Во всём его поведении чувствовалось некое облегчение.
До полудня сгрузят вино. Ваш ладан тоже отец эконом берёт весь. О цене я уже сговорилсяв обиде не будете. На деньги даст заёмное письмо к меняле в Константинополь. Я ведь вас обещал туда доставить. Сегодня и отплываем.
Мы с Мисаилом только переглянулись. О мире ни слова. Купец, заметив это, захохотал:
Повезло нам. Решилось дело само собой. Ибо, пока я там сапоги мял в чужих краях, здесь сотворились перемены великие.
Рассказывал всё уже по дороге к морю:
В декабре император Иоанн Кантакузин отрёкся. Теперь он смиренный монах и вкушает такую же пустую кашу, от которой мы бежим сломя голову этим прекрасным утром. Война, конечно, не кончилась, как же царственным людям без войны? Теперь с императором Палеологом будет биться сын Кантакузина Матфей. Нам до этого дела нет. Только вослед за императором на постную кашу отправили и патриарха Филофея. На его место посадили Каллиста. А от него сразу и болгарам и сербам отеческое благословение. Признание автокефалии. При условии, конечно, что его будут в первое место чтить, как отца родного. Самое главное, чтобы сербский и болгарский государи ромеям бед не чинили. Так что миро теперь к ним повезут, как встарьиз Константинополя. Уже на этой неделе будут варить. Меня вот за ним и послали. Так что нам снова по пути. Чего нахмурился? Иль не рад? Товар продал с выгодой и без хлопот. В Царьград я тебя доставлю. С миром всех этих хлопот теперь не будет. Или думаешь про недругов, от которых на Кипре ушёл? Коли они знают, куда ты путь держишь, то будут тебя поджидать. Может помочь чем? Я ведь, как ни крути, твой должник. Таиться не будумоё усердие высоко оценили.
Помочь. Если бы я знал, чем мне теперь нужно помогать. Что теперь было делать с письмом к патриарху Филофею, которого лишили сана? Дед надеялся, что он поможет мне добраться до царства Джанибека.
У меня письмо к Филофею.
Так ладан ты уже продал. Или хочешь договориться на будущее? Могу пособить. Хотя и Филофей может купить. Он ведь сейчас здесь на Афоне. В Афанасьевской лавре. Самый знатный в этом краю монастырь. Недалече отсюда.
Странно, но уверенность вернулась ко мне только на борту корабля. Качающаяся палуба, отданная во власть коварной пучины, казалась мне теперь куда более надёжным местом, чем земная твердь. Словно полоса воды, отделявшая корабль от берега, была границей с миром, где западня могла таиться за каждым поворотом. Море открыто и всё в нём видно от горизонта до горизонта, его опасности ничто по сравнению с человеческим коварством. Дорога на суше скрывается уже за ближайшим поворотом и никто не может сказать, что ожидает за ним. Я посмотрел на высоченные кипарисы, закрывающие вид на монастырь. Кто знает чьи недобрые глаза сейчас, может быть, смотрят на нас из тени его густых ветвей?
Захотелось снова уйти в море. На простор, где только звёзды и ветер знают куда ты плывёшь.
Заметив наше тревожное настроение, Савва поспешил успокоить:
Даже если ваши друзья и будут ждать в Константинополе, они не знают ни время прибытия, ни, самое главное, корабля. Могу вас смело заверить, что ни одна весточка с Кипра не могла достичь берегов Босфора раньше, чем мы. Если, конечно, их не предупредили заранее, из Египта. Тогда ваши дела плохи, один из вас слишком уж приметен, он кивнул на Симбу, Хотя, если его спрятать на корабле, то затеряться в Царьграде проще простого. Город огромный.
Не получив ответа и подождав немного, купец продолжил:
Заёмное письмо меняле я выписал на своё имя. Так что деньги заберу сам и отдам вам всё звонкой монетой. Могу помочь и с укромным местечком в Царьграде.
Похоже он действительно был полон решимости нам помочь. В конце концов, если Савва хотел бы нам зла, ничто не могло ему помешатьмы были полностью в его руках. Так был ли смысл играть в прятки?
У нас нет никаких дел в Константинополе, решился я, Патриарх Филофей должен был помочь нам добраться до Крыма в царстве хана Джанибека.
Обычно невозмутимый Савва на этот раз даже присвистнул от удивления:
Для людей, за которыми почему-то охотятся генуэзцы, лучше пути просто трудно придумать. В те края сейчас по моему кроме них никто и не плавает. Только венецианцы, да и те в последнее время больше ходят на Трапезунд.
Он задумался ненадолго и к нему вернулась привычная решимость:
Раз обещалпомогу. Есть один знакомый в Царьграде. Тёртый калач. Занимается морскими грузами. Может что подскажет.
Не унывающий ни при каких обстоятельствах Савва, буквально заражал своей уверенностью:
Если бы дело в здешних краях было, я бы всё сам в наилучшем виде обстряпал. Думаешь, почему именно меня в Царьград за миром послали? Знают, что у меня всё с турками схвачено. А с ними шутки сейчас плохи. Вон архиепископ Григорий поплыл, знающих людей не спросясьсидит теперь в плену. Хорошо сербы за него согласились выкуп заплатить, а то мог так и остаться там надолго. Хоть здесь и плыть всего ничего, а запросто можно оказаться без груза и корабля. Или вообще без головы. Груз ведь бесценный. В Болгарии уже много лет младенцев крестят без помазания. Мажут миром с мощей Дмитрия Солунского. Там теперь этих мирниц с маслом ждут, как манны небесной. Я с Афона ещё одного монаха заберу, болгарина. Он как раз по этому делу в Царьград торопится. Так что немного потеснимся.
Ночь мы встречали в открытом море. Взятый на одной из афонских пристаней монах усердно молился на корме, Мисаил и Симба, плотно поужинав, заснули прямо на свежем воздухе, а я смотрел на звёзды и думал. Мы держали путь прямо туда где над горизонтом вставала неподвижная Альрукаба.
Монаха звали Киприан. Это был молодой человек с умным лицом, прекрасно говоривший по-гречески. В его манере держаться чувствовалось воспитание, которое он получил явно не в простой семье. В отличии от нашего корабельщика он оказался человеком не только разговорчивым, но и любопытным. С самого появления на борту он взирал на нашу троицу с явным подозрением, а теперь, оставшись со мной наедине, сразу спросил, какое у нас дело в Константинополе. Мне показалось, что сказать правдулучший способ избежать лишних расспросов и я ответил, что путь наш лежит дальше, в царство хана Джанибека. Эти слова опечалили Киприана:
Едете за рабами, качнул он головой. И, кротко улыбнувшись, пояснил, Вы ведь из Египта. Только не думай, что это Савва мне сказал. Просто, я заметил, что ты не пьешь вина. Корабль прибыл с Кипра, куда его посылали на поиски мастера, умеющего варить благовонное масло. Вот я и подумал, что это ты и есть. Мусульманин, переодетый в греческое платье. Теперь понимаю, что ошибся.
Он рассмеялся.
В чём? поинтересовался я.
В том, что ты варишь благовонные бальзамы. Зато угадал кто ты и откуда. Ну, а зачем ваши купцы плавают за Сурожское море, знают все.
Мне вспомнилась старинная карта, нарисованная несколько веков назад где-то за тридевять земель, индийскими мудрецами. Там Египет был обозначен как «страна похитителей детей». Наша армия всегда пополнялась за счёт рабов, которых мальчиками покупали на невольничьих рынках и потом, обучали военному ремеслу в специальных школах. В последнее время их везли из Крыма и страны черкесов.
Мой образованный собеседник явно изучал логику в одной из прославленных греческих школ и в стройности мышления ему было не отказать.
Ты наблюдателен и прекрасно увязываешь факты в цепочку, похвалил я, Но достаточно было всего одного неверного предположения, чтобы привести к ошибочному выводу. Я действительно торговец благовониями. Всё остальное истинно.
Вот, что значит доверяться общепризнанному мнению! похоже его больше обрадовало то, что он угадал, Мы уже так привыкли, что из Египта плывут в те края за рабами, что даже не допускаем других вариантов. Кто-кто, а уж я должен был это предусмотреть. Ведь не далее, как в прошлом году я встречал другого торговца благовониями из Египта, который плыл в Крым.
От неожиданности я даже потерял всякую осторожность:
Омар! вырвалось у меня.
Кажется его звали именно так. Значит вы плывёте вслед за ним? Ему удалось завести в тех краях хорошее дело?
Не знаю. Мы не получили от него известий.