Светлана АлешинаУтро вечера дряннее
Глава 1
Знаете, бывают такие дивные дни. Иначе их и не назовешь. Когда внешне все вроде бы остается на своих местахинфляция, кризис, войны, вредные соседи, гора писем от читателей, причем не самых умных и корректных, зима, унылые лица прохожих, надвигающаяся эпидемия заморского гриппа словом, наличествует весь маразм нашей жизни, но что-то внутри нас начинает вдруг смеяться и озорничать. Вот такой день посетил меня. Ни тебе угрызений совести, ни грустных мыслей, ни мучительных воспоминаний. Но ведь человек как устроен? Он сразу же кидается в раздумья: за что ему такое счастье, такая честь, такая радость, заслужил ли он все это, и если да, то чем?
Обычно ответа на этот вопрос не находишь. Памятуя о подобных светлых днях, не раз посещавших меня, я не стала докапываться до истины: что, зачем, почемуи вприпрыжку сбежала по ступеням лестницы своего подъезда. Радость была такой исполинской, что мерно покачивающийся и жалобно дребезжащий лифт ждать не было сил. Поэтому буквально вылетев во двор и сев в свою «ладушку», я еле дождалась, пока прогреется двигатель и, наконец, можно будет тронуться с места. Заранее зная, что такая невесть откуда налетающая радость пагубно влияет на решимость соблюдать правила дорожного движения, я все же подождала, пока прогреется мотор, прочитала себе лекцию, пытаясь усмирить дерзновенный порыв своего сердца.
Попеременно прижимая ладонь ко лбу, щеке и виску, я пробовала определить градус моего внутреннего кипения. И все-таки тот самый вопрос, который никогда в подобных случаях не получал ответа, упрямо толкался в мозг.
Расстояние до работы мне показалось просто смешным, и в этот момент я была готова даже не согласиться работать так близко от дома, чувство, охватившее меня, требовало вольного разбега, свободного пространства и бездны времени. Кто-то вознамерится сравнить его с действием наркотика? Фи! Наркотиками я никогда не баловалась, да и другим не советую, но по рассказам очевидцев, вернее, балующихся, знаю, что действие ни одной марихуаны, героина или кокаина не сравнится с этим счастливым завихрением, которое вираж за виражом наполняет душу все более громким шелестом крыл. Чувствуешь себя быстро расширяющейся Вселенной, и никак не меньше! Единственное, что может, наверное, выдержать сравнение с этим праздничным ощущением, это езда на сумасшедшей скорости по какому-нибудь спидвею. Вот так, врубаешь какой-нибудь жутко темпераментный музон, включаешь сто двадцать ив пропасть! Да нет, не в такую, над которой только орлы да облака, а в ту, что гудит, и радостно стонет, и рыкает кровью, берущей приступом анемичное тело и душу.
Я влетела в редакцию ураганом. Опьяненная радостью бытия, я тем не менее заметила, что Маринки на месте нет. Это неприятно подействовало на меня. Что же, спросит внутреннее чувство, то ощущение, о котором я только что толковала, не способно на великодушие? Даже на самое мизерное? Заключающееся, например, в том, чтобы не заметить отсутствия в приемной своей секретарши? И то обстоятельство, что Маринка, кроме всего прочего, была моей подругой, тем более должно было склонить мою упоенную весенним восторгом душу к снисходительной рассеянности.
Ан нет! И вот почему. Потому что, признаюсь, в меня закралось ревнивое подозрение, не сочла ли эта, то бишь, моя радость, своим долгом посетить и Маринку? Только, несмотря на приятное головокружение, я не опоздала на службу, а Марина, откровенно говоря, плюнула на свои обязанности. И что особенно не давало мне покоя, так это предположение, что Маринкино опоздание не просто было вызвано этой самой радостью, а ее, радости, превосходной степенью.
Если я не опоздала, размышляла я, значит, не настолько опьянилась, чтобы забыть о своих прямых обязанностях, а вот Маринка
И тут дверь распахнулась и в секретарскую влетела моя взмыленная секретарша.
О! воскликнула она. Ты уже здесь? Не смотри, не надо, весело затараторила она в ответ на педантично-строгое движение, которым я приподняла рукав пиджака, дабы взглянуть на часы. Задержалась, признаю
Ты сначала отдышись, поморщилась я.
Ой, ты даже не поверишь! вытаращила она глаза.
Ну отчего же, усмехнулась я, ты у нас личность незаурядная.
Я взяла свой модный портфель, который в замешательстве плюхнула на стоящее перед Маринкиным столом кресло, и направилась было в кабинет.
Ты че, Оль, обиделась? оторопела от моего официального вида Маринка.
Отчего же? повторила я и скептически пожала плечами.
Ты не представляешь, с кем я ехала до работы! снова оживилась Маринка.
«Я ехала домой»томно пропела я.
С Александром Клуниным, восторженно воскликнула Маринка, гитаристом из «Вывиха»!
Из «Вывиха»? не разделяя Маринкиного воодушевления, переспросила я.
Елки-моталки! крикнула Маринка, глаза которой лихорадочно горели, а губы дрожали. Ты же интервью с их продюсером и композитором сегодня брать поедешь!
А-а, процедила я, и что же?
Ну как что?! восклицала неугомонная Маринка. Такое дело! Я с ним знакомство завела. Во-о парень, выставила она вперед и вверх большой палец правой руки.
Где же ты его подцепила? немного смягчилась я, безусловно, движимая любопытством.
Где-где! добродушно передразнила меня Маринка. Не у всех, между прочим, Олечка, есть личный автотранспорт. Маринка скривила смазливую физиономию в ехидной ухмылке. Стояла, голосовала, опаздывала А он тут, миленький, на своем «Фольксвагене». Слушай, Оль, по-приятельски обратилась она ко мне, я таких машин не видела. Представляешь, желтая, но не так чтоб просто
Маринка подыскивала нужное слово.
Ну, желтая, но не так с оттенком пренебрежения усмехнулась я.
Во, радостно блеснули большие Маринкины глаза, золотистая. Ну, супер! причмокнула она. А едет как! Словно летит. Да ты знаешь, почему-то сникла Маринка, тебя ничем не удивишь. Ты на этих иномарках туда-сюда
Ладно, хватит трепаться. Значит, опоздала ты не потому, что с этим, как его подозрительно посмотрела я на Маринку.
Клуниным. Песню их новую слышала? «Если б ты сказала «да», не пришла бы к нам беда Ты же мне сказала «нет», у тебя один куплет»
Вот это точно, засмеялась я, куплет у них всегда один и тот же.
Он мне сказал, между прочим, что с фанерой они завязали! с запальчивой гордостью воскликнула Маринка.
Тебе лучше знать, равнодушно проронила я, ты у нас знатная меломанка.
Зря смеешься, надулась Маринка, не забудь, тебе сегодня с их шефом общаться. А он товарищ непростой, крикнула она, когда я уже вошла в кабинет.
Маринка еще долго напевала что-то за дверью. Что-то умопомрачительно-скучное и сентиментальное.
«Так, так, так, села я в свое рабочее кресло и закурила. Что же, Ольга Юрьевна, с вашей профессиональной и гражданской памятью стало? с меланхолической издевкой спросила я себя. Действительно, ведь вам сегодня с этим, как его Ежовым Андреем о проблемах искусства попсового придется говорить Так»я резко встала, подошла к висевшему на стене овальному зеркалу, рама которого представляла собой бронзовый фрагмент райских зарослей, и принялась изучать свой благородный фейс. Зверски надоевшее зеркало было принесено мною из квартиры. Потешив самолюбие, я окинула критическим взглядом свою фигуру и осталась довольна.
Наряд мой тоже был, что называется, к месту. Под местом я понимала в данном случае артистические круги, наш тарасовский попсовый бомонд. Кожаные брючки и темно-синий бархатный пиджак. Под нимчерная водолазка. На грудисеребряное чеканное колье из плоских сине-белых трапеций, напоминающее греческий орнамент.
Я несколько раз провела рукой по своим только что выкрашенным волосампод конец зимы мне почему-то захотелось стать блондинкой. Но не для того, чтобы привлекать мужское внимание, а из чистого экспериментаторства. К тому же у меня голубые глаза.
Я тебе покрепче сварила, внесла Маринка в кабинет поднос, на котором поблескивали новые фарфоровые чашки. Нет, Оль, что ни говори, а белые волосы тебе к лицу.