Если только недолго. За полчаса управитесь?
И за четверть часа сделаю набросок, с готовностью отозвалась художница. Прошу садитесь.
Я сел на указанный табурет и поздно спохватился, подумав про себя: «На кой мне вообще это надо?» Но уже было поздно. Художница некоторое время разглядывала мое лицо, а потом, прильнув к своему мольберту, быстро принялась работать карандашом. Я жмурился от солнца и с трудом боролся с подступающей зевотой. Клонило ко сну. И мне почему-то представился кот, который в летний день сидит на окне и купается в солнечных лучах. Так я позировал перед этой художницей, сам себе напоминая того кота, беззаботно сидящего на окне. Но вот, наконец, она остановилась, переводя взгляд с меня на свой шедевр. Еще несколько штрихов, и все было готово. Тогда она обратилась ко мне:
Теперь можно посмотреть.
Я подошел и заглянул в ее мольберт. У этой женщины явно был талант. В портрете, который я увидел, она сумела передать все мельчайшие особенности моего лица. Но это я понял лишь потом, а тогда мне, честно говоря, просто хотелось поскорее от нее отделаться, а потому я, почти не глядя, быстро проговорил:
Мне нравится, и тотчас задал вопрос о цене. Сколько я вам должен?
А, сколько не жалко, она махнула рукой, слабо улыбнувшись. Тогда я заглянул в свой кошелек и достал оттуда купюру достоинством в 500 руб. (это все, что было при мне). Отдав деньги, я подождал еще немного, пока она скрутит в рулон свое полотно, и, прихватив его, продолжил путь по направлению к университету. Отойдя на некоторое расстояние от сквера, где позировал перед художницей, я приметил урну для мусора и, недолго думая, подошел и бросил туда ее рисунок, который мне был решительно не нужен. Но потом, едва отойдя в сторону, я вдруг услышал шум приближающихся шагов и обернулся в изумлении. Эта женщина, как видно, еще некоторое время смотрела на меня издали, и от ее необычайно пытливого взора не ускользнуло мое движение по направлению к урне. Тогда, забыв про свой мольберт, она подбежала и достала из урны то, что я в нее кинул, а потом набросилась на меня с упреками:
Но зачем же так? Неужели вам совсем не понравился мой рисунок?
Я в смущении пытался оправдаться:
Вы мастерски изобразили мою физиономию. Портретное сходство налицо! Но я как-то не привык любоваться своим изображением. Если хотите, оставьте его себе
Тогда я верну деньги, заикнулась она. Но я остановил ее:
Да, ладно. Всякая работа должна быть оплачиваемой. Вы заслужили! Всего доброго, закончил я привычной фразой и поспешил в университет, где провел два занятия, а потом пошел домой.
Об этом случае на бульваре и об этой женщине я, конечно, вскоре позабыл и не вспомнил бы, если б не встретил ее снова, и в том месте, где совсем не ожидал. Примерно через месяц (это была уже середина осени, время, когда пришлось надеть теплое пальто), мне понадобилось остричь волосы, а в том квартале, где я жил, была, кажется, всего одна парикмахерская. Туда-то я и направился, тем осенним воскресным днем, но, когда вошел в салон, увидел еету художницу с бульвара. Правда, теперь в переднике парикмахера, но да, без всякого сомнения, это была она.
Фигаро тут, Фигаро там, засмеялся я. Это уже третье место, где я вас вижу!
Она улыбнулась мне в ответ и, пригласив в свободное кресло, сказала:
Если б вы зашли в наш музей, то могли бы увидеть меня и там.
А вы и в музее работаете? опять удивился я. Как вы все успеваете, а?
Три дня там, три дня здесь, сухо сказала она и, повязав мне фартук, осведомилась насчет прически.
Модельная стрижка, покороче, пожалуйста, проговорил я скороговоркой и умолк, задумавшись о чем-то. Она побрызгала из пульверизатора мне голову и приступила к своей работе. Я не привык говорить, когда «колдуют» над моими волосами, потому хранил молчание, пока парикмахерша сама не нарушила его.
Вы ведь из Оренбуржья, не так ли? осведомилась она, как ни в чем не бывало.
А вы это откуда знаете? насторожился я, глядя на нее в зеркало.
Ну, как же? усмехнулась она. Тогда в гостинице вы мне давали свой паспорт. Кажется, вас зовут Василий Иванович. Я не ошиблась?
Нет. Все правильно. И вы запомнили? Удивительно! поразился я.
У меня хорошая память на лица, да и имя ваше довольно примечательное, говоря это, она улыбалась, прямо как тогда на бульваре. Я теперь понял причину той ее улыбкиона просто вспомнила мое имя.
Вы будете смеяться, если я скажу, что мое детство прошло на улице Чапаева
Она и в самом деле засмеялась, а потом извинилась и сказала:
Надо же, какое совпадение! А то, что вы оказались в нашем городе, это тоже случайность?
Нет, я качнул головой и нахмурился (на эту тему мне совсем не хотелось говорить). Она продолжила свою работу, и на пол снова посыпались ошметки волос. Потом зажужжала машинка, а, когда снова установилась тишина, эта женщина, глядя на мое отражение в зеркале, как будто невзначай сказала:
Меня, кстати, Владислава зовут.
Впервые встречаю женскую форму этого имени, небрежно проговорил я. Вашим родителям не откажешь в оригинальности!
Они умерли, сказала, как отрезала, моя новая знакомая.
Простите, извинился я. Она же замерла с ножницами в руках, отрешенно глядя в какую-то даль, видимо, в прошлое, где остались ее воспоминания о родителях. Потом она отошла в сторону и включила телевизор, которым пользовались в этом салоне те, кто там работал (правда, в то воскресное утро никого, кроме нее, я не видел). Вернувшись, ни слова не говоря, она снова принялась за дело. Вскоре начался выпуск новостей. Сперва показали главу государствана его подмосковной даче, тот что-то говорил (смутно помню), потомрепортаж, посвященный захвату заложников в театральном центре на Дубровке, в те дни отмечалась очередная скорбная годовщина тех событий.
Когда начался этот репортаж, лицо Владиславы стало мертвенно-бледным, а ножницы в ее руке дернулись, и в первый раз она неосторожно вырвала клок волос из моей головы, что причинило мне боль.
С вами все в порядке? осведомился я, заметив ее странное выражение лица. Тогда она, ни слова не говоря, присела на диван, что стоял у стены напротив, и, не выпуская ножниц из рук, уставилась в телевизор, и смотрела его, пока шел этот сюжет. Потом он закончился, а она взяла пульт, звук и изображение тотчас пропали. Некоторое время женщина молчала. Я с удивлением глядел в зеркало на ее бледное лицо и видел ее глаза, в которых застыли слезы. Я не решался заговорить с ней, а потом она, опомнившись, взглянула в мою сторону, встала и продолжила стричь ножницами, пока не закончила. Мне было как-то неловко в этот миг.
Когда я встал с места, чтобы рассчитаться с ней, она взяла деньги и вернула сдачу, а потом скрылась за ширмой, что вела в какое-то подсобное помещение. В тот день я так и не узнал, что же было причиной столь резкого перепада настроения у этой женщины. Понял только, что это как-то связано с Норд-Остом. «Может быть, ее родители погибли там?» думал я, возвращаясь к себе домой. Однако истину я узнал много позже
Два месяца спустя необходимость постричься снова привела меня в ту парикмахерскую. На этот раз Владислава работала не одна, но даже вдвоем им все равно было нелегко справиться с потоком клиентов, в тот день к ним выстроилась целая очередь, так что больше часа мне пришлось ждать, пока место в кресле освободится. Когда, наконец, это произошло, она встретила меня без тени улыбки на лице Вскоре зажужжала машинка. И процесс пошел. За все время она не проронила ни слова; ее лицо, которое я теперь рассмотрел внимательнее, чем в прошлый раз, было сосредоточенным. Между прочим, я заметил у нее на висках волосы с проседью, которых раньше то ли не было, то ли я просто на них не обратил внимания.
Владислава молчала все время и заговорила только, когда я поднялся из кресла и достал свой кошелек, чтобы рассчитаться с ней за стрижку.
Сегодня вам пришлось ждать, сказала женщина, передавая сдачу. Такое бывает часто. Впрочем, раз на раз не приходится. Вот, вам моя визитка, передавая карточку, она как-то странно улыбнулась. В следующий раз можете заранее позвонить, и я вам назначу на определенное время.
Я поблагодарил ее и вышел. Новая наша встреча, как уже можно догадаться, состоялась ровно через два месяца. В середине февраля. В тот день утром я позвонил по номеру телефона на визитке, а два часа спустя пришел в салон. Как и в первый раз, она была одна, чему я обрадовался. Эта женщина, казалось, просияла при моем появлении. Все повторилось. Я сел в кресло, поглядывая в зеркало на суетящуюся парикмахершу и думая лишь о том, как бы ее разговорить на тему, которая интересовала меня. Но, увы, ничего не приходило в голову. Поработав машинкой, она отложила ее в сторону и, взяв в руки ножницы, посмотрела на меня в зеркало и заговорила первой.