Мацумото-сан сейчас принимает участие в чайной церемонии в тясицу, в парке Хибиа, это в центре города, ответил водитель. Там он пробудет еще часа два, а потом поедет в каресансуи у отеля «Огани». Этонадолго, часа на два, на три. Думаю, проще всего застать его именно там.
Годится, так и сделаем, решил старший.
Повернувшись к расположившимся на заднем сиденье морякам, он сказал:
Для начала сообщу вам, господа мореманы, что тясицуэто домик для чайных церемоний, специальный такой, а каресансуисад камней. Я об этом потом расскажу.
Водитель такси ошибался, господин Мацумото не принимал участие в чайной церемонии, на сей раз он избрал домик-тясицу для встречи с прибывшим из Америки гостем. Мастер церемонии, гейша и даже оба телохранителя Мацумото-сан были отпущены, хозяин и гость остались наедине.
Восьмиметровая комнатка, где проходили чайные церемонии, словно жала в плечах огромному американцу, он долго пытался устроиться на пятках, так же, как сделал это его японский хозяин, потом бросил напрасные попытки и просто сел на циновке, вытянув длинные ноги к низким входным дверям.
Садитесь как вам удобно, Карлуччи-сан, сказал господин Мацумото, едва заметно улыбнувшись, вы гость, вы устанавливаете правила...
Мистер Мацумото, давайте отложим церемонии до лучших времен, через два часа я должен быть в аэропорту Ханэда и лететь обратно, в Нью-Йорк.
Выредкий гость, господин Карлуччи, потому каждое ваше слово особенно драгоценно для ничтожного Мацумото. Я весь обратился в слух и внимание, чтобы не пропустить ничего из сказанного вами.
Карлуччи поморщился, черт его знает, когда эти япошки говорят серьезно, когда шутят, а когда уже пора обижаться.
Вы уже слышали о несчастье, которое постигло семью Чинквента?
Ваш недостойный слуга слышал об этом, большое горе пришло в дом уважаемого Падре Луиджи, Мацумото наклонил голову.
Сейчас начнутся большие изменения в нашем бизнесе, наверх придут новые люди. Может быть, они по-другому будут вести дела... Карлуччи замялся:У нас с вами сложились неплохие отношения...
Я еженощно возношу молитвы богам за то, что они даровали мне такого партнера, как вы! молитвенно прошептал Мацумото. Выпрекрасный человек и замечательный партнер, господин Карлуччи. И пусть наше сотрудничество продлится еще десять тысяч лет!
Издевается желтопузик, точно издевается, подумал мистер Карлуччи, дай срок, мы тебя научим разговаривать по-людски.
Я бы хотел знать, господин Мацумото, поддержите ли вы меня вовремя...
Карлуччи задумался, подыскивая подходящее название той грызне, которая началась в итальянских кланах на северо-востоке Америки.
Конечно, дорогой господин Карлуччи! Я старый больной человек и мое слово мало что значит, но я его скажу в вашу пользу.
Спасибо, господин Мацумото, я знал, что найду у вас поддержку. И еще, что вы думаете об этом русском синьоре КапоГосподине Голове? Из ваших окон видна Россия, вы лучше меня знаете, что там происходит...
Карлуччи обрадовался, что нашел такое удачное выражение, совершенно в японском стиле«Из ваших окон видна Россия».
Здорово сказано, в японском стиле.
Лицо господина Мацумото стало серьезным, даже злым. Он невольно привстал, в подобных ситуациях он ходил, даже бегал по комнате, и те, кто хорошо его знал, обычно в ужасе вжимались в стены.
Я пока мало что знаю о Господине Голове, ответил он сквозь зубы. Мои люди в России пытаются узнать как можно больше, но для этого нужно время...
Он все-таки встал, подошел к висящему на стене свитку со старой, трудно читаемой каллиграфией«Бамбук зеленый, а цветы красные», и любовно поправил его.
Я думаю, следующий удар Голова нанесет в Колумбии или здесь, в Токио, сказал он после небольшой паузы.
Карлуччи поднялсягрядущие события в Колумбии или Японии его интересовали мало.
Мне нужно идти, господин Мацумото.
Конечно, Карлуччи-сан. Как только я что-нибудь узнаю о русском Голове, немедленно дам вам знать, это наш общий враг.
И они по западному обычаю пожали друг другу руки.
* * *
К воротам парка, невдалеке от которых в тени деревьев стояло такси с потушенными фарами, подъехал лимузин. Из него вылез пожилой японец в кимоно и деревянных сандалиях-гэта.
Это Мацумото? тихо спросил сидевший рядом с русскоязычным таксистом матрос с «Ивана Сусанина».
Да, ответил таксист, он каждый вторник и пятницу приезжает в сад камней, чтобы побыть одному и подумать. Или сюда, или к храму Роянчи, но чаще сюда, у храма обычно много туристов, это отвлекает.
Старик-японец вошел в парк, далеко позади него шли два крепких телохранителя в европейских костюмах, со спины неотличимых от парней, которые охраняют российских банкиров или авторитетов.
Пропустим их и по одному будем заходить, старший взял у таксиста план сада камней. Ты встанешь здесь, вы двоездесь и здесь, а я буду страховать у выхода.
Выйдя из машины, таксист открыл багажник и вытащил две спортивные сумки, побольше и поменьше. Маленькую сумку взял старший, большуюодин из тех двоих, что шли к западной границе сада.
Та часть парка, где оказались моряки с сухогруза «Иван Сусанин», совсем не напоминала парк в обычном, русском понимании этого слова. Деревья были низкорослыми, с причудливо искривленными стволами, некоторые, несмотря на лето, стояли без листьев и потому напоминали сухостой, встречающийся и в русских парках, но по причине неухоженности, а не эстетической радости, какую, видимо, испытывали японцы, взирая на корявое безлистное древесное существо.
Зато сад камней вполне оправдывал свое название. Это были действительно камни, расставленные на расчерченном граблями песке в видимом беспорядке. Немного в стороне от этого каменного моря стояла одинокая простая скамеечка из доски, положенной на два камня. На скамейке сидели двоегосподин Мацумото и немолодой, по западному одетый японец. Они тихо разговаривали, склонив друг к другу седые головы.
Один из моряков опустился на корточки, раскрыл сумку, вынул оттуда короткую трубу базуки, привел ее в боевое состояние и передал своему напаранику. Тот привычно вскинул базуку на плечо и направил жерло в сторону скамейки. Сидящие на ней старики одновременно подняли головы и увидели ослепительно-огненный факел, летящий в их сторону...
Моряк вынул из-за пазухи конверт, положил его в сумку и аккуратно закрыл молнию. Он повесил сумку на сухую ветвь ближайшего деревца, и они не спеша пошли в сторону ворот, откуда, быстро перебирая крепкими кривыми ногами, бежали два телохранителя господина Мацумото.
Глава четвертаяМертвец за штурвалом
Утро началось привычным образомзашел Паша, пожелал доброго утра и сказал, чтобы я звонил в случае чего. После этого он отбыл в неизвестном направлении, добавив уже в дверях, без улыбки:
До встречи у телевизора.
Я послал его к черту с такими шуточками и отправился в ванную.
Аэропортовский зал прибытия был полон встречающих, кое-где стояли люди с написанными на картонках фамилиями тех, кого они хотели бы увидеть в Гамбурге. Я картонки писать не стал, потому что, к своему стыду, фамилии Светланы до сих пор не знал, и еще потому, что хотел встретить ее сам, не с помощью приметного плакатика, а, говоря советским слогом, по зову сердца.
Я встал так, чтобы видеть людей, выходивших оттуда, где горело табло с номером рейса и написанным немецкими буквами словом «Petersburg». Встал и прикрыл глаза, пытаясь настроиться на волну, которую, по моему пониманию, должна была излучать Света.
Когда-то, в другой жизни, и даже не в другой, а в третьей или четвертой, я проходил краткосрочное обучение в Рязанском училище ВДВ. Рукопашному бою нас учил странный, не бойцовского вида человек, кандидат восточных философских наук, который со мной занимался не столько приемами владения своим телом для убийства других людей, сколько учил восточному уму-разуму.
То ли он заметил во мне что-то родственное его душе, то ли был настолько одинок в своей черноземной Рязани, что охотно отдавал свои мысли любому желающему, но мы допоздна просиживали в застеленном настоящими татами спортзале с чучелами-макивари по углам. В сумерках они становились похожими на затаившихся японских воинов, пробравшихся в зал, чтобы подслушать, что говорят русские о тайнах восточных боевых искусств.