Говорила, что ее мать мастерила шляпки. Иностранные языки Маша знает, то есть образование получила.
Где именно?
Я не спрашивал.
Тетка чем занимается?
Ей за семьдесят. Чем можно заниматься в таком возрасте?
Да хоть замуж выходить, парировал Соколов, пуская дым, советская власть не запрещает. Он вздохнул и потер рукой лоб. Ваня, давай рассуждать здраво. Некая особа уезжает в Ленинград с одним чемоданом и исчезает. У особы мутное ну хорошо, невнятное прошлое и никаких родных, кроме тетки, которая плачет и не хочет говорить, где ее племянница. Вывод? Соколов со значительным видом выставил указательный палец в сторону собеседника. Поездка, чемодан, исчезновение ну что ты мне голову морочишь, в самом деле? Граница совсем недалеко от Ленинграда, тридцать километров всего. Вот тебе и разгадка!
Так ведь граница на замке, усмехнулся Опалин.
Ну да, вот только мы с тобой отлично знаем: нет такого замка, к которому нельзя подобрать отмычки, хмыкнул следователь. И границу нелегально пересекают, причем в обе стороны. Сбежала гражданка Арклина, потому ты и не можешь нигде ее найти. А один чемоданэто самое необходимое, чтобы унести с собой. И не говори мне, будто раньше ты об этом не думал.
Глава 7. Сережка
Всем работникам органов следствия хорошо известно, что расследование убийств представляет значительные трудности.
Я не знаю, что мне думать, признался Опалин после паузы.
«Еще как знаешь», подумал Соколов. Потому и стал наводить справки неофициально. Ситуация вообще, если присмотреться, очень даже подозрительная.
Ваня, чудес не бывает, сказал следователь. Он затушил папиросу, придвинул к себе дела, привезенные из бывшей столицы, и начал по одному убирать обратно в сейф. Если человек исчез, должна быть причина. Среди убитых гражданки Арклиной нет, но ты сам знаешьмежду убийством и обнаружением тела проходит иногда много лет. Некоторые трупы вообще никогда не находят. Если же она пыталась покинуть страну, тут тоже возможны варианты. Либо она перешла границу и сейчас жива-здорова в каком-нибудь Париже, либо могла нарваться на проводника, который пообещал помочь, а потом убил ее, забрал вещи, а труп утопил в болоте. Ну и, наконец, третий вариант. Никто никого не убивал, не топил и прочее, а просто она уехала куда-то и не хочет, чтобы ты ее нашел. Кстати, а тетка не могла ее убить?
Опалин изумленно вытаращил глаза, а следователь Соколов был вынужден сделать неизбежный вывод: увлекшись своей загадочной красавицей, его друг утратил элементарные оперативные навыки.
Она не покидала Москвы в то время, сказал Иван. Я о тетке, само собой.
Но ее волнение в любом случае подозрительно. Может, врет тетка и из Ленинграда племянница успела вернуться? Приехала, поссорилась с тетушкой, та ее убила, а тебе твердит, не знаю, не приезжала и всё в таком духе.
Опалин испытывал сложную смесь досады, раздражения и подспудного желания уйти, оборвать этот никчемный разговор, который чем дальше, тем больше ему не нравился. Особенно его задевали попытки Соколова свести все к каким-то обыкновенным, бытовым причинам. Конечно, на стороне следователя были опыт и логика, но Опалин привык полагаться на свое чутье сыщика, и оно говорило ему, что исчезновение Маши никак не связано ни с теткой, ни с желанием покинуть страну.
Я принесу тебе «Эсмеральду», пообещал Иван, поднимаясь с места. Соколов посмотрел на его лицо и понял, что Опалин не настроен далее развивать тему об исчезновении своей знакомой.
Меня вполне устроит и «Казбек», усмехнулся следователь.
Они обменялись рукопожатием, и Опалин удалился. Оказавшись на улице, он обнаружил, что погода улучшилась, воробьи чирикали уже по-весеннему задорно, в лужах купались и томно курлыкали голуби. Ближайший табачный киоск стоял на углу, но по пути к нему Иван замедлил шаг. Что-то увиденное в папках Соколова просеялось через сито памяти и теперь подспудно царапало егокакая-то мелочь, деталь, странность.
Что вам, гражданин? спросил сухонький старичок в очках, продававший папиросы.
«Казбек» есть?
Разобрали. Продавец скользнул взглядом по покупателю в скромном темно-сером полупальто с поднятым воротником. Есть «Стахановские», если хотите.
Опалин бросил взгляд на белую пачку с красным флагом и покачал головой.
А подороже что-нибудь?
Могу предложить «Особенные», с достоинством ответил старичок. Но они у нас только в коробках.
В коробке было двадцать пять папирос, а не десять, как в пачке, и стоили «Особенные» почти в два раза больше, чем аналогичный «Казбек».
Сколько?
Шесть двадцать пять.
Давайте.
Забрав папиросы и сдачу, Опалин внезапно принял решение и зашагал обратно. Соколов, уже углубившийся в свои бумаги, посмотрел на него с удивлением.
Мне нужно еще раз взглянуть на одно дело, сказал Иван, кладя на стол красную с золотом коробку. Сентябрь тридцать восьмого, на обложке пятно, причина смертиудушение.
Ваня, ко мне в два должен прийти свидетель, пробурчал Соколов, но все же залез в сейф и через несколько секунд достал требуемые бумаги.
Свидетель или свидетельница?
Свидетельница.
На полчаса опоздает как минимум, бодро ответил Иван, садясь напротив Соколова и придвигая к себе дело. Следователь усмехнулся.
Опалин прочитал протоколы и стал изучать фотографии. Соколов вертел в пальцах подаренную коробку папирос и хмурился. Он не мог понять выражение лица собеседника.
Что там? не выдержал он наконец.
Сломанные горловые хрящи, отозвался Опалин, убирая документы в папку. Типичная травма, когда жертву душат за горло руками.
И?
У нее в ухе была серебряная сережка. О второй ничего не говорится, но на фото видно, что второй сережки на месте нет.
Это должно что-то значить? осторожно спросил Соколов.
Понимаешь, сказал Опалин с расстановкой, я почему-то вспомнил Юра недавно говорил об одном деле, там тоже жертву задушили.
Женщину?
Нет. Мужчину. Но вот какая странность: кто-то забрал его бумажник.
Странность? скептически приподнял брови Соколов, открывая подаренную ему коробку.
Ты меня не дослушал. Некто, предположительно убийца, взял только бумажник. А деньги оставил.
Следователь на мгновение замер, но быстро овладел собой, достал из коробка очередную спичку и зажег папиросу.
И много денег было? осведомился он, откидываясь на спинку кресла.
Что-то около двадцати рублей с копейками. Бумажник кожаный, обыкновенный, рублей пять ему цена.
Перенервничал, не соображал, что делает, холодно ответил Соколов. Стал искать деньги, увиделмало, испугался кого-то или чего-то и убежал, в спешке захватив только бумажник.
Да, но все-таки Тамбумажник, тутсережка серебряная, цена ей грош. Ухо не надорвано, то есть аккуратно вытащили
Стоп, Ваня. Мы не можем утверждать, что сережку вытащили. Жертва вполне могла сама ее потерять. А убийцу того нашли?
Нет. Юра всех обегал, но без толку. У убитого были мелкие бытовые конфликты, были люди, которые его, скажем так, не очень жаловали. Но все возможные кандидаты отпадают.
«Комаровец»? пробормотал себе под нос Соколов, и его голубые глаза сверкнули сквозь дым.
В начале 20-х годов извозчик Комаров (на следствии выяснилось, что в действительности он носил другую фамилию) стал фигурантом нашумевшего процесса, в ходе которого советское общество впервые узнало о серийных убийствах. Дело имело огромный резонанс, нашедший отражение среди прочего и в одном из очерков Михаила Булгакова[5]. По слухам, после вынесения обвинительного приговора Комарова расстреляли в спину, чтобы иметь возможность изучить его мозг. Тем не менее даже после процесса Комарова серийные убийства долгие годы не рассматривались как отдельная категория преступлений, и для совершающих их не было никаких специальных терминов. Изданное в 1938 году «Расследование дел об убийствах» только осторожно упоминает «раскрытие дел по аналогичным случаям», при этом мешая в одну кучу разбойные убийства и убийства, которые сейчас называются серийными.