Не мог же я ошибиться и записать неправильно.
Гудки продолжались. Никого.
Черт! буркнул Филипп раздраженно.
Он быстро оделся, положил в карман сверток с печатью и вышел на улицу.
Доброе утро, Филипп, окликнул его звонкий женский голос.
У подъезда стояла соседка, милая пожилая женщина с маленькой собачкой на поводке.
О, доброе утро, Мария Степановна, улыбнулся Филипп.
На работу? поинтересовалась соседка.
Да.
Хотела тебе сказать, если ты еще не смотрел почтовый ящик, то там тебе письмо.
Что? Филипп затормозил и внимательно посмотрел на соседку.
Вчера днем я видела, как мужчина положил тебе в почтовый ящик белый конверт.
А, да, точно. Я его уже забрал. Это был мужчина в мотоциклетном шлеме?
Нет. Такой пожилой интеллигентный человек. Я его впустила в подъезд, он сказал, что к тебе. Спросил, какой у тебя номер квартиры и положил в ящик письмо.
И все?
Все, а что еще?
Он что-то сказал? Как его зовут?
Нет, ничего больше не сказал, покачала головой Мария Степановна, Но он был очень любезный, спросил не надо ли мне помочь, ведь я была с сумками, на какой этаж мне и в какой квартире я живу, пожелал приятного дня. Очень интеллигентный мужчина, очень. Твой знакомый, да?
Да, Филипп запнулся с ответом, Мой коллега.
Было совершенно очевидно, что соседка выдела того, кто положил записку в почтовый ящик. Она видела того самого таинственного Колю.
Ну ясно, ясно, закивала соседка, Все сейчас в электронной почте и интернете, а вы письма пишите, засмеялась она.
Да, вот такие мы, старомодные, Филипп улыбнулся, направляясь к машине.
А в шлеме тот который, это тоже твой знакомый?
Какой в шлеме? Филипп затормозил, Вы его тоже видели?
Ну да, я еще подумала, зачем в подъезд в шлеме заходить, не видно же ничего!
Когда вы его видели?
Ну тогда же, он зашел следом за мной и за твоим знакомым. Мы с ним в лифт сели, он вышел на пятом этаже, а я дальше поехала. Твой знакомый?
Да нет, видел его пару раз. Наверное, квартиру снимает у нас в доме.
А, ну может, да.
Спасибо вам, Мария Степановна, побегу я, на работу опаздываю.
Не за что, Филипп, соседка зашла в подъезд и дверь за ней закрылась.
Припаркованная машина стояла у подъезда.
До редакции, где работал Филипп, он домчался за пятнадцать минут, анализирую полученную информацию.
Значит этот Коля не молодой мужчина, думал Филипп, и он приходил положить записку в ящик, а одновременно с ним приходил и мотоциклист, но зачем? Следил за Колей? Сделал вид, что живет в моем подъезде, пока Коля клал записку в ящик? А потом вернулся вечером и пытался вытащить записку? Но почему он вернулся вечером, чтобы вытащить записку, а не сделал это сразу, когда Коля положил записку в ящик?
Филипп зашел в редакцию, где уже кипела работа.
Андрей, коллега Филиппа, уже сидел на рабочем месте и что-то писал. Худощавый и сутулый Андрей Грецкий был моложе Филиппа и обладал неуемной энергией. В его голове роились тысячи мыслей и проектов, но Андрею мало что удавалось реализовать, так как, хватаясь за все сразу, он зачастую забывал о важных мелочах, что лишало его работу целостности.
Привет.
Ага, здоров, буркнул Андрей, даже не поднимая на коллегу глаз.
Как дела? Все нормально?
Да, да, вот сижу, работаю, прям с самого утра. Муза, так сказать, меня посетила.
Понятно, рад за тебя, Филипп сел на свое место.
Он достал из кармана печать и вновь начал ее рассматривать.
Через открытое окно редакции, в помещение, осторожно задувал свежий ветерок, а с улицы доносились звуки проезжающих автомобилей. Город находился в приятном летнем томлении.
Кстати, Сима просил тебя зайти, как появишься, сказал Андрей.
Спасибо, пойду зайду, Филипп встал и направился к двери.
Филипп вышел в коридор, где кипела жизнь редакции. Пройдя через большой зал, Филипп постучал в дверь кабинета Серафима Марковича, главного редактора журнала, которого коллеги между собой ласково называли «Сима».
Да! послышался громкий голос.
Филипп приоткрыл дверь.
Звали?
Да, да, заходи! заместитель главного редактора сидел за столом, смотря в монитор компьютера. Он махнул рукой, приглашая Филиппа зайти.
Серафим Маркович Дятловский был мужчиной средних лет, полного телосложения, с лысеющей шевелюрой и маленькими, но внимательными глазами.
Итак, спустя несколько минут сказал Серафим Маркович, переводя взгляд на журналиста.
Вы, видимо, вызывали меня по поводу статьи? Филипп закинул ногу на ногу, готовясь к длинному разговору.
И по этому поводу тоже, Дятловский поерзал в кресле, Смирнов, я прочитал твою книгу.
Филипп замер и внимательно посмотрел на шефа.
Да, я ее, наконец-то прочитал. Мда, Дятловский причмокнул и подвигал бровями, Ты знаешь мое отношение к тебе, Смирнов. А уж тем более мое отношение к твоему дяде.
Ой, ну причем здесь мой дядя! Филипп недовольно отвел взгляд.
Ну, как не крути, он святило мировой науки, и, уж извини, все знают, что ты его племянник. Вот помню, как
Серафим Маркович, давайте о моей книге, а не о моем дяде.
Да, да. Так вот. Прочитав твою книгу, хочу тебе сказать. Издавать ее я бы не стал.
Филипп кивнул. Другого ответа он и не ожидал.
Ну, ты подожди расстраиваться. Пишешь ты замечательно. Слог у тебя правильный, обороты красивые, тут все хорошо. Я бы даже корректорам не стал отдавать. Но, вот сюжет, милый мой, как-то не впечатляет, не захватывает, не цепляет, как многие выражаются. Скучновато. Слишком много исторических справок и мало действия.
Но, книги бывают разные.
Верно. Но, твою книгу не интересно читать. Прости уж за откровенность.
Ничего. Я понимаю.
Не отчаивайся, и не бросай писать. Попробуй поменять что-нибудь.
Хорошо.
Так. А теперь по проекту. Что там у тебя нового?
Ну, конкретного пока не могу ничего предъявить.
Хорошо. Ты меня не подводил никогда. Но, до конца месяца, будь добр, материал сдай.
Хорошо, Серафим Маркович. Сделаю.
Вот и ладно. Ступай, давай, работай.
Выйдя из кабинета начальника, Филипп почувствовал разочарование. Серафим Маркович был талантлив. Чувствуя литературу тонко и относясь к книгам с большим трепетом, он помогал начинающим писателям, давал шанс молодым журналистам проявить себя в редакции и всегда был готов поддержать советом. Узнав, что Филипп пишет книгу, он с большим удовольствием вызвался помочь в ее издании, а теперь Филипп чувствовал, что его шансы на издание становятся все более призрачными.
Филипп вернулся в кабинет, где Грецкий напряженно и рьяно стучал пальцами по клавиатуре, набирая текст.
Слушай, Андрей неожиданно отвлекся от работы, Помнишь у тебя был большой такой словарь арабского языка?
Да.
Можешь одолжить? Мне для перевода статьи нужно.
Конечно.
Филипп подошел к своему рабочему столу, ища взглядом словарь.
А, черт, я вспомнил, сказал Филипп, Я же его вернул Николаеву, это был его словарь
Внезапная мысль пронзила Филиппа.
Профессор Николай Федорович Николаев.Николай.Коля.
Когда кто-то в спешке или в стрессе пишет записку, он не будет называть себя по отчеству, или полным именем, он назовётся привычным именем, которым его называют друзья и родственникиКоля!
Черт!
Как же я сразу не догадался!
И именно его, не молодого интеллигентного мужчину, видела соседка, когда он клал записку в почтовый ящик.
Филипп набрал номер профессора Николаева.
Шли долгие гудки, и никто не подходил.
Ну ладно, жаль, сказал Грецкий, Посмотрю тогда в интернете, наверное.
Журналист уже не слушал коллегу, он выбежал на улицу, сел в машину и поехал на север Города, где проживал профессор Николаев.
Глава 8
Саблин сидел в тишине, размышляя над делом, ставшим вдруг частью расследования убийства в антикварной лавке, которым он занимался несколько лет назад.
Он уже не надеялся, что когда-нибудь сможет вернуться к тому делу, уж больно все было запутанно и сложно, расследование зашло в тупик и было приостановлено. Но, сегодня, когда он увидел татуировку в форме молнии, вырезанную вместе с кожей, он понял, что все начинается заново.