Поэтому первое, что уловил мой замёрзший нос у ворот, был запах кебаба, долетавший из дома.
Дед ждал нас на крыше. Он сидел в старинном кресле из чёрного дерева между двумя жаровнями, полными раскалённых углей. Светильники не горели, только в стороне курилось какое-то благовоние. Пахло мятой. Дед всегда вдыхал этот аромат, когда много думал и ему предстояло принять важное решение.
Едва ступив с лестницы, я ощутил сильный запах корицы, от чашки на столе. Значит дед пил геширнапиток из абиссинских ягод, которые ему привозили из Йемена. Они прогоняли сон и вызывали прилив бодрости.
Ты, наверное, привык видеть этот напиток в руках дервишей, собирающихся молиться всю ночь до утра? усмехнулся дед, в свойственной ему манере, говорить так, как будто он шутит, Только дело не терпит отлагательства. Я уже сделал необходимые распоряжения и теперь мне нужно только ваше согласие. Пропал Омар.
Омар был мой двоюродный брат, в отличие от меня избравший стезю торговца. Именно он готовился взять в свои руки наши семейные после деда. В прошлом году он отправился в Константинополь, но до сих пор от него не было никаких известий. Собственно, он должен был вернуться прошлой осенью. Весть эта уж никак не требовала спешки и срочной беседы среди ночи.
Дед указал нам с Самитом на стол с блюдом ароматного кебаба и отхлебнул из чашки.
Я пригласил вас обоих для того, чтобы вы отправились на его поиски.
Дед выдержал долгую паузу, давая нам оправиться от изумления после чего ласково продолжил:
Вы ешьте, ешьте. А я пока расскажу всю эту историю с самого начала. В прошлом году один знакомый купец отправился за рабами в Улус Джучи. Дорога дальняя, морем. Сначала до Константинополя, потом до Каффы или Таны. Торговля это не шуточная, ибо рабы идут на пополнение армии. Главный покупатель казна. Деньги здесь ворочаются немалые. Вот Омар и позарился. Заодно меня, старого дурака, с пути сбил. Для покупки рабов нужны деньги, поэтому обычно берут с собой товары для продажи там, чтобы с выручки всё и купить.
Омар придумал повезти туда благовония. Обычно мы их сдаём посредникам в здешних портах. Ладан, например, идёт к франкам, нам туда хода нет. К грекам тоже. Вот и пришла в голову мысль попробовать добраться до Сугдейского моря. Там властвует хан Джанибек, они с нашим султаном друзья. До христианских земель рукой подать. Это же золотое дно! В каждом храме ладан курят. Дела сейчас после чумы плохо идут, покупателей мало. А купец тот поедет с султанской дорожной грамотой, кто его тронет? Вот так отправил я Омара с грузом ладана. Ровно год назад. А вернулся тот купец осенью один.
Дед задумался, печально глядя на бесстрастную луну. Это была только присказка.
Всё было в порядке. Рабов купец привёз, взял хорошую цену, со мной расплатился по полной. Передал привет от Омара. Сказал, что тот остался там ещё по каким-то делам. По каким неведомо. Торговый промысел таков, что здесь никто никого не выспрашиваеттолько если сами рассказывают. Что-то очень выгодное наклюнулось. Страна дальняя, неведомая. Всяко бывает. Зимой через море пути нет. Думал летом Омар вернётся. А сегодня пришло письмо из Трапезунда. С караваном привезли. Заёмное, на имя Омара. Прислали здешнему меняле.
Дед снова замолчал. По мере рассказа голос его становился всё более суровым, и от былой шутливой манеры уже не осталось следа. Настоящий купец не может шутить с деньгами. Возможно опытный делец уже всё понял бы из этого рассказа, но мы с Самитом были далеки от всех торговых тонкостей. Это понимал и дед. Тяжело вздохнув, он продолжил:
По этому письму я должен выплатить почти 30 тысяч иперперов. Сумма огромная. Кредитор не стал дожидаться оплаты, перепродав долг тамошнему меняле. По какой причине тот не попытался получить этот долг с самого Омара там, в улусе Джанибека? Ведь это было бы намного проще, да и выгоднее. Раз меняла переслал письмо сюда в Каир, значит никакой возможности сделать это у него нет.
Выразительно помолчав, он закончил:
А раз сам Омар не приложил своего письма, то значит и его судьба неизвестна. Он пропал.
Ветры часто дуют не туда, куда хочется кораблю. Эти слова деда, сказанные той ночью, я запомнил лучше всего. На всю жизнь. Он сказал их, когда я стал отказываться. Тогда мне всё это казалось каким-то безумием.
Ехать куда-то за тридевять земель, на край света. В страну, языка и обычаев которой я не знаю. Зачем? Если с Омаром что случилось, то уж я точно не смогу ему помочь. Он старше и намного опытнее меня в жизни и в делах. Разве не лучше нанять знающего человека, умеющего распутывать зловещие тайны?
Что бы там не случилось, никто не в силах помочь, кроме правителя той страны. Это земля ислама. Хан Джанибек имеет мусульманское имя Махмуд. На своих монетах он пишет султан правосудный Джелал эд-Дин, что означает величие веры. Кто знает, что за клубок там запутан? Может его можно только разрезать? Тогда придётся просить защиты и помощи у хана. Кому пристало это делать, как не родственнику? Ты несколько лет изучал законы поэтому сможешь достойно выступить перед тамошними кади.
Кроме того, тебе придётся действовать там от моего имени, с моей печатью. Это слишком большая ответственность и великий риск, чтобы я мог положиться на чужого человека. Что может взбрести ему в голову, когда он окажется за три моря отсюда, вне досягаемости здешних властей и законов?
Тем более всё чего я хочу, это чтобы ты достиг пределов царства Джанибека и подал заявление о пропаже Омара. Больше ничего. Тебе не нужно никуда совать нос. Мало того, я это тебе строжайше запрещаю!
Голос деда дрогнул, и он заговорил тише и проникновенней:
Мне самому не хочется тебя туда посылать. Выхода другого нет. Если Омар не найдётся тебе всё равно придётся принимать мои торговые дела. Моих детей унесла чума. Остались только выдва внука. Конечно есть ещё зятья, но мне хотелось, чтобы наше семейное дело и дальше носило имя Тариков. Кроме того Не буду тебя обманывать. Дела мои не так уж хороши. Мне сейчас нечем платить этот долг. Вряд ли удастся и занять нужную сумму для его погашения. Выход одинотказаться платить под предлогом, что сделка была заключена незаконно. Я уже сказал об этом меняле, сообщив, что послал своего внука выяснять обстоятельства дела.
Слов нетдед был настоящий делец. Уж если он раскинул сеть, то не оставалось ни малейшей лазейки.
Вот тогда, похлопав меня по плечу, он произнёс те самые слова, врезавшиеся в мою память на всю жизнь. Эта бесхитростная поговорка подействовала на меня сильней, чем мудрые речи о неизбежности судьбы и превратности предначертаний.
Словно в подтверждение неожиданный порыв ветра вздул пламя на углях жаровен.
Я почувствовал, что корабль моей жизни понесло куда-то в неизвестность.
III. В Страну Мрака
Древние говорили: человек может быть живым, может быть мёртвым и может плыть по морю. То есть, он ещё не умер, но и живым его считать неблагоразумно. Плывущий по морю идёт по грани между жизнью и смертью. Лучше всего справедливость этих слов чувствуешь в ветреную ночь на борту корабля, ушедшего вдаль от берега. Когда качаются стены и пол под ногами, скрипят снасти, и ты всеми поджилками ощущаешь, что от бездны тебя отделяет только обыкновенная доска.
Я лежал в трюме, закутавшись в плотный шерстяной плащ из грубой шерсти, и думал.
Рядом со мной спали Самит и Симба, за зыбкой перегородкой ворочали тяжёлыми вёслами гребцы, а прямо над головой слышались шаги кормчего, управлявшегося с рулём. Палуба у нашего корабля была только на носу и корме, остальная часть была прикрыта лишь навесом из циновок. Кают тоже не было. Путники, доверившие себя воле волн, ютились посреди грузов, укрытых в трюмах от превратностей непогоды. Собственно, таковыми были только мы трое.
Корабль шёл в порт Лимасол на Кипре. Это был шейти, принадлежавший александрийскому патриарху. Ему предстояло взять там на борт ценный груз: кувшины какого-то особенного вина, которое делали рыцари ордена святого Иоанна Иерусалимского в своём замке, в паре фарсахов от гавани. Самит сказал, что оно называется королевским с тех самых пор, как его по достоинству оценил французский король Филипп, прибывший сто лет назад в наши края освобождать Гроб Господень. Вино отличалось сладостью, крепостью и особенным вкусом, а самое главное, переносило долгую перевозку и хранение. То, что оно долго не закисало и не портилось будучи откупоренным, делало его очень удобным для причастия в христианских храмах.