлявыми пальцами.
Старичок схватился за сердце и, закатив глаза, громко, но жалобно захрипел:
Валидолу мне. Ну пожалуйста. Жалко, что ли?
Вот то-то, удовлетворенно хмыкнула Баба-Яга. Бессмертный называется. Два инсульта было, смотри, как бы третий не схлопотать. Тоды и яйцо твое тухлое не поможет.
Это почему тухлое? забыв про сердце, вытаращился старик.
Во, святая простота, обращаясь ко всем присутствующим, будто прося поддержки, воскликнула Баба-Яга. За пять-то тысяч лет не только яйца протухнут. Не, Кощей, я смотрю, ты совсем рассудком слаб стал. В богодельню тебя пора сдать, а еще лучше, в институт какой, для опытов. Пусть наука и разбирается, за какие это такие особенности тебя бессмертным кличут.
Увлекшись перепалкой, никто и не заметил, как оклемавшийся Бубенцов сполз с коечки и, тихо пробравшись к окну, открыл одну створку. Когда же опомнились было поздно. Высунув голову на улицу, Серега во всю свою силушку заорал:
Милиция!
Где-то неподалеку взвыла сирена. Бубенцов победоносно оглянулся и тут же сник. Комната опустела лишь наполовину, ибо седовласые старцы так и сидели рядком на прежнем своем месте, не собираясь, как видно, покидать его ни при каких обстоятельствах.
А вы чего? спросил Серега.
Пусть нечисть драпает, спокойно ответил один из стариков, круглолицый и желтушный явный кандидат на диспансеризацию в инфекционное отделение. А мы боги!
Тю! удивился Серега. Что-то многовато вас. Насколько я слышал, бог-то один.
Мы славянские боги. Я бог плодородия и любови обильной Ярило, а это Род отец наш и ваш, кстати, тоже.
Серега покосился на совершенного уж старца с длинными белыми волосами и такого же цвета бородой.
Только он глухой малость и отчасти слепой. Да еще отчего-то последние полторы тысячи лет молчит, словно язык проглотил. Мы пытались проверить не показывает. Так что за главного у нас уже давно Троян. Правда его сейчас с нами нет. Он в КПЗ сидит.
Чего? опешил Серега.
Ярило сперва замялся, а потом, вздохнув, пояснил:
Его, Трояна-то, еще Триглавом кличут. Тулово у него одно, а головы три. Правда, нынче никто из смертных того не замечает, а вот пращуры ваши то знали и не удивлялись чуду. Да и чему удивляться? У Стрибога, что ветрами всеми заправляет, голова одна, а лика четыре. Не веришь? Эй, Стрибо, подь сюды!
Не надо! замахал руками Серега. Я вам на слово верю.
И то верно, кивнул Ярила. Мы специально его не позвали, чтоб тебя не пужать. Дело понятное, с непривычки и рехнуться можно. Однако я отвлекся. Триглав, значит, как и мы, раньше везде мог спокойно ходить, покуда вы с кавказцами не передрались. А у Трояна, как назло, лики-то славянские, а вот затылки подкачали. Любой милиционер его как увидит, так давай руки крутить.
Это за что же?
Да за затылок кавказской национальности. За что ж еще?!
Гм хмыкнул Серега, с этим нынче и впрямь строго. У меня вон товарища за повышенную волосатость едва в каталажку не сунули. Чудом отмазался. Целый час опера убеждал, что его предки по прямой линии от орангутанга идут.
Убедил? заинтересовались боги.
С трудом. Опер этот Чарльза Дарвина не читал. Думал люди из капусты пошли.
Да, вздохнули боги, распространенное заблуждение.
Помолчали. Потом Ярило продолжил:
А это Радогощ бог огня. Раньше волосы у него рыжие были, да времечко никого не жалеет.
Еще один старец кивнул седовласой головой.
Рядом с ним сидит Велес скотий бог Я сказал скотий, а не скотский. Не путай.
А я что, я ничего, пробормотал Серега, про себя же подумав, что мыслишки свои надо попридерживать, видать богам этим они тайной не являются.
А следом Даждьбог восседает. Он солнцем заведует, чтобы, значица, ночь днем сменялась по расписанию. А вот тот, хмурый это Перун бог грозы и молнии. Не пугайся, он для чужих грозен, а для сво Ярило поперхнулся, напоровшись на Перунов взгляд, и нервно пробормотал, да И еще вот бог торговли и достатка хм, хм Возень.