Трое - Кен Фоллетт

Кен ФоллеттТрое

© Ken Follett, 1979

© Школа перевода В. Баканова, 2016

© Издание на русском языке AST Publishers, 2016

* * *

Пролог

Однажды они встретились все вместе.

Это произошло много лет назад, еще до описываемых событий. Если быть точным, в первое воскресенье ноября 1947 года: именно тогда все собрались в одном доме и даже ненадолго оказались в одной комнате. Кто-то сразу же забыл имена и лица; у кого-то выветрился из памяти целый день. Двадцать один год спустя, когда это вдруг стало важным, им пришлось притворяться и узнавающе кивать, глядя на выцветшие снимки: «Как же, помню-помню»

В той случайной встрече нет ничего особенного. Судьба уготовила им, молодым и талантливым, роль сильных мира сего, влияющихкаждый по-своемуна будущее страны. Оксфордский университеттипичное место, где можно наткнуться на подобных персонажей. Более того, тех, кто изначально не был замешан в этой истории, затянуло в водоворот событий лишь потому, что они познакомились здесь с остальными.

И все же тот день никак нельзя назвать судьбоносным: они собрались на очередной коктейльной вечеринке, которые тогда устраивали в избытке (а вот коктейлей, по мнению студентов, как раз недоставало). Словом, ничем не примечательный день. Ну, почти

Ал Кортоне постучал в дверь и замер.

За последние три года подозрение, что его друга нет в живых, переросло в уверенность. Дошли слухи, будто Нат Дикштейн попал в плен. К исходу войны распространились жуткие истории о евреях, угодивших в нацистские лагеря,  страшная правда вышла наружу.

Призрак по ту сторону двери скрипнул стулом и зашаркал через всю комнату.

Внезапно Кортоне занервничал. А вдруг Дикштейн стал калекой, обезображенным уродом? Или вовсе сошел с ума? Кортоне терялся, если приходилось общаться с инвалидами или душевнобольными. Они с Дикштейном тесно сблизились в те дни 1943-го, но кто знает, что стало с ним сейчас?

Дверь открылась, и Кортоне произнес:

 Здорово, Нат.

Дикштейн уставился на него и выпалил в своей простецкой манере:

 Вот те раз!

Кортоне с облегчением улыбнулся в ответ. Они обменялись рукопожатием, похлопали друг друга по спине и от души отпустили пару крепких солдатских словечек, после чего вошли внутрь.

Дикштейн обитал в старом, обветшавшем доме, расположенном в самом захудалом районе города. В комнате с высоким потолком мебели было немного: узкая, по-армейски тщательно заправленная кровать, массивный шкаф темного дерева с таким же комодом и столик у окна, заваленный книгами. Кортоне показалось, что здесь как-то пустовато: не хватало мелочей, придающих жилью уют. Если бы здесь жил он, то развесил бы семейные фотографии, расставил бы сувениры с Ниагарского водопада и Майами-Бич или футбольный кубок за победу в университетском матче.

 Как же ты меня нашел?  спросил Дикштейн.

 Ну, доложу я тебе, это было непросто!  Кортоне снял форменную куртку и бросил на кровать.  Весь день вчера угробил!  Он покосился на единственное кресло: подлокотники неестественно изогнулись, из полинялой обшивки сиденья торчала пружина, а ножка покоилась на томе платоновского «Теэтета».  Живой человек тут сможет усидеть?

 Разве что чином не выше сержанта. Но эти

 за людей не считаются.

Они засмеялисьто была старая армейская шутка. Дикштейн вытащил из-под стола деревянный стул со спинкой и оседлал его. Оглядев друга с головы до ног, он вынес вердикт:

 А ты раздобрел.

Кортоне похлопал себя по намечающемуся брюшку.

 Да, мы во Франкфурте не бедствуем. Зря ты демобилизовалсятакие возможности упустил!  Он наклонился и понизил голос, словно хотел сообщить что-то по секрету.  Я нажил целое состояние! Драгоценности, фарфор, антиквариати все за мыло и сигареты: немцы же голодают. И главноеза конфеты девчонки готовы на все!

Кортоне выпрямился, ожидая веселой реакции, но приятель смотрел на него молча, с непроницаемым лицом. Ему стало неловко, и он сменил тему:

 Зато тебя толстяком не назовешь.

Поначалу Кортоне обрадовался тому, что Дикштейн жив-здоров и даже ухмыляется по-прежнему. Теперь же, присмотревшись внимательнее, он заметил, как исхудал его друг. Нат Дикштейн всегда был невысокого роста и худощавого телосложения, но теперь он стал похож на скелет. Из-под брючины виднелась тонкая лодыжка, похожая на спичку; мертвенно-бледная кожа и огромные карие глаза за пластиковой оправой очков лишь усиливали впечатление. Четыре года назад это был загорелый, мускулистый парень, жесткий, как подошва армейских ботинок. Частенько вспоминая о своем английском приятеле, Кортоне отзывался о нем так: «Самый крутой сукин сын из тех, кто спас мне жизнь,  и я не вешаю тебе лапшу на уши!»

 Толстяком? Вряд ли,  ответил Дикштейн.  Наша страна до сих пор на голодном пайке, дружище. Ничего, перебиваемся.

 Ну, ты-то знавал всякое.

Дикштейн улыбнулся.

 И знавал, и едал

 Говорят, ты попал в плен?

 В Ла-Молине.

 Как же им удалось тебя зацапать?

 Легко.  Дикштейн пожал плечами.  Меня ранило в ногу. Пуля перебила кость, и я вырубился; очнулся уже в немецком грузовике.

Кортоне покосился на его ноги.

 Зажило нормально?

 Мне повезлов поезде оказался врач.

Кортоне понимающе кивнул.

 А потомлагерь, да?  Наверное, не стоило спрашивать, но ему хотелось знать.

Дикштейн отвернулся.

 Все было нормально, пока они не узнали, что я еврей. Может, чаю? Виски мне не по карману.

 Нет, не надо.  Кортоне пожалел, что не сдержал язык за зубами.  Да я и не пью больше по утрам.

 Они решили выяснить, сколько раз можно сломать ногу в одном и том же месте.

 Господи

 Это еще цветочки,  произнес Дикштейн бесцветным голосом и снова отвернулся.

 Скоты!  воскликнул Кортоне. По правде говоря, он не знал, что сказать. На лице Дикштейна застыло странное, незнакомое выражение, похожее на страх. Но почему? В конце концов, все уже позади.

 Зато мы победили, черт возьми!  Он ткнул Дикштейна кулаком в плечо. Тот ухмыльнулся.

 Это да. Так каким ветром тебя занесло в Англию? И как ты меня нашел?

 По пути в Буффало мне удалось сделать остановку в Лондоне. Я заглянул в Военное министерствоКортоне запнулся: он отправился туда, чтобы выяснить, где и как погиб Дикштейн.  Они дали мне адрес в Степни. Когда я туда добрался, оказалось, что от целой улицы остался один дом. Там, под слоем пыли, я откопал того старикана.

 Томми Костера.

 Ага. Ну вот, после двадцати чашек слабого чая и пересказа своей биографии он отправил меня по другому адресу, за углом. Там я познакомился с твоей мамой, выпил еще чая и выслушал еще одну биографию. Когда я наконец выяснил твой адрес, ехать было уже поздно, так что пришлось ждать до утра. Но у меня всего несколько часовмой корабль отплывает завтра.

 Демобилизуешься?

 Через три недели, два дня и девяносто четыре минуты.

 И что собираешься делать дома?

 Продолжу семейный бизнес. За последние пару лет выяснилось, что яприрожденный делец.

 А что за бизнес? Ты никогда не рассказывал.

 Грузоперевозки,  коротко ответил Кортоне.  А ты-то как сюда попал? И как тебе вообще пришло в голову поступить в Оксфорд? Что изучаешь?

 Иврит.

 Шутишь!

 Я немного умел писать на иврите, еще до школы, разве я тебе не говорил? Мой дедушка был настоящим грамотеем. Он жил в вонючей каморке над булочной на Майл-Энд-роуд. Я приходил к нему каждые выходные, с тех пор как себя помню; но я не жаловалсянаоборот, было здорово. Да и потом, что еще можно изучать?

Кортоне пожал плечами.

 Ну, не знаю Атомную физику или экономику, например. Зачем вообще учиться?

 Чтобы стать умным, счастливым и богатым.

Кортоне покачал головой.

 Ты не меняешьсявсе такой же чудик. А девчонки тут есть?

 Очень мало. К тому же я занят.

Кортоне заметил, что Дикштейн покраснел.

 Враки! Да ты влюбился, чучело! Кто она?

 Ну, если честно  Дикштейн помолчал.  Шансов у меня все равно нет. Профессорская жена экзотична, интеллектуальна и безумно хороша собой.