По утрам Марина пила чай в столовой, выходящей огромными, во всю стену, окнами в сад. Сад был осенний и пестрел разноцветьем, напоминая ей танцовщицу фламенко, взметающую широкой юбкой опавшие с деревьев листья. Марина любила это время года. Осень возвращала ее к дням юности, когда она выступала на сцене во всем блеске своей красоты и нарядов. Эти воспоминания не тяготили ее и не печалили. Не будь их, Марина была бы намного несчастнее. Прошлое казалось ей лучше будущего. А в настоящем она была счастлива настолько, насколько это было возможно, учитывая все обстоятельства.
В столовой ее уже ожидала горничная Таня. Это была очень опрятная и настолько же общительная девушка лет семнадцати, чрезвычайно гордая тем, что работает в доме знаменитой Марины Туковой. Отблеск славы хозяйки словно освещал и ее саму, превращая обычную смешливую девчонку в звезду пусть не первой, но далеко и не последней величины в их городе. Многие заискивали перед ней, добиваясь расположения ее хозяйки. Сама Таня была искренне предана ей, считая если не божеством, то идеалом женщины, и стремясь во всем походить на нее, начиная от манеры говорить и заканчивая походкой. Иногда она даже брала «на время» некоторые вещи из гардероба хозяйки, отправляясь на свидание или на прогулку с подружками. Марина это знала и частенько подтрунивала над девушкой, напоминая ей о десяти библейских заповедях, неизменно начиная с «не сотвори себе кумира».
Мариночка Львовна, защебетала Таня, едва увидев хозяйку, а что я вам скажу, вы прямо-таки ахнете! Помните, вчера в саду я нашла дохлую ворону? Вы подумали, что это нашему соседу, Антону Павловичу, удалось, наконец, подстрелить одну. И еще порадовались за него. Так вот, ничуть не бывало! Это она от старости сдохла, а вовсе не потому
Сделай такую милость, подари мне полчаса молчания, произнесла Марина, садясь за стол и наполняя чашку чаем из небольшого серебряного самовара. Чай был зеленый, с жасмином, а чашка большой, как она любила. Первый глоток она отпила, закрыв глаза и чувствуя, как живительное тепло медленно разливается по ее телу, даря блаженство.
Ну, и пожалуйста, ответила Таня, старательно поправляя ослепительно белый кружевной передничек, который в этом вовсе не нуждался. Могу и помолчать. Мне это раз плюнуть, между прочим. Однажды я на спор молчала целых два часа. Никто не верил, что я на это способна, а я смогла. Но уж после этого они мне
Марина открыла глаза и почти взмолилась:
Таня!
Девушка смолкла. Но вид у нее был такой несчастный, что Марина невольно сжалилась.
Хорошо, пока я пью чай, можешь рассказать мне последние сплетни, которые волнуют наш богоспасаемый городок, сказала она как можно мягче. Только не обижайся, прошу тебя. Ты же знаешь, я этого не выношу.
Лицо Тани расцвело счастливой улыбкой.
Насчет богоспасаемогоэто вы в самую точку, Мариночка Львовна, снова затараторила она. Намедни в наш город прислали нового митрополита. Так вы представить себе не можете, какой это урод
Стоп! прикрикнула на нее Марина, отставив чашку. А то я совсем запуталась. Давай я буду спрашивать, а ты отвечать.
А давайте, охотно согласилась Таня. Так оно и веселее будет. А то сидите, как бука, смотреть жалко, на глаза слезы наворачиваются.
Марина пропустила эту вольность мимо ушей, заинтересованная новостью о новом митрополите. В разговоре с Таней ей всегда приходилось отделять зерна от плевел, и это было не так просто.
Во-первых, что случилось с владыкой Филаретом?
Да откуда же мне знать? искренне удивилась девушка. Говорят, его отправили на пенсию, или как там у них в церкви это называется. Уж больно владыка Филарет стар. Чуть ли не ровесник Мафусаилу, а тот, говорят, дожил до таких преклонных лет, что старее его никогда никого и не было
Допустим, Марина снова прервала девушку, слова из которой лились так же легко и бесконечно, как воды Ниагарского водопада. Но почему новый митрополит урод? Это как надо пониматьв прямом или переносном смысле?
Так ведь он один в один Петр Первый, такой же длинный, что твоя каланча, а в плечах узкий, словно., Таня замялась, подыскивая сравнение. Ее взгляд метался по столовой, как будто отыскивая подходящий предмет, годный для этого. Но ничего не находил. В общем, место ему в кунсткамере, а не среди обычных людей. Однако, говорят, он чуть ли не святой. Такой молодой, и сорока нет, а уже митрополит. Это по-нашему, по мирскому, то же, что в девять лет окончить школу, в одиннадцать университет, а в пятнадцать
Святой, говоришь, в раздумье произнесла Марина. Добро бы так оно и было. Хуже, если просто святоша. Какой-нибудь Тартюф в рясе.
А, может, и врут люди, покачала головой Таня. Язык ведь что ботало, к зубам не привязан. И, помолчав, вдруг заявила: А хорошо, наверное, быть митрополичихой!
Кем-кем? от неожиданности Марина даже поперхнулась чаем.
Ну, женой митрополита, пояснила Таня. Ее взгляд затуманился. Она явно представляла себя в этой роли.
И почему же? поинтересовалась Марина, вытираясь салфеткой и едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
Да вы сами посудите: все тебе кланяются, ручку целуют, матушкой величают, перечисляла Таня, загибая пальцы. И это все в будний день! А по праздникам
Замолчи немедленно, потребовала Марина. И не болтай ерунды. Не быть тебе никогда матушкой митрополичихой, и не мечтай зря. Митрополитам жениться нельзя. Они черные монахи, дают обет безбрачия.
Вот оно как, разочарованно произнесла девушка. Вздохнула с сожалением. И непоследовательно добавила. А владыку Филарета жалко. Старенький такой, голова уже трясется, как у китайского болванчика. И кому он будет нужен теперь? Ни жены, ни детей Что его ждет?
Благая смерть, жестко произнесла Марина. Как он любит.
Таня с удивлением посмотрела на нее. Но ничего не сказала, поразившись мстительному выражению лица хозяйки. Оно редко бывало таким. И казалось сейчас почти некрасивым.
Но взгляд Марины уже смягчился. От мыслей о Филарете она перешла к новому митрополиту.
Епархии нужна свежая кровь, сказала она. Посмотрим, чем все обернется.
А и смотреть не надо, откликнулась всезнающая Таня. Люди говорят, что новый митрополит в наш город прибыл ненадолго. Вот только построит кафедральный собор, да и переедет в Москву. Он то, что называется «птица высокого полета», далеко метит.
Так есть же кафедральный собор, удивилась Марина. И десяти лет не прошло, как построили. Столько денег потратили!
Она точно знала сколько. Ведь главным спонсором этого храма был ее муж. По сути, на его деньги кафедральный собор и был выстроен. Это произошло незадолго до его смерти. Он как будто чувствовал ее неотвратимое приближение, и все время торопил строителей, словно боясь не успеть. Пытался получить прощение за свои грехи, неведомые ей? Но об этом Марина никогда не спрашивала. Значит, так ему было надо, этого требовала его душа. А она, как умная жена, не спорила с ним. Ну, или почти никогда, дура-баба
Размышления Марины прервал звонок. Кто-то стоял у ворот дома и пытался привлечь к себе внимание.
Кто бы это мог быть? спросила она, с недоумением взглянув на Таню. Я никого не жду.
А сейчас узнаем, откликнулась та. Если добрые люди, то впустим. Ну, а недобрых поганой метлой выметем!
Только не вздумай грубить, предостерегла ее Марина. А то знаю я тебя!
Но девушка уже вышла из столовой и не слышала последних слов, на которые непременно бы обиделась.
Вернулась Таня только через пять минут, когда Марина извелась от ожидания и собиралась уже выйти сама. В руках у девушки был золоченый поднос, на котором лежал большой красивый конверт с нарисованным на нем плачущим ангелом, обнимающим крыльями надгробие.
Взгляд Марины невольно затуманился. Она знала, что это за конверт. Внутри него находилось приглашение, от которого она не могла отказаться, как часто делала с другими в последние годы.
Посыльный принес, сказала Таня, всем своим видом выражая неодобрение. Сказал, что должен передать лично в руки. Даже настаивал, нахал! Но я ему ответила, что в столь ранний час вы никого не принимаете, и если он хочет личной аудиенции, то пусть ждет за воротами, а в дом мы незнакомого мужчину ни за что не впустим