Квартирные кражи совершал так же расчетливо, тщательно изучая время, когда хозяев нет дома. Под предлогом, что нужно встретиться с подругой, но опасается натолкнуться на мужа, останавливал на улице женщин и просил их постучаться в нужную квартиру. Как правило, помочь ему соглашались. С некоторыми женщинами начинал встречаться, в дальнейшем используя их помощь. Расплачивался безделушками, взятыми из квартир. Порой вместе с Фоминым переодевались в рабочую одежду и со слесарными инструментами ходили по подъездам. Действовали осторожно, никогда не спрашивая про нужные им квартиры. Куртенкова для такой деликатной работы он не использовал. Объяснял Сергееву: «Интеллекта маловато, и руки сплошь в татуировках, только народ пугать. Книжек вообще не читает. А так парень ничего, в колонии перевоспитаете, нормальным человеком будет!». Перевоспитается!
Фомин, которого арестовали и привезли из соседней области, угадывая знакомую игру приятеля, тоже просил бумагу и писал явку с повинной. Но когда на очной ставке Остяк сал слишком подробно перечислять долю краденого, полученную Фоминым, тот возмутился:
Мне столько отродясь не доставалось!
Кинулся с кулаками на Остяка. Тот, увернувшись, ткнул сообщника пятерней в глаза.
Держите психа!
Сергеев рассматривал фотографии пробитой доски и деформированной пули, извлеченной из цементного поддона. Пуля выпущена из пистолета, принадлежащего Ольхову. Выстрел произведен в открытую дверцу шкафа-холодильника. Но на следы перестрелки это походило меньше всего. Дверь шкафа была закрыта, место, куда угодила пуля, заставлено пустыми бутылками. Видимо, след случайного выстрела. Ольхов иногда приносил пистолет домой. Возился с ним на кухне, чистил и забыл про патрон в стволе. Такое могло быть вполне.
Могло, мрачно согласился Бондарев, сначала в доску, потом в себя.
Самым близким другом Ольхова был Николай Аверин, механик автоколонны. Сергеев его хорошо знал. Раньше вместе ездили на охоту, собирались в одной компании у Ольхова.
Знаешь, мы все-таки стали не такие, относимся к жизни как-то облегченно. Сашка с Маринкой семнадцать лет прожили, девчонка старшая уже взрослая, и вдруг все в один момент кончается. Оба удила закусили, на детей плевать
Они сидели в тесном кабинете Аверина. Без конца трезвонил телефон. Николай вяло переругивался с кем-то на другом конце провода. Наконец, ему надоело, он выдернул шнур из розетки.
Поговорить не дадут. А знаешь, зачем звонят?
Запчасти просят.
Правильно. Три звонка из четырех обязательно ггп аяггияотягм Ον и rmn6ne.Mv создали! Ко мне вчеоа двое кооператоров приходили, передний мост на «УАЗ» просили. Знаешь, сколько предлагали?
Нет.
Много, покрутил головой Аверин.
Договорились?
Со мной нет, а в другом месте обязательно договорятся. Например, с моей же кладовщицей. Попробуй, поучи ее сознательности, когда у нее оклад сто пятнадцать и муж пьяница, а на базаре мясо пять рублей и картошка рубль! Эх, Слава, сколько греха от этой проклятой нищеты.
В материалах дела уже имелось объяснение Аверина. Он заходил к Ольхову перед работой утром 14 ноября. Зашел специально пораньше, чтобы застать дома. Хотел попросить его в субботу помочь забетонировать пол в гараже.
Ольхов пил чай. Аверин отказался.
Саня тогда засмеялся. Говорил, привык, небось, к растворимому кофе, от чая отказываешься.
Ничего необычного в поведении Ольхова он не заметил. Говорили о мелочах. Но то, что Ольхов последние месяцы находился в подавленном состоянии, это факт.
Мне кажется, не только из-за семейных неурядиц, сказал Аверин. Ты же Саньку знаешь. Помнишь историю с мебельным магазином? Тогда очень переживал. Говорил: уйду из милиции!
С год назад Ольхов зашел по каким-то делам в мебельный магазин. При нем продавали набор импортной мебели. Покупал якобы ветеран войны. Саша залодозрил спекуляцию и решил проверить. Продавцы пожимали плечами, мы ничего не знаем. Директор магазина куда-то подевалась, а грузчики тем временем шустро перекидывали ящики в кузов машины. Водитель уже трогался, когда Ольхов выдернул ключи зажигания.
Покупатель, не похожий на ветерана, перепугавшись, признался, что договорился насчет мебели через грузчиков и заплатил им триста рублей. Потом опомнился и стал все отрицать. Появилась директор магазина и, не заводя разговора с Ольховым, тут же позвонила в исполком и начальнику милиции. Сообщила, что в магазин заявился какой-то милиционер, похоже, выпивши, устроил скандал, сует под нос удостоверение. Приезжайте разберитесь!
Приехал замполит Лисянский. Мебель действительно была оформлена на ветерана, хотя продавали ее явно налево. Лисянский извинился перед директором и увез Ольхова в горотдел. Бондарев оглядел тогда злого, взъерошенного Саню.
Хуже пацана! Никаких доказательств, одни амбициии скорее кулаками махать.
Весь город знает, что в нашем мебельном магазине хорошей мебели без переплаты не возьмешь, хмуро возразил Ольхов. Там целая воровская шайка. Половина грузчиковранее судимые. Почему не направите в ОБХСС? Ведь не первый раз об этом магазине речь ведем!
Лисянский, как всегда, смотрел поверх очков в сторону и говорил Сергееву:
Правильно насчет амбиции замечено. Заелись некоторые наши перспективные работники. Один Ольхов за правду-матку в бой идет, а мы так себе! Лучше бы, Александр Иванович, в семье порядок навели да задания как следует выполняли. В городе кражи каждый день, а он, видите ли, продажу мебели контролировать решил.
Лисянский продолжал говорить, а Сергеев, присутствовавший при разговоре, вспомнил, что замполит недавно купил чешский кухонный гарнитур. Наверное, r этом же магазине. Иль ппямо с базы. Вот спросить бы!
Этого Лисянский ему не простит. Зло подумал: «Во״ лицемер!» Не выдержав, перебил Лисянского:
Может, хватит, Вадим Борисович! Ольхов не мальчик, сам все понимает. Там действительно целы* шалман. С людей три шкуры дерут, а от начальствг дефицитом откупаются.
Посмотрел на Лисянского. Тот протирал очки.
Я позвоню в отдел торговли. Пусть разбираются, у нас своих дел хватает.
Потом Ольхов курил в форточку. Расплющив о подоконник окурок, невидяще уставился в стекло.
Слава, наверное, действительно, я идеалист. Или дурак. Зачем я, ты, все сидим здесь, деньги получаем, если обыкновенный гадюшник прихлопнуть не можем?
И Сергеев, и Ольхов хорошо знали, что происходит в единственном на весь город и район мебельном магазине. Знали, что через подставных лиц и грузчиков сбывались дефицитные гарнитуры, и догадывались, какое место занимала в этой цепочке директор магазина. Слишком большие связи приобрела она за последние несколько лет, и совсем не просто даже для Бондарева было подступиться к ней.
О чем вы еще говорили с Саней в то утро? спросил Сергеев.
О ремонте о пустяках разных Аверин пожал плечами, ну, ничего такого, что бы тебя заинтересовало. Слишком веселым он не был, задумчивым тоже. Обычное настроение, торопился на работу. Заходи, говорит, вечером, у меня бутылка коньяка неделю в холодильнике стоит, скоро прокиснет. А вечером вон оно как получилось
Николай, ты эту бутылку сам видел?
Стояло что-то в холодильнике. Когда он масло доставал, я мельком бутылку виделвроде коньяк.
Она была полная?
Слушай, а это так важно? До чего мы любим ковырянье. Трезвыйнетрезвый, тьфу ты!
Аверин раздраженно крутнулся в кресле, которое затрещало под тяжестью его стокилограммового тела.
Не в этом дело. Ты можешь ясно сказатьда или нет!
Кажется, полная. На половинку он бы меня не пригласил. Ты скажи откровенно, что-нибудь новое стало известно, не самоубийство?
Нет, все нормально, сказал Сергеев, поднимаясь. То есть нормального ничего нет. Бывай!
Итак, утром в холодильнике стояла полная бутылка коньяка. Сам Ольхов в тот день ничего не пил. С работы домой он пришел в половине восьмого. Примерно через полтора-два часа раздался выстрел. Значит, в квартиру к Ольхову кто-то приходил, видимо, хорошо знакомый. Саня угостил его коньяком, но сам пить не стал. И визит имел какое-то решающее роковое значение. Именно после него Ольхов выстрелил себе в грудь. Но кто мог быть этот человек?