– Не меня! Ее! Вот она, на столе. Тьфу ты, идиотская машина!
Застоявшийся без дела медробот с механическим энтузиазмом приступил к работе. Я отошел подальше от его щупалец. На дисплее замельтешили цифры и диаграммы – все от температуры и пульса до состояния эндокринной системы, печени и всего остального, что только можно измерить.
– Говори! – потребовал я. – Докладывай! Медробот загудел – различные программы сортировали и тасовали вводимые данные, в считанные микросекунды сопоставляли и согласовывали результаты.
– Пациент перенес контузию и получил сотрясение мозга. – Компьютер говорил мужским голосом – сочным и успокаивающим. – Все ссадины – поверхностные. – Передо мной молниеносно двигались щупальца и сверкающие инструменты. – Они обеззаражены и закрыты. Введены необходимые антибиотики.
– Помоги ей очухаться! – рявкнул я.
– Сэр, если под термином "очухаться" вы подразумеваете приведение пациента в сознание, то это уже сделано.
Не знаю, можно ли обидеть компьютер, но мой мед‑робот говорил таким тоном, будто его оскорбили в лучших чувствах.
– Что случи... – пролепетала красавица, моргая огромными фиолетовыми глазами, перед которыми все расплывалось.
– Это меня не устраивает, – процедил я сквозь зубы, обращаясь к медроботу. – Накачай ее стимуляторами или чем‑нибудь в этом роде. Я должен с ней поговорить.
– Но пациент серьезно травмирован...
– Но не смертельно, – сказал я. – Судя по твоим же словам. А теперь добейся, чтобы она заговорила. Понял ты, сверхдорогой набор микросхем? А иначе закорочу твои РОМ, ПРОМ и ЭПРОМ!
Похоже, это возымело действие. Ровена снова заморгала и посмотрела на меня.
– Джим...
– Во плоти, моя сладкая. Не пугайся, Ровена, все будет хорошо. Рассказывай, что стряслось. Где Анжелина?
– Пропала... – ответила она. И ее роскошные ресницы затрепетали. А я заскрежетал зубами и, поймав себя на этом, кое‑как изобразил улыбку.
* * *
– Это я уже слышал. Где пропала? Когда? При каких обстоятельствах? – Я умолк – почувствовал, что вхожу в раж.
– В Храме Вечной Истины. – Больше она ничего не сказала. Снова закрылись глаза. Но я уже услышал достаточно.
– Лечи ее! – крикнул я на бегу компдворецкому. – Сторожи! Вызывай "скорую"!
Полицию я не упомянул – не хотел, чтобы плоскостопые путались у меня под ногами.
– Заводись! – вбегая в гараж, приказал я атомоциклу. – Ворота, отворяйсь!
Я вскочил в седло, выжал полный газ и сорвал нижнюю, запоздавшую, створку ворот. Едва не задавив на тротуаре гуляющую парочку, я проскочил между двумя машинами и с ревом понесся по дороге. А куда понесся? Это не мешало бы выяснить.
– Справочная! – крикнул я в телефон атомоцикла. – Срочно! Храм Вечной Истины! Адрес!
На свежерастрескавшемся обтекателе спроецировалась карта города. Под визг покрышек я свернул за угол и увидел мигающую лампочку коммуникатора. Не иначе, ответ на мой срочный вызов. Его могли получить только Анжелина, Джеймс и Боливар.
– Анжелина! – воскликнул я. – Это ты?
– Боливар. В чем дело, папа?
Я доложил кратко и по существу, затем повторил рассказ, когда подал голос Джеймс. Я не имел представления, где находятся сыновья, но это сейчас не играло роли. Достаточно было знать, что они осведомлены и спешат ко мне на помощь. Нам еще ни разу не случалось пользоваться сигналом "три шестерки", который требовал бросать все дела и мчаться к тому, кто его послал. Я сам это придумал, когда птенцы решили покинуть родительское гнездо.