Вдруг Вова резко остановился и схватился за живот. Из его утробы прозвучал весьма зловещий звук. Там, внутри, что-то неистово бурлило.
Что с тобой? заволновалась Катя.
Не знаю, признался парень. Может, что-то съел?
Вот только ел он в последний раз вчера вечером, и с того момента времени утекло немало. Если он действительно отравился консервами, это проявилось бы гораздо раньше.
Почему стоим? крикнул Цент, не приближаясь к пленникам.
Вове нехорошо, сообщила ему Катя.
Хорошо ему быть и не должно. Идите, или я рассержусь.
Вова сделал еще три шага, и резко остановился, согнувшись вперед.
Ай! Ай! запричитал он, держась руками за живот, из которого неслось несмолкаемое бурление.
Ему совсем плохо, сказала Центу Катя. Он не может идти.
Цент пожал плечами и вытащил из кобуры пистолет.
Ладно, не стал спорить он. Не может идти, пусть останется здесь. Навеки.
Как только ствол пистолета нацелился на Вову, у того чудесным образом все прошло и рассосалось.
Со мной все хорошо! выпалил он в ужасе, поскольку прекрасно понимал: этому страшному человеку что его убить, что муху прихлопнутьвсе едино.
Так и знал, что симулируешь, кивнул Цент. Еще раз вздумаешь нас задерживать, и я решу все твои проблемы со здоровьем одним движением пальца. А теперь пошел вперед!
В тот момент, когда Цент окончательно уверовал в то, что никакого бункера нет, и новых знакомых пора валить, они достигли цели путешествия.
Посреди леса возвышался холм, высокий, большой, выглядящий чужеродным элементом среди окружающего ландшафта. Его можно было бы принять за древний курган, если бы в одном из его склонов не чернел провал входа, тщательно замаскированный высаженными по краям кустами. Цент разглядел массивную железную дверь, круглую вращающуюся ручку на ней, и выцветший, почти стершийся символ дефицита, очередей и талоновсерп с молотом.
Мы на месте, сказал дядя Гена, повернувшись к Центу. Вот вход. Внутри вы найдете все, что я перечислил. Теперь мы можем идти?
Можете, не сдержав усмешки, ответил Цент. Он не мог понять, действительно ли дядя Гена держит его за идиота, или просто тыкает наугадавось прокатит.
Изверг из девяностых указал пистолетом на металлическую дверь.
Вы пойдете туда, сообщил он. Первыми. А мы за вами.
Мы же договорилисьобиженно загудел дядя Гена.
Цент навел на него пистолет и нахмурил брови.
Мы договорились, это да. Договорились, что вы отведете нас к великим запасам еды, оружия и амуниции. А не к железной двери, за которой скрывается непонятно что. Как только я увижу свою тушенку, вы можете быть свободны. Но не раньше.
Он кивком головы указал на дверь, и повторил приказ:
Отпирай ее! Живо!
Дядя Гена уронил голову и поплелся исполнять полученное распоряжение.
6
Чтобы провернуть ручку, пришлось попотеть. Вначале ее тянул один дядя Гена, затем к нему присоединились Саша и Вова. Потянули, кряхтя от натуги. И тут Вова почувствовал, что сейчас разразится катастрофа. В его животе творилось нечто страшное, нечто такое, природу чего он не понимал.
Эй, ты куда это намылился? крикнул ему Цент, когда Вова, на полусогнутых ногах, попытался забежать за другую сторону холма.
Мне надо! приплясывая, и корча гримасы страдания, признался Вова слезным голосом.
Цент навел на него пистолет.
Терпи! приказал он. Или ты не мужик?
Вове очень хотелось быть мужиком, но в животе уже бушевала настоящая буря. Он понял, что не вытерпит.
Я не могу! простонал он. Пожалуйста, отпустите меня.
За дурака вы меня держите, или как? удивился Цент. Никто не уйдет с моих глаз. Ясно?
Вова понял, что сейчас разразится катастрофа, и он совершит грязное дельце на глазах своей возлюбленной. Если Катя увидит все это, она никогда не захочет быть с ним. Он бы, на ее месте, не захотел.
Я вас прошу! рыдал он. Войдите в мое непростое положение!
Нет! отрезал Цент. Если приспичило, то устраивайся здесь, у меня на виду. Или так, или терпи.
Терпеть уже было невозможно, и Вова, мысленно прощаясь с надеждой на большую и чистую любовь, выбрал меньшее из двух зол. Оно было ненамного меньше другого зла, но все же меньше.
Он едва успел спустить штаны и присесть, как слабительное показало свою силу. Вова выпил минералки больше всех, вот и доза коварного препарата ему досталась лошадиная. Точнееслоновья.
Такого позора Вова прежде не переживал, и очень надеялся, что не переживет никогда. Напрасно наделялся.
Первым над ним засмеялся бездушный изверг Цент. Прямо-таки захохотал, глядя на сидящего на корточках юношу с красным от стыда и мокрым от слез лицом, из которого со свистом и грохотом вылетали последствия передозировки слабительным средством. Второй засмеялась Машка. Следом за ней Таня, а потом Саша с дядей Геной. Катя крепилась долго, но когда она залилась звонким хохотом, Вове реально расхотелось жить.
Лишь одного человека не насмешило чужое унижениеВладика. Тот вообще не понимал, что тут смешного. Ну, ему было ясно, почему ржет Центтот всегда любил посмеяться над чужим горем. Но с остальными-то что? Или они думают, что сами никогда не окажутся в такой же ситуации, как несчастный Вова? Если так, они плохо знают Цента.
Да отоприте вы уже, наконец, эту дверь, пока Вова бесстыдник не загромоздил все подступы! сквозь смех потребовал Цент.
Дядя Гена и Саша навалились на колесо, и то медленно сдвинулось с мертвой точки, издавая отвратительный визг и скрежет. Они провернули колесо трижды, затем потянули его на себя. Взвыли ржавые петли, и толстая дверь медленно приоткрылась. Пока все смотрели на черный прямоугольник входа, Вова быстро подтерся листиками с ближайшего куста, и попытался принять самый невинный вид, дескать, ничего не случилось.
Идем внутрь, скомандовал Цент. Вы первые, мы за вами.
Всем идти необязательно, намекнул дядя Гена. Я мог бы один показать вам все, а остальные.
Останутся валяться здесь, зверски убитые, закончил за него Цент. Мне чтосто раз повторять? Живо все внутрь!
Почти сразу за дверью начиналась железная винтовая лестница, уводящая куда-то во тьму. К счастью, участники экспедиции захватили с собой фонарики.
Ступени и перила были покрыты толстым слоем бурой ржавчины, которая явно указывала на то, что уже многие годы нога человека не ступала в это подземелье. Звуки шагов эхом скатывались вниз и терялись в загадочных глубинах. На бетонных стенах колодца сверкали капли конденсата.
Как давно построили этот бункер? спросил Цент. Голос его прозвучал непривычно глухо, будто он произносил речь, сидя в пустой бочке.
Я точно не знаю, признался дядя Гена. Давно. Еще в пятидесятые годы.
А консервы с тех пор не испортились? забеспокоился Цент о самом дорогом и милом сердцуо еде.
Запас пищи периодически обновлялся. В последний раз это случилось в конце перестройки. Но ты не волнуйся, эти консервы могут храниться сотни лет.
Хорошо бы, произнес Цент. Прямо не терпится их отведать.
И тогда ты нас отпустишь? уточнил дядя Гена.
Конечно. Как и договаривались.
Как же приятно было иметь дело с наивными лопухами. Они, похоже, действительно верили в то, что он позволит им уйти. Им, единственным, кому известно местоположение бункера. Цент едва не рассмеялся. Ну, да, размечтались. Уйдут они, как же. Если только на тот свет.
Заодно подумал, что под горячую руку можно ликвидировать и Владика. Программист слишком много ел.
По винтовой лестнице они спустились в глубину метров на двадцать, и очутились в большой бетонной комнате, где не было ничего, только одна дверь, большая, железная, и, похоже, очень толстая. На полу ворсистым ковром раскинулся слой пыли, в углах свисали клоки паутины.
Дядя Гена подошел к двери, ухватился за ручку и крутанул ее. Та провернулась удивительно легко. Похоже здесь, на глубине, смазка не вытекла и не выпарилась из механизмов, и они по-прежнему исправно функционировали.
Цента снедало нетерпение. Скорее бы увидеть сокровищетысячи банок с тушенкой, и все они его, только его. О, он славно устроится здесь. Бункер старый, но просторный. Если провести здесь генеральную уборку, кое-что подкрасить, наклеить обои с веселенькими цветочками, завезти мебель, бытовую технику и генераторы, можно жить и горя не знать. Он бы стал властелином тушеночного подземелья, восседающим на троне, отлитом из пустых консервных банок, а Владик его страдающим от карательного недоедания рабом.