Валерий Георгиевич ШараповТабор смерти
Глава 1
Вот гнилое это делолюдей мочить. Ну не пойму такого! возмущался долговязый худосочный Оглобля, сжимая обеими густо татуированными руками граненый стакан с мутной жидкостью.
А вороватьне гнилое? Дюпель, заезжий бродяга, приземистый, широкий в кости, с низким лбом и оловянными глазами, икнул и мутно посмотрел на собеседника.
За длинным столом, заставленным закусками и бутылями с самогоном, не на шутку разгорелся околонаучный диспут о том, какая воровская масть предпочтительнее. Постепенно спор перешел в русскую мятущуюся достоевщину о слезинке ребенка, о человеке или твари дрожащей и о невинной крови. В такт словам шуршала игла патефона, проигравшего уже пластинку, но продолжавшего вращать ее, пока завод пружины не иссякнет.
Ну, вороватьэто дело святое, с достоинством изрек Оглобля.
А разбой? Про разбой что скажешь? не отставал пытливый Дюпель.
Тоже дело хорошее. Но мокруха Тьфу. Оглобля вдумчиво посмотрел на стакан в своих руках и опрокинул остатки его содержимого себе в глотку, с удовольствием крякнув. Загреб ладонью из алюминиевой тарелки горсть ядреной квашеной капусты и сосредоточенно захрумкал, методично двигая челюстью.
Лица гостей, собравшихся в просторном помещении с низким потолком, не внушали даже намека на доверие. Они могли иллюстрировать собой теорию Дарвина. По ним видно было с неотвратимой наглядностью, что человек произошел от обезьяны, но некоторые так и не дошли до конечной цели. Какое-то переходное звенолбы низкие, лица иссеченные морщинами, во рту фиксы, телосложение, как правило, хлипкое или болезненно тучное. Хотя, может, и нечего на Дарвина пенять. Может, когда-то и были эти фигуры атлетичными, а лица приятными и светлыми. Но прошлась по ним тяжелым катком судьбинушка, кидая то в голодные и холодные колымские лагеря, то в туберкулезные бараки, награждая ударами прикладов от конвойных и выедая внутренности дешевым самогоном на таких вот встречах по интересам.
Да и само сборище мало походило на английский клуб. От высоких материй тут разве что была картинная галерея, да и та в виде обильных татуировок. Именовались эти посиделки в просторечии «ямой» или «воровской малиной» кому как нравится. И располагалась эта яма в Деляновке.
Деляновка, она же Деловая Слободка, исторически самый криминальный район на окраине Светогорска. Когда-то здесь было село, жители которого грабили купцов на большой дороге. Потом построили бараки для рабочих маслобойной фабрики. Теперь села нет, от него остались лишь развалины церкви. И фабрика сгинула. А беспокойные традиции романтиков с большой дороги и маргиналов остались.
Длинное кирпичное строение в самых дебрях Деляновки когда-то было рабочим бараком. Сегодня оно гордо именовалось общежитием завода «Знамя труда», на котором трудилось много бывших заключенных. Их и расселяли здесь. И к ним тянуло, как магнитом, жулье со всего города.
В Деляновке ворачто своего, что заезжеговсегда ждут. Помогут при необходимости деньгами, а то и приспособят к делу. Но если работаешь воровским трудом на территории, занеси копеечку ради уважения. Общакдело святое. Зону греть надо.
Сегодня народу в яме набилось шесть человек. Фармазон, удачливый мошенник и частый здесь гость, кого-то успешно развел и притащил долю в общак. Ну и проставился перед братвойсамогончик, жратва, все по высшему разряду. Ибо для чего воровать, если не гулять на ворованное? Ну, и картишкиони так и летали, загоняя кого-то в долги, а кого-то поднимая на крыльях удачи. Как же без картишек?
Залетного бродягу по кличке Дюпель в яму привел Оглобля. Они вместе чалились на одной зоне еще в 1950 году. А сегодня неожиданно столкнулись около центрального вокзала Светогорска. Пообнимались, поохали. И Оглобля задал ключевой вопрос:
Завязал?
От ответа зависело дальнейшее общение. Или Дюпель остался другом и братом, и потому ему нужно почтение, или стал обычным прохожим, с которым побалакали да разошлись.
Да куда там, отмахнулся Дюпель с досадой. Завяжешь тут.
К нам каким ветром? Дельце присматриваешь? хмыкнул Оглобля, зная, что Дюпельзнатный домушник и любые двери вскрывает влет.
Попутным ветром, неопределенно пожал плечами вор.
Ну, тогда давай со мной в яму. Поклонись обществу.
Вот так Дюпель оказался в притоне. И теперь вел со старым корешем философский разговор.
Так что кровушкуни-ни! крякнул Оглобля.
Дюпель махнул рукой:
Эх, жизнь тебя мало била.
А тебя много? насупился Оглобля.
Много, глаза Дюпеля стали злыми. Поверь, что кота жирного подрезать пером за цацки, что в хату залезтьвсе одно. Главноене попадаться.
Саша Циркач, невысокий, седой, мускулистый, выглядевший гораздо приличнее собутыльников и даже не слишком сильно татуированный мужчина в возрасте далеко за тридцать, слушал этот разговор, прикрыв глаза и привалившись к дощатой стене. Он упорно делал вид, что дошел до кондиции, ничего не слышит и ничего не понимает. Хотя было все с точностью до наоборот. Очень уж ему было интересно, куда этот разговор с заезжим уголовником заведет.
Особенность у Циркача была редкая и полезнаяпьянел он очень медленно и никогда не терял над собой контроля. Это обстоятельство не раз помогало ему, притом по-крупному. Вот как сейчас.
А вы не опасаетесь тут так шумно гулять? Дюпель обвел взглядом пьяное общество и заваленный яствами стол. Стремно же!
Не-а, важно протянул Оглобля. Мент сюда боится даже нос сунуть. Так мы себя на Деляновке поставили.
Уважаю! поцокал языком Дюпель.
Милиция и правда сюда не заглядывала, это было предметом особой гордости местных обитателеймол, блатота настолько сурова, что даже власти ее стороной обходят. На самом деле не трогали эту малину благодаря Саше Циркачу. Почемуэто тема отдельная.
Вообще, Саша Циркач был тут теперь за бугра. Дослужился после того, как вор в законе Куцый отправился к хозяину в солнечный Магадан.
Дюпель, как на духу скажи, ты работать сюда приехал как волк-одиночка? вдруг резко спросил Оглобля, прояснившимся и острым взглядом вперившись в собеседника. Замки ломать?
Да какое там, отмахнулся тот. На подхвате я. Взяли меня, как знатного шоферюгу.
Домушника шофером? посокрушался искренне Оглобля. Ох, времена пошли!
Так срослось по жизни.
И куда рулишь?
Да несколько адресочков по области надо навестить, поведал Дюпель. Потрясти толстых и богатых.
Кого трясти будете?
Осколки темного прошлого. Попов мы щиплем. Да так, что только перья летят, с гордостью доложил Дюпель.
Вот оно как. Ну что ж, дело хорошее.
Богоугодное, хмыкнул Дюпель, которого развозило все больше, и он уже не мог остановить поток слов. Кровососы они, попы эти. Вон, в Березах один такой пристроился. Как клоп насосался. Опиум для народа, едрить его в корень!
Все равно непорядок, веско объявил Оглобля. Общаку должны доложить, что работать в наших местах будете.
Так я винтик мелкий. А бугор у меня такой Ему этот общак до одного места. Ох и страшный, аспид. У меня от него колики в печени. Как зыркнет, Дюпель пьяно всхлипнул.
Кто ж это такой сурьезный? Я его знаю? заинтересовался Оглобля.
Копач погоняло. Случайно нас нелегкая свела. Ему шофер-механик нужен. А ты знаешь, я все могу. Но Сто раз раскаялся, что связался с душегубом.
Он по мокрухам, что ли?
Да ну, ты знаешь заюлил Дюпель.
Стоп! Я в душу не лезу. Дело твое. Но запомни, бродяга. Кражаэто да. А мокрухаподлое дело. За это и выпьем.
Звякнули стаканы. Старые кореша выпили и постепенно начали погружаться в пьяную дрему.
А у Саши Циркача нарисовалась проблема
Глава 2
Колдырь сейчас походил на великомученика со старинных картин маслом. Сгорбленный, исхудавший, испитый до посинения, несчастный, он с видимым физическим и душевным усилием скорбно толкал перед собой тачку, с верхом груженную всяким барахлом. За ним уныло плелся, поскрипывая сапогами, участковый Станислав Семенович Павлюченко, ритмично постукивавший ладонью по висевшей на боку потертой офицерской сумке. Завершал шествие молодой, долговязый и огненно-рыжий оперуполномоченный Заозерного РОВД лейтенант милиции Порфирий Васин.