Капитан метался по двору, рыча от бессилия. Прыжокон покатился за остов телеги, демонстрируя неплохую для своего возраста прыть. Пистолет он не выронил, но повредил левую рукуот боли в плече глаза полезли из орбит. Капитан выматерился, скорчился в три погибели, пришлось опереться на пострадавшую конечностьи чуть сознание не потерял от ослепляющей боли.
В мозгах сумятица. Запорол дело, допустил грубейшую ошибку, погубил людей, да и себя, похоже Автоматчики перезарядили оружие, снова открыли огонь из укрытий. Режим тишины их больше не волновалместечко отдаленное, если и услышат, то среагируют не сразу. Пули крошили землю, выбивали щепки из остова телеги. Долго так не выдержатьтелега насквозь дырявая и не железная!
Капитана трясло, он не думал о себе. По-любому конец. Он попытался высунуться, хоть что-то разглядеть, сориентироваться по вспышкам. Пуля свистнула рядом, оторвала мочку уха. Кровь полилась за воротник, но капитан не чувствовал боли. Он рычал, как медведь, рука висела плетью, он стал стрелять, не видя мишеней, вспышки плясали перед глазами, вертелись каруселью. Очередь пропорола грудь у солнечного сплетения, еще одна пуля пробила лобную кость. Капитан повис на переломанной оглобле, кровь ручьями потекла в притоптанную траву
Пальба прервалась. Послышались щелчкибандиты меняли опустевшие магазины. Стрельбу вели из советских «ППШ» совсем недавно поступивших на вооружение. Двор озарялся лунным мерцанием.
Из полумрака появились стрелки. Зашевелился силуэт в районе амбара, выступил вперед. Обрисовалась голова за поленницей с дровами. Из-за угла, со стороны дороги, возник третийтот, что зарезал Фомина. Заскрипела половица в доме, четвертый отодвинул ногой перегородившего проход Романчука, но выйти не успел, отпрянул к косяку. Снова грянули выстрелы! Раненый Мищенко нашел в себе силы приподняться и теперь выпускал пулю за пулей в ближайшую мишень. Стонал раненый за поленницей, его отбросило к сараю, он сползал по стене. Остальные запоздало среагировали, но снова открыли огонь. Пистолет загремел в пустую бочку, Мищенко осел на землю, затих.
Злоумышленники глухо ругались по-русски, подходили ближе. Тот, что прятался за углом, побежал к раненому. Высунулась голова из дома, выбрался приземистый тип в длинной овчинной безрукавке. Он поднял автомат, прошил очередью тело под ногамиРоманчук еще подавал признаки жизни.
Бандит спрыгнул с крыльца, бросил пару слов идущему от амбара сообщникурослому, подтянутому. Тот односложно ответил, ткнул ногой мертвого Гуревича, убедился, что с Мищенко все кончено. Схватил за шиворот висящего на оглобле капитана, опрокинул на землю. Пнул в сердцах:
Спокойной ночи, товарищ капитан, в следующий раз умнее будете
Они побрели за поленницу, где третий сообщник возился с раненым. Вспыхнул фонарь. Это был еще молодой худощавый мужчина с глубокими залысинами. Лицо посерело, сморщилось от боли. Пуля пробила левый бок. Сочилась кровь. Раненый тяжело, со свистом дышал, блуждали мутные глаза.
Леонтий, ты как? рослый мужик опустился на корточки, уставился на раненого.
Все нормально, Архип, это не смертельно с хрипом выдавил пострадавший. Перевяжите чем-нибудь вот черт, столько крови потерял
Он начал материться слабеющим голосом, откинул голову. Кровь сочилась сквозь пальцы, пропитывала рубашку, брюки. Сообщники переглянулись. Перевязывать рану было нечем. Пошарить в машине оперативников? Но сколько времени это займет?
Терпи, Леонтий, все нормально будет, пообещал рослый. Берите его, тащите к лесу, там что-нибудь придумаем. Да живее давайте, не всю же ночь тут торчать.
Подельники взяли раненого за руки и за ноги. Обогнули сарай, понесли в поле. Приземистый тип постоянно спотыкался и выражался «по матери». Рослый досадливо поморщилсямелочь, а все же неприятно. Он встал с корточек, осветил фонарем землю. Снова поморщился, свалил с поленницы верхний слой заплесневелых осиновых чурок, разбросал ногами. Подумалеще навалил. Хоть как-то эту лужу прикрыть. Посмотрел по сторонамвсе тихо. Есть же в летних белорусских ночах свое особенное очарование
Луна освещала мертвые тела приглушенным светом. Небритые губы субъекта исказила ухмылка. Он закинул автомат на плечо и поспешил за своими
Глава вторая
Заключенный, на выход! прогремело с порога.
Полный охранник в новенькой форме, с двумя треугольниками в красных петлицах, показался на пороге камеры, надменно посмотрел на единственного ее обитателя. Спать в это время суток запрещалось. Да и какой тут сон, если много днейсплошная бессонница.
Человек в арестантской робе поднялся с нар. Плечистый, ростом выше среднего, волосы колтуном, с редкими седыми прядями. Кожа серая, глаза запали. Он сильно сутулился, передвигался неуверенно.
Надзиратель посторонился, пропуская сидельца. В коридоре стоял еще один, автоматчик, он тоже внимательно посмотрел на арестованного.
К стене! Руки за спину!
На запястьях защелкнулись наручники. Разве тут сбежишь или помашешь кулаками? Сил осталосьразве что признательные показания подписать. Полный осмотрел камеруне такие уж вместительные квадратные метры, ободранные стены без окон, скомканный матрас, параша в углукаждое утро заключенный под конвоем выносил ее самостоятельно. Хмыкнул, прикрыл стальную дверь с двумя оконцамидля надзора и подачи пищи.
Вперед! прозвучала команда.
Заключенный потащился по давно освоенному маршруту. Внутренняя тюрьма НКВД в Варсонофьевском переулке не отличалась ухоженностью и домашним уютом. Все серое, казенное. Подъем по винтовой лестнице в кирпичном мешкенадзиратель приотстал. Кто знает, что придет в голову этому выродку. Инциденты редки, но все возможно.
Уровнем выше были те же серые стены, лампы в мутных плафонах, часовые в форме НКВД с каменными лицами. Подавляла сама обстановка, даже если ничего не происходило. Помещение для допросов располагалось недалеко от лестницы.
Лицом к стене! приказал надзиратель и постучал в дверь. Разрешите?
Помещение было просторным. В футбол не поиграешь, но развернуться можно. Табуретка перед столом. Следователь новый: лысоватый, опухший, с маленькими глазками.
Заключенный помялся на порогекуда, интересно, подевался предыдущий следователь? Тоже арестован и уже дает признательные показания, раскрывая свою контрреволюционную суть?
Конвоир незатейливо подтолкнул его в спину.
Спасибо, можете идти. Человек в форме оторвался от бумаг, мельком глянул на арестанта. А вы, пожалуйста, присядьте Он заглянул в лежащее под рукой дело. Максим Андреевич
Заключенный, кряхтя, пристроился на табурете. Неудобно сидеть со скованными за спиной руками. После предыдущего допроса болели суставы. «Стреляла» боль в лобной части головы.
Следователь разглядывал доставленного врага народапока нейтрально, без предвзятостикак обычную вещь. Под глазом у заключенного синела припухлостьпару дней назад она была ярче и болела сильнее. Разбитая губа обросла коркой, но уже не саднила. Но все время хотелось ее облизать.
Добрый день, гражданин Шелестов, сказал следователь. У него был неприятный голос и неспешная манера общения. Моя фамилия Хавин, я старший следователь Главного управления Наркомата Государственной безопасности, буду вести ваше дело. Надеюсь, с вашей помощью мы доведем его до победного конца. Следователь Каширин, с которым вы общались ранее, переведен на другую работу. Теперь вам придется общаться со мной.
Заключенный молчал. Его мало волновало, с кем общаться. До февраля 1941-го они представлялись следователями Главного управления Государственной безопасности НКВД СССР. Теперь управление вывели в самостоятельный наркомат, отчего заключенным было ни холодно ни жарко.
Шелестов с трудом разлепил пересохшие губы:
Наручники снимите Я на вас не брошусь, не бойтесь
За какие, позвольте спросить, заслуги? Хавин манерно приподнял клочковатые брови. Может, еще попросите прекратить физические воздействия, предоставить особые условия проживания, скажем, ввиду вашего крайне болезненного состояния? Уверяю вас, гражданин Шелестов, ваше состояние не настолько болезненное. Но мы же не будем доводить до греха, верно? Так что давайте без просьб и пожеланий. Захотите что-нибудь подписатьтогда другое дело